ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 470
Скачиваний: 14
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
- А разного рода органы нами не интересуются?
Андрей усмехнулся:
- Нужны мы им. Они считают, что будущее страны уже определено, и вспять историю не повернуть. Ну, думают, пусть старики занимаются себе преподаванием языка, много ли им осталось. От нас, мол, ни проку, ни вреда. И, главное, кому охота всерьез заниматься нами. Лондон далеко, а местным представителям власти лишние проблемы ни к чему. Даже если кто-то разберется в том, зачем мы всё это затеяли, тот поймет, что результат будет (а, может, и не будет) лишь через 25-30 лет, когда нынешних чиновников уже не будет в креслах, и по этой причине данная проблема их не взволнует. У нас ведь не привыкли так далеко вперед заглядывать. Это китайцы рассчитывают стратегию развития страны на столетия вперед, наши же оперируют пятилетками. А, сдав страну в аренду, мысли о будущем развитии Казахстана и вовсе отложили на полвека и голову себе не ломают.
- Еще «уход в юрты», - продолжил Сабит, - это в буквальном смысле уход из города, чтобы жить в юрте, в степи; это возвращение к истокам. С мая по сентябрь в степи стоят юрточные аулы, куда приезжает молодежь, дети. Конечно, это не дешево, но взрослые дети помогают родителям, лишь бы те были довольны и вели полноценную жизнь со своими заботами, тревогами, радостями. Всё приятнее, чем видеть понурых, всем и вся недовольных стариков. Казахи из сельской местности нам помогают: учат собирать юрты и доить коров, пригоняют лошадей для обучения верховой езде и знакомят с национальными играми. Там же живут и работают социологи, наблюдающие это явление, – возврат к национальным корням как возможность возрождения в современных условиях национального самосознание. Летом бывает много туристов, которые приезжают познакомиться с кочевым бытом, изучить обычаи, национальную кухню, послушать чистый казахский язык. Многие приезжают в отпуск, для них такой отдых – экзотика.
Три года подряд, как рассказал Андрей, на летний период в юрты под Балхашом приезжают лингвисты из Германии, Нидерландов, Болгарии и Японии, изучают казахский язык и пишут научные работы.
- И, наконец, - завершил Сабит свои объяснения, - «уход в юрты» – это и вид отшельничества. Люди уходят глубоко в степь, чтобы не видеть и не знать того, что здесь происходит.
Сабит замолчал, ожидая моих вопросов.
Слушая, я думал, что все это напоминает некую игру, только не детей, а стариков. Занимаются ликбезом, пишут мемуары. Это казалось мне мелочью, не достойной того, чтобы тратить на нее время, а тем более делать смыслом своей жизни. Мне хотелось враз всё изменить: вернуть страну, обрести независимость, достоинство, гордость за свой народ и вместе строить новую жизнь. Мы десятилетиями в колониях мечтали именно о такой жизни, а теперь снова предстояла борьба и ожидание. Это было жестоко.
Сабит, с сочувствием глядя на мое расстроенное лицо, прервал мои невеселые размышления:
- И, кроме всего прочего, надо уже сейчас готовиться к возврату страны. И поэтому старики много работают. Юристы, изучая современные международные договоры и опыт освободившихся в ХХ века колоний, пишут рекомендации по возвращению стране ее регионов. Правда, для работы им не хватает доступа к конкретным договорам аренды, заключенным Казахстаном в период с 15 до 20 годов, из-за этого разработчики вынуждены довольствоваться лишь частью необходимой им информации. Есть небольшая надежда на то, что в скором времени договоры аренды будут получены с помощью наших соратников, которые живут за рубежом. Перестраховываясь, наши юристы разрабатывают ни один вариант возврата арендованных земель, стараясь учесть все возможные нюансы и обстоятельства. Просчитывают вспомогательные меры и гарантию прозрачности самого процесса выхода стран-арендаторов из Казахстана. Это и работа с общественными организациями стран-арендаторов, и обращение в Совет Безопасности ООН, и возможность разрешения спорных вопросов в Международном суде и многое другое.
Экономисты заняты созданием своего рода концепции развития страны после ее возвращения. Исходят, разумеется, из самых пессимистичных прогнозов положения страны на тот период. Работа сложная, потому что концепция должна учитывать не только состояние экономики, и даже не столько ресурсы (полагают, всё будет выкачано) и экологическую ситуацию, сколько человеческий капитал. Это позволит уже сейчас прогнозировать, специалисты каких направлений и уровня нам потребуется, насколько можно будет рассчитывать на возврат в страну казахстанцев из-за рубежа. В этом состоит главная проблема, которую нам следует решить. Проблема человеческого фактора. Этим в первую очередь занимаются сейчас старики, в том числе те, кто находится за пределами страны и может наладить своего рода агитационную работу с казахстанцами, живущими и работающими за рубежом. Вот так мы и определили для себя то, чему посвятим оставшуюся жизнь. Вопреки всему (непониманию, нежеланию молодых загружать себя этими проблемами) мы должны вновь и вновь объяснять детям и внукам то, что им предстоит сделать, объяснять их роль в истории страны. Охватывая как можно больше людей, просвещать их из года в год, пока будем живы.
Одним словом, как я понял Сабита, наши решили начать подготовку на дальних подступах. Да, это верно. Чтобы не потерять время в первые же годы после возврата регионов, уже сейчас, за 30-40 лет до этого, следует готовить платформу. Ситуацию, общее настроение и, как следствие, саму работу усложняет сознание того, что, всё это может не понадобиться, поскольку Совет директоров и их наследники просто продолжат ту же политику и найдут возможность продлить договоры аренды. К тому же так называемые «метрополии» не захотят уйти, и Казахстану, чтобы вернуть свои земли, будет крайне необходима политическая воля. Ее проявил в свое время, например, Китай, возвращая Гонконг из-под контроля Великобритании. Кто проявит подобную волю и твердость у нас? Ответа не было.
В колонии все мечтали, что настанет день и мы «вернемся на жайлау», домой. А жайлау оказалось выжжено, разраблено. Какими джунгарами? Нами, казахами...
Еще недавно я радовался цветущей весне, всё возрождающей и обновляющей. Но теперь я ее не чувствовал, хотя природа и освобождалась от зимнего плена и зимней спячки. Надолго это нас не обманывало, очень скоро мы обнаруживали опустошение и деградацию. Не бывает весны в стране, земля которой в плену, а народ в спячке. Когда она придёт и доведётся ли мне ее увидеть? Могу ли я приблизить приход всё возрождающей весны в мою страну?
Нас тут все называют «возвращенное» поколение. Но мы – не «возвращенное», мы – заблудившееся поколение. Мы заблудились однажды, в молодости, и блуждали всю жизнь. Из множества дорог мы не смогли выбрать единственно верную, единственно нам и родине необходимую.
Но до ухода из жизни нашему поколению, проклятому предками и потомками, непременно надо найти эту дорогу. Иначе зачем мы были на земле, зачем матери вскормили нас своим молоком, а родная земля давала силу?
Я могу пойти по пути моих товарищей, «уйти в юрты». Вчера я думал о «old people-house»: «Это поселение. Это резервация. Это гетто». Сегодня я верю: «Это сопротивление. Это шанс». Я должен попробовать.
То, с чего мы должны были теперь начинать, пугало и не давало уверенности в положительном результате. Двадцать пять лет назад, имея все предпосылки для развития страны и счастливой жизни народа, мы не смогли ничего сделать. За это судьба наказала нас и поставила в еще более жесткие условия, проверяя силу нашего стремления спасти Родину.
Отсутствие возможности через 30-40 лет направить следующие поколения по верному пути, помочь им собрать разоренную Родину заставляло моих друзей фанатично делать сегодня всё для достижения единственной цели, ради которой стоило жить.
Так я «ушел в юрты».
Естественно, нам не дано узнать, что будет после нашей смерти, и только святая вера в правоту своего дела и искра надежды заставляет нас вновь и вновь обращаться к молодым.
Конечно, мы делали ставку на поколение внуков не только потому, что дети наши к тому времени уже будут стары, но и потому, что поколение детей ушло с головой в добывание хлеба насущного, да и закостенели они уже в своем отношении к окружающему миру, к положению страны, к самим себе. Патриотизм, чувство национальной гордости, любовь к земле и своему народу надо прививать с детства.
Мы с надеждой и тревогой смотрим на нынешних 10-20-летних юнцов, мы заглядываем им в глаза, стараясь увидеть проблески понимания, зачатки национального достоинства как необходимого условия для формирования истинного патриотизма. Мы взвешиваем их слова и поступки, пытаясь определить, на что они способны, достанет ли у них сил и характера на то, к чему мы собирались их готовить. Просвещение сейчас – единственный шанс на то, что Казахстан останется на карте мира, что внуки и их дети вернут страну, став свободными и гордыми гражданами независимого государства. До того дня нам не дожить, но смысл теперешней нашей жизни зависел от их выбора в будущем, в далекие 60-70-ые годы.
Главное для нас – помочь внукам, помочь им тогда, когда нас уже не будет рядом. И, когда придет время, они будут знать, что делать. Если их не переиграют, как нас. Никто добровольно не отдаст такую огромную территорию в центре Евразии. И враг был не столько внешний, сколько внутренний. И этот внутренний враг был двулик: с одной стороны, олигархи во главе с Советом директоров, и, с другой стороны, внушаемое нашим внукам пренебрежительное отношение к своему народу, своей стране. Мы должны будем исключить второе, чтобы быть способными противостоять Совету директоров и всем тем, кому будет невыгодна подлинная независимость Казахии и ее народа.
Теперь я был уверен, что нужен своему внуку. И пусть сегодня он не понимает, зачем и чему я буду его учить, но он поймет это позже. Мы должны помочь нашим внукам встретить с честью их исторический шанс. Когда он придёт…
Перед отъездом в Степь, я заехал на Зеленый базар. Мне хотелось побыть среди тех, кто живет, как теперь говорили, в Малом Казахстане. И я хотел узнать, там ли старики, встреченные мной в прошлый раз. На площади перед базаром было еще оживленнее, возможно, потому, что был воскресный день и погода стала гораздо теплей. Молодежь и дети меня уже не пугали. Я чувствовал, что после поездки изменился.
И тут случилось чудо: я услышал домбру. Ускорив шаги, я пробирался сквозь толпу по направлению к звуку. На раскладном стуле сидел старик и пел старые казахские песни (впрочем, новых, наверняка, и не было), а вокруг него стояли пожилые мужчины и женщины. Некоторые из женщин плакали, а у мужчин были потерянные, безвольные лица. Молодые люди, бросая на стариков удивленные взгляды, обходили их стороной и говорили тише. Не знаю, что я чувствовал: жалость к таким же, как и я, старикам, или презрение к молодым, не понимающим тех мыслей и чувств, которые способна была разбудить двухструнная домбра.
Теперь я знал, зачем пришел сюда домбрист. Затем же, зачем приходили сюда те трое а;са;алов в чапанах. Они готовы были быть осмеянными, оскорбленными ради надежды быть услышанными, ради веры в то, что, когда придет время и сегодняшним двадцатилетним юнцам будет по 50 лет, они вспомнят виденных в юности стариков и хоть что-то поймут. Их час Х впереди. К нему и подготавливают старики молодежь: быть готовой через годы вернуть страну. Эти старики хотели только одного: быть услышанными. И они бросались в бой за возможность передать молодым знание и вкус независимости родины. Больше ничего они дать не могли
, но именно это знание и было самым ценным, что следовало передавать из поколения в поколение. Даже если земля будет выкачана до предела, даже если она не сможет родить еще несколько десятилетий, все равно истощенная, попранная, униженная родина есть Родина, и нет в жизни ничего важнее ее.
Я стал подпевать домбристу, вспоминая забытые слова песни. Через время слилось уже несколько голосов, и музыкант, чувствуя наше настроение, поменял репертуар, переходя от печальных мелодий к песням Калдаякова и кюям Курмангазы.
Я ушел в хорошем настроении. Давно со мной такого не было.
XV
За юртами раскинулась Степь. Широкая, поражающая своим простором, скрытой мощью, она была одновременно и вечной, и молодой. Но теперь я знал, что Степь только на поверхностный взгляд казалась прежним единым пространством между морями и горами, между небом и землей. На картах она давно была рассечена, изрезана пунктиром многочисленных границ. То, что природа создала поражающим воображение монолитом, человек разделил. Стихия Степи давила и пугала современных людей, привыкших жить в замкнутом пространстве дома, улицы, города. Чем стала для них Степь? Кладовой полезных ископаемых и местом охоты? Раньше казахи жили, сосуществуя со Степью в полной гармонии, подстраиваясь под ритм ее жизни, кочуя в те места, которые Степь указывала человеку как пригодные для жизни. Никогда Степь не внушала кочевнику страха, он умел говорить с ней, понимал и принимал ее законы. И Степь взамен дарила чувство пьянящей свободы, возможность стремительного полета скакуна и мысли, ощущение силы и власти над огромным пространством, простирающимся под высоким небом.
Где потомки прежних свободолюбивых казахов-кочевников? Мы слезли с коней, мы забыли о Степи, которая уходила вдаль за пределами наших городов. И мы забыли вкус свободы, ощущение собственной силы и власти над своей судьбой.
Мне никогда не приходило в голову сравнивать Степь с женщиной. А ведь она как женщина, в ней сила и тайна, покорность и верность взамен настоящей любви и преданности. От отношения мужчины к Степи и женщине зависит, будет он вознагражден или наказан. Защищаемая мужчиной жещина родит ему детей, сохранит его очаг. Защищаемая мужчиной Степь дает ему богатство, становится его Родиной. За право владеть Степью-женщиной надо бороться, ее честь надо отстаивать, а не отдавать ее во временное пользование тем, кто готов заплатить.
Мы предали нашу землю Умай, и небо Тенгри отвернулось от нас. Когда найдем мы спасение и найдем ли? Как указать казахам путь к истокам? Как вернуть их самим себе? Как заставить отстоять Степь?