Файл: Книга о современных супергероях людях, которые, вопреки тяжелым жизненным обстоятельствам, сумели добиться успеха и стать счастливыми.pdf

во многом базируется на экстремальных ситуациях или нестандартных клинических выборках. Масштабный обзор, в котором анализировались все исследования в области межпоколенческого переноса насилия (его результаты публиковались в период с 1975 по 2000 год), показал, что только десять из двухсот исследований разработаны надлежащим образом для обоснованного вывода о причинно-следственной связи и только в одном использовалась выборка общенационального масштаба. Исходя из этого,
авторы обзора пришли к заключению, что свидетельства наличия цикла насилия в лучшем случае непоследовательны
[850]
. Точно так же и метаанализ межпоколенческого переноса насилия со стороны партнера,
проведенный в 2000 году, показал, что семейная история насилия оказывает на то, будет ли ребенок, ставший взрослым, вовлечен в подобные отношения, лишь незначительное либо умеренное влияние
[851]
Дальнейшие исследования, проведенные после 2000 года
[852]
, тоже подтвердили слабость взаимосвязи между насилием в семье в детстве и зрелом возрасте, за исключением наиболее тяжелых случаев
[853]
Это означает, что, хотя цикл насилия в семьях существует, это не распространенное явление. Большинство детей, ставших дома свидетелями насилия, в дальнейшей жизни не будут вовлечены во взаимоотношения подобного рода
[854]
, поскольку этому как минимум не менее мощно препятствует целый ряд других важных факторов: индивидуальные сильные стороны, положительные аспекты окружения, другие влиятельные связи и контакты. Важно отметить, что то же самое касается и других видов насилия — физического, эмоционального, сексуального, связанного с алкоголем или наркотиками, — а также другого негативного опыта,
который, как боятся многие сверхнормальные люди, может передаваться от родителей ребенку. Хотя некоторые из подвергшихся в детстве сексуальному насилию людей, повзрослев, сами становятся насильниками,
с большинством жертв этого не происходит
[855]
. И стиль воспитания
[856]
не передается из поколения в поколение, как эстафетная палочка, и развод ни коем случае нельзя назвать семейным проклятием
[857]
. Даже в случае проблем, в которых доказана роль наследственности, таких как депрессия
[858]
и алкоголизм
[859]
, гены отвечают только примерно за половину отклонений в результатах; остальное можно объяснить другими факторами, присутствующими в самом человеке и окружающей его среде.
В общем доказательства «цикла» практически любого вида неблагоприятных жизненных обстоятельств, обсуждаемых в книге, не слишком убедительны. Намного правильнее сказать, что в семье или

сообществе «по наследству» передается риск таких проблем
[860]
, однако,
согласитесь, подвергаться риску — вовсе не то же самое, что быть обреченным на печальный итог. Аналогичным образом случаи заболевания раком молочной железы или сердечно-сосудистыми заболеваниями в семье несколько повышают вероятность того, что у ее членов возникнут подобные проблемы со здоровьем, но это никоим образом не подтверждает неизбежность этих страшных болезней. В сущности, само осознание риска нередко подталкивает нас к намеренным, сознательным, здоровым,
защитным вариантам выбора. Вот и история семейного несчастья может иметь такой же позитивный эффект.
Перескажу вам притчу, которую рассказал мне один священник в ходе беседы о психологической устойчивости
[861]
. В одной семье росли два брата, их отец был агрессивным алкоголиком. Один брат, повзрослев, стал горьким пьяницей и родителем, совершенно не участвующим в воспитании своих детей, а второй — трезвенником, который нежно заботится о своей жене и детях. Когда священник спросил их, почему, по их мнению, они стали тем, кем стали, оба брата ответили одинаково: «А каким я мог стать,
учитывая то, каким был мой отец?» Проще говоря, там, где одни видят обреченность повторения истории, другие видят необходимость изменить ситуацию.
* * *
Как уже говорилось, дети действительно многому учатся у своих родителей и социальной среды, однако обучение через наблюдение выходит за рамки модели «все побежали, и я побежал». В 1963 году
Бандура провел следующее исследование на базе известного эксперимента с куклой Бобо
[862]
; снова дошкольники стали свидетелями агрессивного нападения на нее взрослого, только на этот раз агрессия в одном случае вознаграждалась похвалой и угощением, а в другом — выговором и наказанием. Так вот, дети, которые видели, что агрессия наказывалась, с намного меньшей вероятностью копировали увиденное, чем те, кто видел,
как насилие поощряется. К сожалению, этот эксперимент с куклой Бобо известен намного меньше, чем первый, ведь он весьма наглядно демонстрирует, что даже дошкольники обращают внимание не только на действия и поступки людей как таковые, но и на их последствия.
«Мудрый учится на чужих ошибках»
[863]
, — гласит народная

мудрость. Мы склонны думать о ролевых моделях как о людях,
указывающих нам путь вперед, на самом же деле некоторыми из наиболее влиятельных моделей такого рода становятся поучительные истории. Мы наблюдаем, как кто-то идет в жизни по пути, по которому мы сами ни за что не пойдем
[864]
. Это истории о людях, которыми мы клянемся никогда и ни за что не становиться. В одном качественном исследовании с участием молодых людей, подвергавшихся в детстве воздействию насилия в семье
[865]
, некоторые участники, очень похожие на Дженнифер, боялись в будущем оказаться в ловушке несчастливых взаимоотношений; но еще больше респондентов утверждали, что неправильное поведение родителей их многому научило. Помня о своем детстве, они уделяли особо пристальное внимание поведению потенциальных партнеров, стараясь держаться подальше от тех, кто напоминал им о матери или отце- насильнике. Они не воспринимали хорошие взаимоотношения между людьми как должное и в результате подходили к выбору партнера особенно осторожно и тщательно.
«Видеть плохого родителя — не значит быть таким родителем»
[866]
, —
писал Леонард Шенголд в книге Soul Murder («Убийство души»). Так было с мэром Нью-Йорка Биллом де Блазио, чей отец вернулся со Второй мировой войны героем, но со временем стал алкоголиком и в конце концов,
когда Биллу было восемнадцать лет, покончил жизнь самоубийством. В
двадцать с небольшим де Блазио сменил фамилию отца на фамилию матери. И хотя, по его собственному признанию, было время, когда он сомневался в своей способности иметь нормальную семью, впоследствии он стал мужчиной, для которого жена и дети являются центром Вселенной.
Оглядываясь назад, Блазио считает, что именно благодаря отцу пошел служить в армию и именно отец преподал ему «очень, очень важные личные уроки относительно того, как надо прожить жизнь»
[867]
. Как говорит де Блазио, «отец показал мне в первую очередь плохой опыт. От него я узнал, чего не следует делать»
[868]
Способность человека вести себя иначе, чем родители, разрывая тем самым негативный цикл, каким бы этот цикл ни был, невозможно переоценить. Взрослея, Дженнифер буквально все в жизни делала не так,
как ее отец и мать. Она выбрала надежный карьерный путь, чтобы всегда иметь средства для оплаты услуг врача и покупки туалетных принадлежностей и прочих вещей, которые могут ей понадобиться. Она выбрала в мужья человека, который ничем не был похож на ее папу, и когда они, готовясь к свадьбе, составляли обеты, в которых подтверждали свою

любовь и верность, в них не было слов «и в горе, и в радости». «Слишком уж много раз я слышала эти слова как оправдание насилия и агрессии», —
сказала Дженнифер.
Намного труднее Дженнифер далось избавление от навязчивых слов,
которые мать прокричала в тот день, когда она покидала дом: «Ты поймешь все когда-нибудь, когда у тебя будут свои дети!» По признанию Дженнифер,
этого она боялась больше всего. «Не то чтобы я не хотела простить своих родителей. Я их прощаю. И я испытываю к ним сострадание. Но понимать их я не хочу. Для меня понимание их поступков означает их оправдание.
Это означает, что я согласна на такую же жизнь, какой жили они, что я буду делать то же самое, что делали они. Для меня нет ничего страшнее мысли,
что я, с таким трудом вырвавшись из мира, в котором росла, потом вдруг стала такой же, как они. И если рождение ребенка означает большее понимание… то я лучше не буду его рожать». А когда я предположила, что,
вполне возможно, родив своих детей, она вполне может обнаружить, что понимает своих родителей вовсе не больше, а, напротив, гораздо меньше,
Дженнифер расплакалась от облегчения.
* * *
«Когда люди меня спрашивают, стоит ли им иметь детей, я никогда не говорю им, что делать. Я просто отвечаю: “Этот опыт не сравнится ни с чем”. И все. Никакой замены этому нет. Невозможно получить такой опыт с другом. Ты не можешь сделать это с любовницей. Если ты хочешь иметь опыт абсолютной и полной ответственности за другого человека и научиться любить его и быть связанным с ним теснейшими узами, только тогда тебе следует родить детей»
[869]
. Это слова Морриса Шварца,
профессора социологии, о котором пишет Митч Элбом в мемуарах
Tuesdays with Morrie
[870]
. И эти же слова мне хочется говорить каждому сверхнормальному человеку, который раздумывает, следует ли ему иметь детей.
Рождение ребенка — это выбор, и единственный абсолютно верный способ прожить жизнь иначе, чем плохие родители, — не становиться матерью или отцом. Сверхнормальным людям слишком хорошо известно,
что брак бывает неудачным, а детство может быть несчастливым, что не все родители справляются со своей задачей, поэтому воспитание детей нередко кажется им очень рискованным предприятием. Некоторые люди решают

отказаться от детей, потому что им надоело заботиться о других. «Я просто хочу наконец-то пожить для себя», — сказал один из моих клиентов. И это тоже факт, который очень полезно о себе знать. Но в решении Дженнифер было что-то пассивное и меланхоличное; она запустила его несколько лет назад на предыдущих сеансах психотерапии, словно пробный шар. На самом деле нельзя сказать, что она не хотела детей, просто ей казалось, что из-за пережитого ею негативного опыта, из-за того, как вели себя ее родители, она, возможно, не годится в матери. Или ее беспокоило, что с рождением ребенка она может оказаться в той же ловушке, в какой жила ее мать, и запустит таким образом очередной виток цикла жестокости и несчастливого детства.
Дженнифер не понимала — или не могла в это поверить, — что, создав собственную семью, она получает одинаковый шанс как разорвать этот разрушительный цикл, так и повторить незавидную судьбу своей матери.
Джеймс Роудс, известный пианист, который в свое время даже не надеялся стать, по его словам, «уверенным в себе, продуктивным, нормальным членом общества»
[871]
, тоже сильно колебался, решая становиться родителем. В ужасе от того, что его ребенок может страдать так же, как он сам, или от того, что он так страдал, Роудс в своих мемуарах пишет, что хотел бы смотреть на это так просто: «Что рождение моего сына является началом конца моей старой жизни и началом новой, гораздо более полноценной»
[872]
. Я вовсе не утверждаю, что сверхнормальным людям легко решиться на рождение ребенка — и пережить в этом процессе собственное перерождение, — но убеждена, что это возможно. И такое действительно случается.
Именно это, к ее удивлению и, безусловно, облегчению, случилось с Дженнифер, которая сразу после рождения первенца чувствовала себя так, будто каждый день просыпается в совершенно новом мире. Мир,
конечно же, не изменился; по признанию Дженнифер, она заметила это еще по дороге из роддома домой. Женщина с отстраненным любопытством наблюдала за тем, как мимо проезжали другие автомобили, развозя людей на работу, в рестораны, магазины или по домам, и все вокруг вели себя так,
будто в мире ничего не изменилось, но для Дженнифер все стало другим.
Она сидела на заднем сиденье машины с новорожденным малышом на руках, и он смотрел на нее широко открытыми глазами, такими же беззаботными и ничуть не обеспокоенными прошлым, как небо над их головами.
Говорят, рождение ребенка превращает нас в туристов в своих городах;

мы вдруг обнаруживаем, что посещаем парки, музеи и зоопарки, о существовании которых раньше и не догадывались. Примерно то же случилось с Дженнифер; ее сын, а позже и дочь, росли, а она чувствовала себя туристом в собственной жизни. Конечно же, дело было не только в том, что она начала посещать новые места. Теперь у Дженнифер появились новые заботы, новые приоритеты. А также новая роль и новая идентичность. Появились радости, которых она никогда прежде не знала.
Например, когда дочь вернулась из детского сада, а в ее тетрадке,
озаглавленной «Все обо мне», в графе «Я чувствую…» каракулями шестилетнего ребенка было дописано «себя дома очень-очень хорошо».
Видеть мир глазами счастливого ребенка для Дженнифер было опытом,
которого она прежде не переживала.
Возможно, вы подумали, что «Мститель» — довольно странное название для главы, посвященной теме семьи, однако некоторые сверхнормальные, думаю, очень хорошо меня понимают. Говорят,
счастливая жизнь жертвы — самая лучшая месть обидчику, а для некоторых людей дети — ярчайшее воплощение счастливой жизни.
Возможно, это самый персональный способ нанести ответный удар и изменить ситуацию к лучшему из всех существующих. В одном интервью
Национальному общественному радио писатель Джонатан Сафран Фоер вспомнил слова своей бабушки, пережившей холокост, о том, что значили для нее дети и внуки: «Она часто говорила: “У других людей есть бриллианты и жемчуг, а мои бриллианты и жемчуг это вы. Вы — моя месть”. Ее счастье… ее определение счастья было теснейшим образом связано с реакцией на трагедию ее семьи. И, знаете, ее радость жизни действительно была ее местью»
[873]
Дети Дженнифер тоже были ее бриллиантами и жемчугом, и она очень высоко ценила простые милые моменты, которых когда-то не могла представить в своей жизни. Например, когда ее маленький сын с гордостью принес ей горсть камешков, будто это были самые драгоценные в мире самоцветы, какими они, конечно же, для нее и были. Когда наблюдала, как дети выпрыгивают из школьного автобуса и стремглав мчатся к дому —
совершенно не так, как возвращалась домой она. Когда она слышала, как они бегут к обеденному столу в предвкушении любимых кушаний. «Я не помню, чтобы в нашей семье когда-нибудь готовили то, что я любила, —
рассказывала Дженнифер, — и уж совсем не помню, чтобы я, идя к столу,
надеялась это получить».
По данным исследований, когда мы взрослеем, самые обыкновенные

впечатления и переживания делают нас счастливее
[874]
. Пожалуй, в первую очередь это относится к сверхнормальным людям, для которых самое ординарное нередко бывает необыкновенным. Они как к невероятной роскоши относятся к жизни в доме, где чувствуешь себя в безопасности.
Им кажется чем-то особенным возможность удовлетворять немудреные потребности и желания своих детей — и свои тоже. Среднеожидаемое нередко воспринимается ими как нечто замечательное и удивительное.
Иметь любовь и собственную семью для них — это справедливость, на которую они даже не рассчитывали.
«Я никогда не думала, что у меня будет такая жизнь, — призналась
Дженнифер. — Маленькой я никогда не чувствовала, что для кого-нибудь важна. Теперь, когда мои дети бегут к двери, чтобы поприветствовать меня,
или машут мне из окна, когда я отправляюсь по делам, я чувствую себя настолько значимой и важной, что мне становится больно. Это так потрясающе, что просто пугает». Дженнифер раньше нечего было терять, и теперь она иногда, а может, и довольно часто, боится, что удача отвернется от нее. То, что она нашла в материнстве огромную радость, смысл и беззащитность, вряд ли необычно
[875]
— это совершенно нормально, — но для нее стало самым замечательным в родительстве.
* * *
Нынешняя жизнь Дженнифер, ее жизнь в настоящем, иногда такая,
словно и не было несчастливого детства. Но случаются, конечно, моменты,
напоминающие о страданиях каким-либо новым способом. Ей, например,
было грустно за своих детей, да и за себя, когда она видела бабушек и дедушек, которые нянчат младенцев, или идут в школу к внукам на День бабушек и дедушек, или дают детям полезные советы по воспитанию внуков. «Мне воспитывать детей помогает Amazon», — сказала
Дженнифер, имея в виду, что она обычно узнает, какое одеяльце, книжку или велосипед лучше купить ребенку, в ходе собственных расследований и благодаря отзывам других родителей.
Дженнифер тщательно скрывала подобные моменты от сына и дочки,
так же как раньше скрывала свои проблемы от друзей, и не раз плакала в моем кабинете, отлично понимая, что настанет день, когда им придется узнать печальные подробности о ее детстве. «Я так хотела бы, чтобы мне никогда не пришлось рассказывать им об этом. Я не хочу лгать своим