и безгласна.

Сантьяго понял, о чем говорил погонщик, хотя попал в

пустыню впервые. Он и сам, глядя на море или в огонь, часами

мог не произносить ни слова, ни о чем не думая и как бы

растворяясь в безмерной силе стихий.

"Я учился у овец, учился у хрусталя, - думал он. -

Теперь меня будет учить пустыня. Она кажется мне самой древней

и самой мудрой из всего, что я видел прежде".

А ветер здесь не стихал ни на миг, и Сантьяго вспомнил,

как ощутил его дуновение, стоя на башне в Тарифе. Должно быть,

тот же самый ветер слегка ерошил шерсть его овец, бродивших по

пастбищам Андалусии в поисках корма и воды.

"Теперь они уж больше не мои, -- думал он без особенной

грусти. - Забыли меня, наверно, привыкли к новому пастуху. Ну

и хорошо. Овцы, как и каждый, кто странствует с места на место,

знают, что разлуки неизбежны".

Тут ему вспомнилась дочка суконщика - должно быть, она

уже вышла замуж. За кого? Может, за продавца кукурузы? Или за

пастуха, который тоже умеет читать и рассказывать невероятные

истории - Сантьяго не один такой. То, что он почему-то был в

этом уверен, произвело на юношу сильное впечатление: может, и

он овладел Всеобщим Языком и знает теперь настоящее и прошлое

всех на свете? "Предчувствие" - так называла этот дар его

мать. Теперь он понимал, что это -- быстрое погружение души во

вселенский поток жизни, в котором судьбы всех людей связаны

между собой. Нам дано знать все, ибо все уже записано.

- Мактуб, - промолвил юноша, вспомнив Торговца

Хрусталем.
Пустыня песчаная иногда вдруг становилась пустыней

каменной. Если караван оказывался перед валуном, он его огибал,

а если перед целой россыпью камней - шел в обход. Если песок

был таким рыхлым и мелким, что копыта верблюдов увязали в нем,

- искали другой путь. Иногда шли по соли - значит, на этом

месте было когда-то озеро, - и вьючные животные жалобно ржали.

Погонщики спешивались, оглаживали их и успокаивали, потом

взваливали кладь себе на плечи, переносили ее через

предательский отрезок пути и вновь навьючивали верблюдов и

лошадей. Если же проводник заболевал или умирал, товарищи его

бросали жребий: кто поведет его верблюдов.

Все это происходило по одной-единственной причине: как бы

ни кружил караван, сколько бы раз ни менял он направление, к

цели он двигался неуклонно. Одолев препоны, снова шел на

---

звезду, указывавшую, где расположен оазис. Увидев, как блещет

она в утреннем небе, люди знали: она ведет их туда, где они

найдут прохладу, воду, пальмы, женщин. Один только англичанин

не замечал этого, потому что почти не отрывался от книги.

Сантьяго в первые дни тоже пытался читать. Однако потом

понял, что куда интересней смотреть по сторонам и слушать шум

ветра. Он научился понимать своего верблюда, привязался к нему,

а потом и вовсе выбросил книгу. Это лишняя тяжесть, понял он,

хоть ему и казалось по-прежнему, что каждый раз, как откроет он

книгу, в ней отыщется что-нибудь интересное.

Мало-помалу он сдружился с погонщиком, державшимся рядом с

ним. Вечерами, когда останавливались на привал и разводили

костры, Сантьяго рассказывал ему всякие случаи из своей

пастушеской жизни.

А однажды погонщик начал говорить о себе.

- Я жил в деревушке неподалеку от Эль-Кайрума. Был у меня

дом и сад, были дети, и я согласен был жить так до самой

смерти. Однажды, когда урожай был особенно хорош, мы на

вырученные за него деньги всей семьей отправились в Мекку -

так я выполнил свой долг верующего и теперь уж мог умереть с

чистой совестью. Я всем был доволен.

Но вот задрожала земля, Нил вышел из берегов. То, что -

казалось мне раньше - ко мне отношения не имеет, теперь

коснулось и меня. Соседи опасались, как бы разлив не смыл их

оливковые деревья, жена тревожилась за детей. Я с ужасом

смотрел, как погибает все нажитое и достигнутое.

Земля после того перестала родить - мне пришлось добывать

себе пропитание другим способом. Так я сделался погонщиком

верблюдов. Тогда и открылся мне смысл слов Аллаха: не надо

бояться неведомого, ибо каждый способен обрести то, чего хочет,

получить - в чем нуждается.

Мы все боимся утратить то, что имеем, будь то наши посевы

или самая жизнь. Но страх этот проходит, стоит лишь понять, что

и наша история, и история мира пишутся одной и той же рукой.
Иногда встречались два каравана. И не было еще случая,

чтобы у одних путников не нашлось того, в чем нуждались другие.

Словно и впрямь все на свете написано одной рукой. Погонщики

рассказывали друг другу о пыльных бурях и, сев в кружок у

костра, делились наблюдениями над повадками пустыни.

Бывало, что к огню приходили и таинственные бедуины, до

---

тонкостей знавшие путь, которым следовал караван. Они

предупреждали, где нужно опасаться нападения разбойников и

диких племен, а потом исчезали так же молча, как появлялись,

словно растворяясь во тьме.
Вот в один из таких вечеров погонщик подошел к костру, у

которого сидели Сантьяго и англичанин.

- Прошел слух, будто началась война между племенами.

Наступила тишина. Сантьяго почувствовал, что, хотя ни

слова больше не было сказано, в воздухе повисла тревога. Еще

раз убедился он, что понимает беззвучный Всеобщий Язык.

Молчание нарушил англичанин, осведомившийся, опасно ли это

для них.

- Когда входишь в пустыню, назад пути нет, - ответил

погонщик. - А раз так, то нам остается только идти вперед.

Остальное решит за нас Аллах, он же и отведет от нас беду, - и

добавил таинственное слово: - Мактуб.

- Ты напрасно не обращаешь внимания на караван, - сказал

Сантьяго англичанину, когда погонщик отошел от них. -

Присмотрись: как бы ни петлял он, однако неуклонно стремится к

цели.

- А ты напрасно не читаешь о мире, - отвечал тот. -

Книги заменяют наблюдения.
Люди и животные шли теперь быстрее. Если раньше они

проводили в молчании дни, а собираясь на привале у костров,

вели беседы, то теперь безмолвны стали и вечера. А потом

Вожатый запретил разводить костры, чтобы не привлекать к

каравану внимания.

Чтобы спастись от холода, путники ставили верблюдов и

лошадей в круг, а сами ложились вповалку внутри его. Вожатый

назначал вооруженных часовых, которые охраняли бивак.

Как-то ночью англичанину не спалось. Он позвал Сантьяго, и

они начали прогуливаться вокруг стоянки. Светила полная луна, и

Сантьяго взял да и рассказал англичанину всю свою историю.

Особенно потрясло того, что юноша способствовал

процветанию лавки, где торговали изделиями из хрусталя.

- Вот что движет миром, - сказал он. - В алхимии это

называется Душа Мира. Когда ты чего-нибудь желаешь всей душой,

то приобщаешься к Душе Мира. А в ней заключена огромная сила.

И добавил, что это свойство не одних только людей - все

на свете, будь то камень, растение, животное или даже мысль,

наделено душой.

- Все, что находится на земле, постоянно изменяется,

потому что и сама земля - живая и тоже обладает душой. Все мы

- часть этой Души, но сами не знаем, что она работает на наше

благо. Но ты, работая в лавке, должен был понять, что даже

хрусталь способствовал твоему успеху.

---

Сантьяго слушал молча, поглядывая то на луну, то на белый

песок.

- Я видел, как идет караван через пустыню, - сказал он

наконец. - Он говорит с ней на одном языке, и потому-то она и

позволяет ему пройти через себя. Пустыня проверит и испытает

каждый его шаг и, если убедится, что он в безупречном созвучии

с нею, допустит до оазиса. А тот, кто наделен отвагой, но не

владеет этим языком, погибнет в первый же день пути.

Теперь оба глядели на луну.

- Это и есть магия знаков, - продолжал Сантьяго. - Я

вижу, как проводники читают знаки пустыни, - это душа каравана

говорит с душой пустыни.

После долгого молчания подал наконец голос и англичанин:

- Мне стоит обратить внимание на караван.

- А мне - прочесть твои книги, - отвечал юноша.
Странные это были книги. Речь в них шла о ртути и соли, о

драконах и царях, но Сантьяго, как ни старался, не понимал

ничего. И все же одна мысль, повторявшаяся во всех книгах, до

него дошла: все на свете - это разные проявления одного и того

же.

Из одной книги он узнал, что самые важные сведения об

алхимии - это всего несколько строчек, выведенных на изумруде.

- Это называется "Изумрудная скрижаль", - сказал

англичанин, гордый тем, что может чему-то научить своего

спутника.

---

- Но для чего же тогда столько книг?

- Для того, чтобы понять эти несколько строчек, -

отвечал англичанин не слишком уверенным тоном.
Больше всего заинтересовала Сантьяго книга, рассказывающая

о знаменитых алхимиках. То были люди, посвятившие всю свою

жизнь очистке металлов в лабораториях: они верили, что, если в

продолжение многих и многих лет обрабатывать какой-нибудь

металл, он в конце концов потеряет все свойства, присущие ему

одному, и обретет Душу Мира. И ученые тогда смогут постичь

смысл любой вещи, существующей на земле, ибо Душа Мира и есть

тот язык, на котором все они говорят между собой. Они называют

это открытие Великим Творением, а состоит оно из двух

элементов: твердого и жидкого.

- А разве недостаточно просто изучать людей и знаки,

чтобы овладеть этим языком? - осведомился Сантьяго.

- Как ты любишь все упрощать! - раздраженно ответил

англичанин. - Алхимия - наука серьезная. Она требует, чтобы

каждый шаг совершался в полном соответствии с тем, как учат

мудрецы.

Юноша узнал, что жидкий элемент Великого Творения

называется Эликсир Бессмертия - он, помимо того что продлевает

век алхимика, исцеляет все болезни. А твердый элемент - это

Философский Камень.

- Отыскать его нелегко, - сказал англичанин. - Алхимики

годами сидят в своих лабораториях, следя, как очищается металл.

Они так часто и так подолгу глядят в огонь, что мало-помалу

освобождаются от всякой мирской суетности и в один прекрасный

день замечают, что, очищая металл, очистились и сами.

Тут Сантьяго вспомнил Торговца Хрусталем, который говорил,

что когда моешь стаканы, то и сам освобождаешь душу от всякой

пакости. Юноша все больше убеждался в том, что алхимии можно

научиться и в повседневной жизни.
Камень обладает поразительным свойством: крохотной части его

достаточно, чтобы превратить любое количество любого металла в

золото.

Услышав это, Сантьяго очень заинтересовался алхимией. Он

подумал, что надо лишь немного терпения - и можно будет

превращать в золото все что угодно. Он ведь читал жизнеописания

тех, кому это удалось: Гельвеция, Элиаса, Фульканелли, Гебеpa,

- и истории эти приводили его в восторг. Всем этим людям

удалось до конца пройти Своей Стезей. Они странствовали по

свету, встречались с учеными мудрецами, творили чудеса, чтобы

---

Смотрите также файлы

• 9. Административноправовой статус юридических лиц.rtf

• Чоу во Курский институт менеджмента, экономики и бизнеса.doc

• Обеспечение эффективного функционирования предприятий требует экономически грамотного управления их финансовой деятельностью, которое во многом определяется умением ее анализировать.doc

• Место отрасли (удельный вес и его изменение) в совокупном объеме деятельности.docx

• 9 Средства связи.docx