ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 335
Скачиваний: 8
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Я спросил, куда делись еще 3 миллиона казахстанцев?
Оказывается все, кто имел деньги, постепенно уехали из страны. Кстати, те, кто осуществляет руководство Казахстаном, находятся в Лондоне. Оттуда и управляют. Все, кто имеет долю в различных отраслях экономики, оставили дела на управляющих и спокойно живут в политически устойчивых, социально и экологически благополучных странах, где слывут богатыми людьми. Их дети, как правило, не были в Казахстане и знают о нем только то, что эта страна обеспечивает им высокий уровень жизни. Даже люди среднего достатка предпочитают жить за границей, в недорогих странах. Это теперь модно.
Почти вся молодежь высшее образование получает за границей и, как правило, там остается. Почему, добавил Сабит, поймешь позже. Пенсионеров мало, не многие доживают до заслуженного отдыха. Рождаемость упала, в семье бывает, как правило, только один ребенок, два ребенка – редкость.
Собственно в Акмолинской области, или, как сейчас говорят, в Казахской орде проживает 1 миллион человек, из которых 100 тысяч чиновники, 350 тысяч занято в различных сферах обслуживания, 50 тысяч – педагоги и врачи, 100 тысяч – самозанятые. Кроме этой, так сказать, активной части населения малого Казахстана, 300 тысяч – дети, 50 тысяч – пенсионеры, 50 тысяч – инвалиды, в том числе инвалиды детства, которых очень много. Безработных в стране нет, их зачислили в самозанятые.
Сабит ругал всех absentee из прежней власти за то, что они, прекрасно понимая, как хорошо и комфортно жить в развитом демократическом государстве, не смогли, имея для этого все возможности, сделать Казахстан именно такой страной. Окончательно всё здесь разрушив, они просто переехали на готовенькое, бросив свой народ.
Живя за границей, руководители страны понятия не имеют о том, что здесь творится, да это им и не интересно. Арендаторы исправно платят. Львиная доля вырученных от аренды денег из страны уходит, на оставшуюся часть содержится госаппарат, выплачиваются пособия и пенсии, часть уходит в счет долгов, которые страна наделала до 15 года, остальное – в печально знаменитый Фонд будущих поколений. Все школы и клиники частные, таким образом государство сняло с себя всякую заботу об образовании и здоровье населения.
Сабит рассказал, что в Казахской орде ничего не производится, не выращивается, всё ввозится из соседних орд.
Я молча слушал, думать об этом я буду потом, в одиночестве. Сначала надо убедиться, что рассказываемое стариками – правда. И я ждал, когда Сабит заговорит о том, как страна пришла к кабале.
После час Х и чисток начался новый передел страны. Оказалось, многое уже было прибрано к рукам тех, кто находился в тот момент у власти, часть – продана иностранцам. Началась продажа земли. Торговать стали по-крупному: в ход пошли угодья и урочища, потом целые районы. Затем – продажа земли на границах в пользу приграничных государств. Власть придержащие хотели поделить страну на несколько орд и править самостоятельно. Народ, всегда смиренный, начал возмущаться. Но толку было мало. Лидеров-то в стране не осталось. Находящиеся за рубежом противники режима восстановили против этой авантюры мировую общественность. Тогда власти использовали запасной вариант. Они разработали так называемую программу «развития» регионов. Суть ее заключалась в том, чтобы сдавать в аренду не только аппетитные куски, но целые области с находящимися на их территориях депрессивными районами. Население успокоили, объяснив, что это лишь временная мера, притом такая, которая обеспечит приток финансов в регионы и их интенсивное развитие. Многие были согласны, потому что понимали, что наша власть сама ничего толком сделать не сможет. Надеялись на управленцев из развитых стран. Условия аренды разрабатывались без широкого обсуждения общественностью. Надежда оставалась на то, что в качестве консультантов были привлечены известные в мире эксперты. Позже нашими властями были объявлены как особые привилегии некоторые требования договоров аренды. Например, об установлении заработной платы казахстанским рабочим и служащим наравне с иностранными; о недопущении снижения численности местного населения ниже 50 %-го порога в каждом из регионов; обеспечение качественного образования и здравоохранения. С началом процесса переговоров по передаче земель Казахстана при ООН после 20-летнего перерыва возобновил работу Совет по опеке.
Нет, тут что-то не так, такое даже представить невозможно, взять и просто отдать целую страну вместе с народом на полвека, думал я, слушая Сабита. Посмотрю телевизор, почитаю старые газеты, а потом сделаю выводы. Я становился подозрительным.
В городе мы долго гуляли по улицам. Резало глаза то, что все надписи были на английском. Астану я узнавал и не узнавал. Многие места не изменились, но все выглядело таким-то потрепанным, обветшалым. Однако люди были одеты ярко и даже, как мне казалось, броско. По дорогам разъезжали красивые дорогие машины. На левом берегу уже не было многих зданий, которые некогда возводились с такой помпой. Я не увидел «Триумфа Астаны», Дома министерств. Сабит сказал, что они сгорели и уже давно, в 10-ые годы. Не было здания А; Орды, Казмунайгаза, но Байтерек устоял. Сабит предложил подняться на Байтерек. Я ответил, что и раньше-то там не был (какая нужда подниматься на 100 метров вверх, чтобы обозреть окрестности радиусом в полкилометра), а теперь и подавно не пойду. Вот если бы они построили огромный город в степи на многие километры вокруг, я бы поднялся, чтобы восхититься трудами рук человеческих. А сейчас, боюсь, зрелище будет слишком печальным.
Что-то в городе было не так. Не было прежней помпезности, пусть показной. Несмотря на то, что стояла весна, в городе почти не было зелени, краски казались блеклыми. Улицы были не названы, а пронумерованы. Значит, не нашлись в народе герои и знаковые исторические личности, чьи имена можно было бы увековечить, назвав улицы и площади городов? Вот что еще поразило: было немноголюдно, как на улицах небольшого провинциального городка. Я поделился с Сабитом своими впечатлениями. Он сказал, что в городе в основном живут чиновники и работники сферы обслуживания. Все на работе, дети – в садах да школах. Население города составляет около полумиллиона человек. Он обещал отвести меня в людное место, на «Зеленый базар». Там, мол, я смогу увидеть самых разных людей.
Перед базарной площадью толпился народ. Мы сели на лавочку. Было приятно видеть молодых людей и особенно детей. Я, оказывается, привык жить в окружении только стариков и теперь испытывал какое-то непонятное волнение оттого, что кругом бегали малыши, ходили молодые люди, женщины. У меня поднялось настроение.
Мы решили пройтись, послушать, о чем люди говорят. Я вздрагивал от неожиданных звуков. На сотовых телефонах у молодежи были записаны взрывы, пулеметная очередь, свист летящей бомбы и «натуральные» звуки: раскат грома, рык тигра, нарастающий топот табуна, скрип снега. Странный вкус.
Я поразился тому, что говорили на разных языках. Слышалась китайская, немецкая, русская, английская, узбекская речь. Казахский язык звучал, но вперемежку со словами других языков. Молодые казахи говорили между собой на «;оспа», в котором были перемешаны слова нескольких языков: казахского, английского, китайского и русского. Я вопросительно посмотрел на Сабита. Он сказал, что все учат английский и китайский языки, т.к. мечтают уехать на учебу за рубеж, и, скорее всего, уже не вернутся. Почему, спросил я, кто же здесь останется?
Сабит не успел мне ответить, т.к. мы услышали шум, точнее крики и ругань. Сабит сказал мне, чтобы я не вмешивался, потому что пока во всем не разобрался.
Подойдя к шумевшим, мы увидели, что три старика казаха в национальной одежде ругали молодых людей за то, что они говорят на английском, а не на казахском. Старики кричали, что у молодых нет ничего святого, что они готовы на все, лишь бы покинуть родину. Молодежь на ломанном казахском отвечала, что раньше надо было об этом думать, что старики сами в свое время равнялись на иностранцев, ничего толкового сделать не смогли, а теперь берутся учить молодых. Один долговязый парень кричал: «Вспомните свои идеалы и свои девизы: «НАН – б;рімізге хан» , «Ближе к телу – польза делу!», «Смеется тот, кто успеет сбежать!». Это что, любовь к родине?! А может, радение за свой кошелек и шкуру? Объясните! Вы, что ли, родину любили? Ну, так где она теперь, ваша родина? На этом базарном пятачке? Вы продали нас с потрохами на 50 лет вперед. Мы родились рабами из-за вашей тупости и продажности! Чего теперь хотите?».
Да, они знали, куда бить.
- Абсурд в том, - сказал мне Сабит, - что эти старики из числа тех, кто противостоял НАНу и его последователям, они – из колоний. Но молодым это без разницы. Они всех стариков валят в одну кучу.
- Но они хотя бы разобрались, что к чему! Не надо много мозгов, чтобы понять, что как раз оставшиеся в стране, а тем более сидевшие в колонии, не имели отношения к аренде!
- А как разобраться? Кто им объяснит? Совет директоров? Кстати, эти старики ходят сюда уже полгода, редко какой день пропуская. В спорах с молодыми они чаще всего проигрывают, но всё равно приходят и пытаются поговорить.
- Чего они добиваются?
- Чтобы их услышали.
Я пошел прочь. Меня трясло. Сабит усадил меня на лавку и дал какую-то таблетку.
- Что же это такое? - спросил я. - В них совсем нет уважения к старикам.
- На некоторые вопросы непросто ответить. И ответы не просты и далеко не однозначны. Поживешь, поездишь и сам поймешь, откуда эта злость и цинизм в молодых. Сначала я был зол, но теперь я жалею их. Что им толку понимать прошлое, нас, если их будущее беспросветно. Они уйдут из жизни, а страна еще не будет полностью свободна. Они не умеют мыслить категориями страны, родины, народа. Их этому не учили. Они будут пробиваться в одиночку или кланом. Кто поумнее, тот выучится, найдет работу за границей. Кто останется здесь, будет стараться урвать что-нибудь. Может, их детям повезет жить в свободной стране, но что это будет за страна? Поэтому они ненавидят нас – поколение, при котором уходил Казахстан. И они не хотят разбираться, кто на самом деле принимал решение. Да и имеет ли это по большому счету значение теперь?
Я хотел напиться. Напиться так, чтобы не чувствовать, не видеть, не знать, не думать.
Перед возвращением мы зашли в большой супермаркет. Ценники были на английском языке. Сначала я подумал, что казахский язык перевели на латиницу, но потом убедился, что это английский. Обслуживали также на английском языке. Сабит сказал, что это только в больших магазинах, для удобства иностранцев. Астана, мол, столица, статус обязывает. В маленьких магазинах обслуживают на русском.
- А где обслуживают на казахском?
- В ауле.
- Аул выжил?
- Именно он и выжил.
- Кстати, что теперь с исполнителями айтыса ? – спросил я, вспомнив словесный поединок старика и вертлявым.
- Их пересадили по тюрьмам, как в свое время журналистов. Айтыс оставался последней возможностью говорить людям правду. Сажали, конечно, не за айтыс, но повод не долго искали. Кто-то успел сбежать, но айтыс в казахских диаспорах других стран измельчал, потерял критическое начало или вовсе не прижился. Он питается лишь местными соками и силу обретает при наличии сострадания к простому народу и переживания за происходящее здесь.
Я купил водку, какую-то еду и мы поехали обратно. По дороге Сабит рассказал, что некоторые из возвратившихся глушили горе водкой, но это не выход. Надо жить.