Файл: В.doc

Софокла. Аякс совершил позорное деяние не по своей вине, - Неоптолем вполне

сознавал неприглядность своего поведения. Его образ был человечнее,

доступнее зрителям, чем недосягаемый в своей трагической непреклонности

Аякс. Общественный и индивидуальный опыт, накопленный афинянами за трудные

годы Пелопоннесской войны, заставлял их особенно живо реагировать на

постановку нравственных проблем: что больше присуще "природе" человека -

прямота и честность или приспособление к сиюминутным требованиям и

интересам? Моральное превосходство софокловского Неоптолема над Одиссеем

очевидно, - но так же очевидно, что это превосходство не способно привести

сына Ахилла к стоящей перед ним цели - добиться участия Филоктета в

завершающем этапе Троянской войны. В этой трагедии все по-своему правы:

Филоктет - в своей ненависти к обидчикам; Одиссей - в стремлении выполнить

данное ему и важное для всего войска поручение; Неоптолем - в желании

сохранить в чистоте свое природное благородство. На исходе своих дней Софокл

сумел показать всю глубину конфликта, возникающего между

индивидуально-справедливым и общественно-полезным, но не мог найти ему

естественного разрешения, потому что историческая действительность

поколебала убеждение поэта в возможности моральной победы благородной

личности над враждебностью ее социального окружения. Впрочем, чтобы понять,

какой ценой достигается такая победа, надо вернуться к более ранним

созданиям поэта.

4

"Антигону" долгое время принято было рассматривать - а иногда и сейчас

рассматривают - как трагическое столкновение двух одинаково справедливых

начал: кровно-родственного, олицетворяемого Антигоной, и

государственно-правового, защищаемого Креонтом. Однако это толкование,

исходящее из опыта человека нового времени, противоречит как непредвзятому

анализу софокловской трагедии, так и специфике взаимоотношений между

личностью и государством в Перикловых Афинах. Начнем с последнего.

Древние греки - и не только афиняне - чувствовали себя полноправной

личностью лишь в той мере, в какой они являлись членами гражданского

коллектива. Связь эта была взаимной: человек пользовался статусом

гражданина, если он владел хотя бы небольшим земельным наделом и мог

---

обеспечить себя вооружением для участия в военных действиях; в свою очередь,

государство считало своим долгом поддерживать материально неимущих граждан,

брать на себя заботу о сиротах. Способным к исполнению обязанностей стратега

считался в Афинах гражданин, не только обладавший достаточным имущественным

цензом, но и имевший детей от законной жены: предполагалось, что человек,

умеющий хорошо вести домашние дела, справится и с общественными. Тесная

связь личности с государством подкреплялась общностью религиозных культов:

Зевсу был посвящен ряд общегородских праздников, но каждая семья особо

почитала Зевса - покровителя домашнего очага и той ограды, в пределах

которой собирались все члены семьи. Таким образом, уже заранее можно

сказать, что противопоставление частных и общегосударственных нравственных

норм в афинской демократической идеологии являлось маловероятным. Иное дело

- государства олигархические или монархические, где не правители служат

закону, а закон - правителям. Здесь могло иметь место и нарушение прав

личности, и ее насильственное подчинение прихотям тирана.

Теперь обратимся к правовой стороне конфликта в "Антигоне".

Запрещение хоронить Полиника, которым начинает свое правление пришедший

к власти Креонт, не имеет под собой достаточных оснований. Оставить

непогребенным труп противника, бросив его на произвол бродячим псам и хищным

птицам, - достаточно частая угроза в гомеровских поэмах, где такая доля

убитого воспринималась как еще один удар по его посмертной славе. Впрочем, и

здесь практиковалась выдача трупа родным за выкуп; лишить близких права на

последнюю услугу покойнику считалось делом безнравственным. Тем более

справедливо это для классического периода греческой истории, когда даже

случайному прохожему вменялось в обязанность похоронить попавшееся ему на

пути непогребенное тело. Мера эта была своего рода защитной реакцией как от

вполне реальной опасности заражения местности, так и от потенциальной угрозы

со стороны покойника: предполагалось, что пока тело не предано земле, душа

умершего не находит себе места в царстве теней, а скитается по земле,

причиняя всяческие беды живым. Тем более невозможно было представить себе

запрет родным хоронить своего покойника, который бы исходил от государства.

Даже если речь шла об изменнике или политическом противнике, запретным было

---

только его погребение в родной земле, но никто не препятствовал близким

похоронить тело за ее пределами. Таким образом, указ Креонта, отказывающий в

погребении Полинику, нарушает все правовые и нравственные нормы древней

Эллады и ни в коей мере не может быть отождествлен с волей государства. Это

самый типичный пример произвола единоличного правителя, встречающий к тому

же всеобщее осуждение народа, о чем сообщает отцу Гемон. Кстати, отношение

Креонта к "мнению народному" характеризует его тоже не как идеального царя -

истинного отца своим согражданам, а как деспота, считающего единственно

правильным свое мнение. Наконец, упрямство Креонта встречает осуждение и у

прорицателя Тиресия, чьими устами вещают сами боги, - несправедливость

позиции нового фиванского царя настолько очевидна, что можно только

удивляться тому, с какой настойчивостью защищали ее многие современные

исследователи. (Что Софокл именно так - как высокомерный, нечестивый

произвол - расценивал запрещение хоронить своего противника, следует,

кстати, из заключительной части "Аякса", где общепринятая нравственная

норма, в конце концов, торжествует.)

Креонт и Антигона представляют собой два полюса реализации

протагоровского тезиса о человеке как "мере вещей". Креонт меряет и себя, и

окружающих его людей мерой собственного произвола. Выдавая свой указ по

единичному, частному поводу за закон, он придает абсолютное значение мнению

одного человека, который, как он ни будь умен, не имеет права нарушать

вечный закон богов. Антигона меряет себя и сложившуюся вокруг нее ситуацию

мерой ее соответствия именно этим непреходящим нравственным нормам,

находящимся под защитой богов. Как она посмела нарушить царский запрет?

Разве она не знала о грозящей ей казни? - спрашивает Антигону Креонт

(446-449). Конечно, знала, - отвечает девушка, - но не считала возможным

поставить исполнение человеческого указа выше своих обязательств перед

богами. Запрет Креонта изрек не Зевс, и не его постоянная сопрестольница

Дика (Справедливость) (450-452), потому что отказ покойнику в погребении

противоречит всем божественным установлениям. В основе "меры вещей",

принятой Креонтом, лежит индивидуальное человеческое разумение; в основе

"меры вещей", принятой Антигоной, - незыблемые нравственные нормы,

---

освященные авторитетом олимпийских богов. Достаточно противопоставить эти

две "меры", чтобы понять, на чьей стороне окажутся симпатии Софокла.

Если тем не менее Антигона погибает в атмосфере полного одиночества,

созданной вокруг нее Софоклом, то это происходит потому, что великий поэт

был намного прозорливее своих современников и многих исследователей наших

дней. Самосознание личности, присвоение себе права судить других так же

вытекали из существа афинской демократии, как и постулируемая ею опора на

традиционный авторитет богов. Когда к власти приходит человек, подобный

Креонту, его гипертрофированная вера в свои возможности способна нанести

государству непоправимый вред; осквернение алтарей гниющей плотью мертвеца,

о котором сообщает Тиресий, - одно из предвестий такого бедствия. Чтобы

защитить город от гнева богов, чтобы встать на пути человеческого произвола,

нужна героическая личность, готовая купить ценой жизни право на исполнение

родственного долга. Такой личностью и становится для Софокла Антигона,

трагически гибнущая в неравной борьбе, но своей смертью восстанавливающая

мировую справедливость.

Конечно, лучше было бы, если бы в духе рождественской притчи злые были

бы наказаны, а добрые торжествовали победу, - однако, силы, пришедшие в

столкновение в "Антигоне", были слишком могущественны для такого благостного

исхода. Конфликт между осознавшей себя индивидуальностью и традиционным

благочестием коренился в самом существе афинской демократии и в десятилетия,

последовавшие за постановкой "Антигоны", вполне дал о себе знать в

общественной практике афинян. Добавим к этому, что и подвиг Антигоны и его

мотивировку трудно было бы себе представить в каком-либо жанре, получившем

развитие до аттической трагедии: уделом незамужней девушки в древних Афинах

было беспрекословное повиновение воле отца или заменяющего его родственника.

Чтобы решиться на открытое столкновение с царем, чтобы противопоставить ему

свое мнение, нужен был не менее высокий уровень самосознания личности, чем

тот, на котором находится Креонт., Достижение этого уровня в поведении

Антигоны - тоже неоспоримый результат развития афинской демократии,

усвоенный Софоклом. И. предпосылки конфликта в этой трагедии, и его глубина,

и его разрешение - в одинаковой мере следствие внутренних противоречий,

---

свойственных общественному строю Афин в V в.

Выше уже упоминалось, что завершающая часть "Аякса" содержала в себе

зерно проблемы, явившейся исходной точкой для "Антигоны", - право героя на

погребение независимо от отношения к нему при жизни. Так и в "Антигоне"

своего рода лейтмотивом проходит проблематичность человеческого знания,

которая получит еще более полное выражение в двух последующих трагедиях.

Креонт с самого начала уверен в непогрешимости своих замыслов, которые,

однако, в конце трагедии оборачиваются "неразумием" и "безрассудством".

Поступок Антигоны и Исмена, и Креонт, и хор характеризуют как проявление

безрассудства, сама Антигона задается вопросом, кто же из двух - Креонт или

она сама? поступает неразумно (469 сл.). Финал трагедии дает ответ на этот

вопрос, подтверждая героическую "разумность" девушки, совпадающую с

объективно существующим божественным законом, но воспользоваться плодами

своего разумного решения Антигона не успевает.

Аналогичная ситуация - в "Трахинянках", которые по времени создания

занимают место между "Антигоной" и "Царем Эдипом".

5

Преданная Гераклу и с трепетом ожидающая его возврата Деянира стремится

узнать правду о причине похода ее супруга на Эхалию - не для того, чтобы

мстить ему, а для того, чтобы отвратить его от новой любви, в которой

Деянира не видит ничего преступного: неожиданно вспыхнувшую в Геракле

страсть к Иоле легко объяснить необоримым воздействием Афродиты, подчиняющей

себе сердца и смертных, и бессмертных. Но и в стремлении Деяниры вернуть

себе Геракла тоже нет ничего преступного, и к выполнению этой задачи

брошенная женщина приступает во всеоружии знания, позволяющего ей

действовать в полной уверенности своей правоты. "Что страшного в знании?" -

спрашивает она (459), и глашатай Лихас должен признать в ней разумную

женщину, здраво смотрящую на жизненные обстоятельства. И вот результат

разумной деятельности Деяниры: "Знай, что сегодня ты погубила своего мужа и

моего отца!" - сообщает ей Гилл (739 сл.). Зелье, некогда врученное Деянире

смертельно раненным кентавром, оказалась не приворотным средством, а

страшной отравой, заживо сжигающей тело Геракла. Поступки, представляющиеся

человеку разумными, приводят к последствиям, противоположным его

первоначальным (и вполне благочестивым) намерениям, - истинное знание

---