ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 329
Скачиваний: 7
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Актан Токiш
«Манкуртстан»
роман-антиутопия
Памяти моего отца посвящается
I
Я свободен! Я могу вернуться домой! Мне не верилось, что этот день настал. Неужели я смог выдержать свой полный срок (14 лет) и еще 9 лет впридачу? Впридачу давали тем, кто делал попытки получить хоть какую-нибудь информацию извне. Письмо стоило 3 года. Я получил 3 письма и к ним 9 лет, потом родные оставили всякие попытки связаться со мной, чтобы я имел шанс хоть когда-нибудь вернуться домой. Такая же ситуация была почти у всех – по 6-9, а то и 15 лет впридачу к основному сроку. Я говорю: «3 письма и к ним 9 лет». На самом деле, я получил 9 лет, письма же мне лишь показывали как вещественные доказательства (однако так, чтобы я мог по подчерку определить, кем они написаны).
Цена писем была определена верно. Они были почти бесценны. Из-за невозможности прочитать их я страдал морально и физически. При мысли об их недоступном для меня содержании у меня начинало гулко стучать сердце, дрожали руки, пропадал аппетит, я мучился, как алкоголик, которому надо опохмелиться или заядлый курильщик, который не курил 3 дня и которому показали сигарету, но не позволили к ней прикоснуться. Моральные страдания были сильнее. Мы здесь не имели никакого контакта с внешним миром. Мы не мечтали о книгах (цена 6 месяцев), газетах (цена 1 год), сотовом телефоне (цена 5 лет), Интернете (даже теоретически не предполагалось), мы не могли общаться даже с конвойными. Для тех, кто нас посадил, важно было не допустить возможности не только нашего контакта с миром посредством получения вестей оттуда, но и едва ли не в большей степени пресечь любой контакт внешнего мира с нами. Общение с конвойными ограничивалось командами с их стороны, и переченем необходимого, а также письменными отчетами – с нашей. На больший контакт не шли, они – под угрозой попасть за решетку, мы – под страхом получить впридачу к сроку еще один год. Даже попыток никто не делал – везде жучки, камеры слежения и прочая сексотская аппаратура. Нашему замкнутому образу жизни способствовало и то обстоятельство, что колония была на полном самообслуживании.
Тут следует сказать, что новости до нас всё же доходили, но новости определенного порядка. Это были известия о смерти членов семьи. Так что новостей мы боялись. Письма «добавляли» срок, а печальные известия о смерти близкого человека несли страшные месяцы глубокой апатии, горьких раздумий о собственной жизни и жизни родных, которые могли сложиться иначе, если бы мы сделали иной выбор в час Х, в тот далёкий 12 год. Именно так 7 лет назад я узнал о смерти моего старшего брата, и еще через 2 года – моей жены. Сообщали об этом не родственники (боялись, что за получение и этой вести нам «накинут» срок), а власти, поэтому подробностей мы никогда не знали. Именно таким печальным образом мы на собственной судьбе испытали верность буквального смысла английской поговорки «No news – good news» . Мы уже не хотели получать новости извне, мы хотели их не получать.
Все эти годы мы общались только друг с другом. Нас, заключенных, было около тысячи человек. Сколько подобных мужских и женских колоний было по всей стране, мы не знали.
Первое время мы надеялись, что наше «выселение» не продлится долго. Одни были уверены, что вмешается мировая общественность, другие надеялись на то, что народ нас вызволит. Самые пессимистично настроенные говорили, что ни того, ни другого не произойдет. Так называемая мировая общественность уже получила то, что хотела. А народ, как всегда, не понял, что произошло и к каким последствиям это приведет. Так оно и вышло.
Первые годы мы много говорили и спорили о часе Х и о том, что сделали неверно, чего вообще не сделали, а следовало бы. Это были горькие, мучительные разговоры. Мы обсудили сотни вариантов возможных, рассчитанных на успех ходов. Потом выдохлись, сгорели, сдались. Даже мечтать о реальной возможности переиграть ту ситуацию боялись. Эта мечта могла свести с ума.
Главное теперь было – выжить и вернуться. Выжить и вернуться. Куда, в какую страну, в какое время, к какому народу – думать об этом было страшно. Футурологией никто из нас не увлёкся, а информацией о том, что происходит в мире сейчас, мы не владели.
Не имея возможности что-либо читать, мы пересказывали друг другу некогда прочитанное. Благо дело, среди нас было много образованных людей: гуманитарии, технари, медики. Каждый делился теми знаниями, которые имел. Теперь я знаю в пересказе почти всю классическую литературу. Я немного говорю на английском и немецком языках. За 23 года на «выселении» я к своему юридическому образованию, можно сказать, условно-заочно добавил еще два, «получив» специальности «Гражданское строительство» и «Преподаватель казахского языка и литературы». Жаль только, что работать мне уже не придётся. Я свободен и мне 64 года.
Все эти годы мы жили вне времени и были его пленниками. Наша жизнь не менялась, но мы старели. Именно так, потому что самым молодым из нас за годы, прошедшие с начала «высылки», стало чуть больше 45, большинству – 60-80 лет.
Где-то после 25 года в колонии стали умирать люди старше 70 лет. За последние 10 лет из них умерло 197 человек. Это была почти пятая часть наших. А в 32 году к нам прибыла новая партия «высланных» в количестве 100 человек. От них мы узнали, что их колонию расформировали, т.к. большинство их стариков поумирали (они составляли там половину «поселенцев»). Всех оставшихся, а это почти шесть сотен человек в возрасте 50-65 лет, решено было перевести в соседние колонии. Перевозили их ночью,
поэтому они ничего не видели, даже огней какого-нибудь города. Мы подсчитали, что подобных нашей колонии по соседству как минимум еще пять. Это почти шесть тысяч «поселенцев». А сколько нас по всей стране? Сколько из нас доживет до освобождения? Если учесть, что максимальный срок «высылки» составлял 30 лет, то последние из нас смогут выйти лишь в 2042 году. Все понимали, что дотянет только тот, кто начинал срок относительно молодым. Им при освобождении будет по 55-60 лет. Можно ли в этом возрасте начинать новую жизнь?
Честно говоря, было страшно покидать ставшую родной колонию. Между собой мы называли ее «;ыстау» (хотя это больше походило на лепрозорий), потому что надеясь, что придет время и мы откочуем на прежнюю стоянку – «жайлау» . Теперь я откочевываю. Я был не первый, кто покидал «;ыстау». И мы, конечно, задавались вопросом, что стало с теми, кто уже покинул колонию и вернулся к прежней жизни? Где и как они жили? Кого из прежних знакомых нашли? Ответов мы не находили. Теперь мне предстояло узнать, что происходит с «вернувшимися». Неизвестность пугала меня.
Что ждёт меня ТАМ? Что нас всех ждёт ТАМ?
II
Перед освобождением со мной провели инструктаж. Целью его, видимо, было помочь мне благополучно адаптироваться в новой жизни. Я получил документы: паспорт нового образца, напоминающий компьютерный минидиск, который, как мне объяснили, содержал все сведения обо мне, включая отпечатки пальцев и сетчатки глаз; приписное свидетельство, гласящее, что я должен буду постоянно проживать близ Астаны. Кроме того, мне вручили банковскую карточку и сказали, что поскольку я – пенсионер, то государство будет ежемесячно перечислять мне энную сумму денег. Этих средств мне хватит на самое необходимое: жилье в «old people-house» , трехразовое питание, медицинское обслуживание, одежду, проездной билет, дорожные расходы по стране (1 поездка в полгода поездом в оба конца в пределах страны). Инструктор добавил, что пенсионеры в стране обеспечены хорошо, потому что государство заботится о них, да и дети помогают им материально, что позволяет много ездить и даже покупать отдельное жилье.
Тут, наконец, он рассказал о моей семье. У дочери есть сын 15 лет и дочь 12 лет, у старшего из сыновей – 2 дочери, у младшего – 2 сына. Это было самое лучшее, что я узнал. Остальное не имело значения. Конечно, в колонии я высчитывал возраст своих детей и понимал, что у меня вполне уже могут быть внуки, мечтал их увидеть. Теперь эта мечта могла стать реальностью. Я не верил собственному счастью.
Мне было не совсем понятно, что это за дом для престарелых – «old people-house». И мне объяснили, что это специальные дома со всеми удобствами для пожилых людей. Там есть столовая, комнаты отдыха и прочие места для общения жильцов. Инструктор добавил, что подобные дома есть во всех крупных городах и поэтому, куда бы я не приехал, я буду обеспечен жильем. Это мне не очень понравилось, и я заметил, что могу жить или останавливаться у детей. Но инструктор объяснил, что мне запрещено проживать в доме, где есть несовершеннолетние дети. А, поскольку у всех моих детей есть дети до 21 года, то я могу только навещать их в дневное и вечернее время. Что это за бред?! Я не могу жить со своими детьми?!
По словам инструктора, первое, что я должен сделать после заселения и регистрации в органах социальной опеки, – это посетить дочь (дети решили, что первая поездка будет именно к ней), потом – сына, а дальше уж как я сам решу. Тут он объяснил, что для поездки в другую орду (так теперь назывались области) я должен получать своего рода визу. При пересечении границы вся сумма денег, имеющаяся на банковской карточке, автоматически переводится в валюту той части страны, в которую человек въезжает. Я поразился, как каждая область может иметь свою валюту. Я стал задавать вопросы, но мне ответили, что я сам постепенно во всем разберусь, да и старики в «old people-house» помогут.
Билеты к дочери он вручил мне сразу и попросил пройти в автобус, который должен был доставить меня по месту моего постоянного проживания. Судя по билетам, я смогу поехать к дочери, которая проживала в Костанае (значит, никуда не переехала!), только через 2 дня.
Наконец, мы поехали. Само ощущение езды в микроавтобусе было необычным, за прошедшие годы я привык передвигаться только на ногах. К очень многому придется мне привыкать заново. По дороге я подумал о том, что проведенный инструктаж не прибавил мне уверенности, он заставил меня задаться сотней вопросов, которые до этого мне даже не приходили в голову. Ну, да ладно, разберусь потом.
Сначала я должен быть утолить жажду глаз. Я смотрел на пейзаж за окном и наслаждался. Взгляд не упирался в стены, потолки, решетки, заборы. Это была свобода. Далеко-далеко улетал взгляд, а за ним – мысли, воспоминания, планы, мечты. Уходящее вдаль широкое пространство поражало, подавляло величием и какой-то невозмутимостью, безразличием к тому, что существовало вокруг него. Точно казахи сказали: «Тесноту не познавши, простор не оценишь».
Стоял апрель. Воздух был пропитал весною. Звучит банально, но иначе не скажешь, потому что весна проникала внутрь меня именно с каждым глотком воздуха. Степь как-то несмело, будто стесняясь, зеленела и набиралась красоты. Никогда раньше мне не приходило в голову, что степь неожиданно, как-то вдруг становится красавицей. Словно юная нескладная девчушка, не осознающая происходящих в ней перемен, преображается в краткий миг и поражает красотой и совершенством. Так и степь: угрожающе огромное, покрытое снегом, казалось бы, безжизненное пространство вдруг становится ярким и мягким ковром, гостеприимно раскинувшимся под высоким небом. И никогда не поймать этот миг почти внезапной метаморфозы. Как хорошо, что я освободился весной.
Мы прибыли на место в 5 часов вечера. У входа меня встретила комендант дома и рассказала о распорядке дня, особенно времени приема пищи. Я могу его не соблюдать, добавила она, но тогда должен буду сам побеспокоиться о приготовлении еды для себя. Мне определили небольшую двухкомнатную квартирку со всеми удобствами и даже маленькой кухней. Я уже давно не жил «дома», и потому мое новое жилье показалась мне большим и уютным. Здесь было чисто, и я был обеспечен всем необходимым: мебель, телевизор, телефон, постельные принадлежности, полностью оборудованная кухня.
В 7 часов вечера я спустился в столовую. Мне не терпелось с кем-нибудь познакомиться и поговорить. Желательно с кем-нибудь из моего поколения. Как оказалось, по этому поводу я мог не беспокоиться. Здесь все были не только близкие мне по возрасту люди, но и к тому же освободившиеся из колоний. Я потом долго думал, почему нас, бывших, а может, и нынешних единомышленников, собрали вместе под одной крышей.
Меня, «новенького», заметили сразу и пригласили за один из столов, за которым сидело трое мужчин. Узнав, что я освободился сегодня, они сказали, что мне потребуется их помощь, и потому они готовы ответить на все мои вопросы. Сами они «вернулись» достаточно давно (от года до двух лет), многое уже узнали о нынешнем положении в стране и понимают, как сложно во всем разобраться человеку, который был изолирован от жизни в течение ни одного десятка лет. Представившись и кратко рассказав о себе, они предложили перейти к возникшим у меня вопросам. Но, когда вопросы посыпались из меня один за другим, мужчины дружно рассмеялись. Понимающие улыбались, глядя на нас, и сидевшие за соседними столиками люди. Один из моих новых знакомых, назвавшийся Мухтаром, сказал, что сегодня и завтра они по очереди будут много рассказывать мне о том, как всё устроено в современном Казахстане, а потом, пожалуй, вернемся к моим вопросам. Сначала я должен узнать «что имеется», а потом «как», «почему» и «откуда» это взялось. После ужина мы перебрались в одну из небольших «комнат для общения» и, дополняя друг друга, они начали свой рассказ.