Добавлен: 29.03.2023
Просмотров: 450
Скачиваний: 3
И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный характер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.
Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: основные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».
Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требований, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].
Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории перевода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных требований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.
Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Петренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.
Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществлял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недостаточно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.
Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на котором разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].
Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить бесконечно. Вот только некоторые из них.
В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с неспособностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключительную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредитировано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недовольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].
В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкретного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными качеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовлетворительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:
- Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после перевода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
- Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
- Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
- Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].
Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].
Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисциплины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.
Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингвистики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его контекст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».
Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.
Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.
А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществляться сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации перевода под конкретный сегмент.
Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.
В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.
Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появившимися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].
В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоология и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.
В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перевода, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеется различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория перевода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].
И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный характер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.
Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: основные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».
Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требований, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].
Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории перевода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных требований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.
Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Петренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.
Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществлял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недостаточно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.