Файл: В.doc

Ореста. Затем от своей сестры она узнает о намерении Эгисфа убрать ее с глаз

долой, а в ожесточенном споре с матерью выплескивает все, что накопилось у

нее в душе. Известие о гибели Ореста повергает ее в полное отчаяние, еще

более усугубляемое отказом Хрисофемиды принять участие в мести. Последним

актом переживаний Электры становится ее монолог над урной, и нам остается

только восхищаться мастерством, с которым Софокл доводит образ до

драматической кульминации, но сущность трагического лежит здесь не в

столкновении какихто сил, имманентно присущих мирозданию, не в

противоречивости поведения человека, а в необходимости мобилизации его

душевных сил в крайне неблагоприятных обстоятельствах. Одиночество героини,

непонимание ее окружающими, враждебность матери напоминают положение многих

других персонажей Софокла, но там их неукротимость и непреклонность

способствуют конечному торжеству объективной справедливости через приносимые

ими жертвы. В "Электре" разумность мироздания, олицетворяемая в божественной

воле, не подлежит ни сомнению, ни обоснованию, - внимание драматурга всецело

поглощает человеческая индивидуальность, вовлекаемая нелегким для нее путем

в процесс реализации поведения Аполлона.

Не возникает необходимости в доказательстве правоты Аполлона и в "Эдипе

в Колоне". Достаточно слепому скитальцу Эдипу открыть Фесею пророчество, во

исполнение которого его могила в священной роще Евменид будет служить вечным

залогом благоденствия для Афин, как Фесей принимает сторону изгнанника,

защищает его от Креонта и благочестиво провожает к месту последнего

упокоения. Конечно, и в этой трагедии, как в "Электре", есть вершинные

точки, в которых прорывается все еще бушующий темперамент Эдипа (его спор с

Креонтом или ответ Полинику), но назначение этих сцен - оправдать

изгнанника, а не ставить его снова лицом к лицу с его мрачным прошлым.

Насколько бескомпромиссно царь Эдип в более ранней трагедии признавал себя

виновным в невольных преступлениях и даже в своей исконной "нечестивости",

настолько же решительно Эдип, пришедший в Колон, эту ответственность с себя

снимает. Он выступает теперь не как "совершивший", а как "пострадавший",

"перенесший" много напрасных бед, и его оправдательный монолог перед

Креонтом (962-999) содержит полную программу освобождения от нравственной

---

ответственности. Аттическая трагедия, поднявшая огромный пласт общественного

сознания, охватившая глобальные противоречия мироздания и не один раз

задумывавшаяся над сложным положением человека в этом мире, завершает свой

исторический путь иллюзорным примирением героя с непознанными силами, в

борьбе с которыми он прежде утверждал свою подлинную сущность.

7

Проблематика трагедий Софокла не сводится, естественно, к изложению и

столкновению идей, - в конфликт вовлекаются живые люди, и для всех

сохранившихся трагедий можно установить некоторые сходные принципы в

художественном изображении персонажей.

Прежде всего, это стремление поэта к обобщенной нормативности героя,

непреклонного в достижении поставленной цели. Действующие лица Эсхила часто

представали перед зрителем в момент выбора решения - таковы Пеласг в

"Молящих", Этеокл в "Семерых против Фив", Орест в "Хоэфорах". В еще большей

динамике представлена еврипидовская Медея, неоднократно принимающая и

отбрасывающая уже принятое решение убить собственных детей, чтобы отмстить

Ясону. Софокла - за одним исключением, о котором речь пойдет ниже - не

привлекает в его героях процесс выбора решения. Они появляются в тот момент,

когда сложившаяся ситуация властно диктует им одну, единственно возможную

линию поведения. Таков Аякс: позорное избиение скота не оставляет ему иного

выхода, кроме самоубийства. Такова Антигона: гибель Полиника предопределяет

ее стремление похоронить труп брата, невзирая ни на какие запреты. Таковы

Электра и Филоктет в их неукротимой ненависти к обидчикам, таков Эдип в его

желании обрести себе последнее упокоение в Колоне и в непримиримости к

изгнавшим его сыновьям.

Даже если цель, на которую направлены усилия индивидуума, смещается,

это происходит незаметно для зрителя и не оказывает никакого влияния на

присущую герою целеустремленность. Так, царь Эдип сначала озабочен

выяснением причин моровой язвы и, узнав их, принимает энергичные меры, чтобы

парализовать неведомого преступника. Затем он с той же одержимостью сам ищет

след "древнего злодейства", который приводит его к неизбежному

самоопознанию, - и здесь, несмотря на усилия Иокасты и старого пастуха, Эдип

доводит расследование до трагического конца. Начальная ситуация в

"Трахинянках" не предполагает заранее вмешательства Деяниры в судьбу

---

Геракла, - но коль скоро оно становится, с ее точки зрения, необходимым,

Деянира без колебании прибегает к помощи мнимого приворотного зелья.

Сомнения одолевают ее уже после того, как плащ отправлен Гераклу.

Некоторое отклонение от общего правила представляет собой образ

Неоптолема, который и в самом деле изменяет своей прежней готовности

доставить Филоктета под Трою и возвращает ему лук. Однако и здесь не следует

преувеличивать психологическую глубину разработки образа: душевные муки

Неоптолема скрыты от зрителя, и только несколько раз встречающееся в его

речах слово "давно" (806, 906, 913, 966) указывает на длительное созревание

в его душе желания отвергнуть навязанную ему роль, причем этот отказ

свидетельствует не о рождении новой черты характера, а о возвращении

Неоптолема "к самому себе" (950), о сохранении им своей "природы" со всеми

заложенными в ней возможностями (1310).

Раскрывая личность своих героев в самый значительный момент их жизни,

Софокл, однако, не уделяет внимания их чисто индивидуальным чертам.

Проникновеннейший прощальный монолог Аякса вполне подобает благородному

мужу, воину и любящему сыну, но в нем нет ничего субъективного, что было бы

свойственно только этому герою. Трогательные жалобы Антигоны, не успевшей

насладиться радостями супружества и материнства, справедливо вызывают слезы

у достаточно сдержанного хора, но эти жалобы могла бы повторить любая

девушка, покидающая свет задолго до определенного ей срока. Зритель знает,

что Антигона обручена с Гемоном, знает о попытках юноши вмешаться в судьбу

осужденной, - сама Антигона ни чем не обнаруживает свои чувства именно к

этому жениху. Та же Антигона, решившись на погребение Полиника, и Электра,

готовясь взять на себя месть убийцам отца, пытаются обрести помощь в лице

Исмены и Хрисофемиды, обращаясь только к одному доводу: оказав им поддержку,

сестры обнаружили бы свою благородную природу и стяжали славу (Ан. 38; Эл.

---

970 Ел.). Аргументом служит критерий, обращенный на объективную ценность

поступка, а не какие-нибудь, только сестрам доступные воспоминания о

прожитых вместе днях детства и юности.

При всем том, скажет читатель, мы не спутаем Аякса с Антигоной и Эдипа

с Филоктетом, ибо каждый из них - своеобразная личность, законченная

индивидуальность. Читатель будет прав. Конечно, говоря об индивидуализации в

античном театре, мы не должны подходить к ней с мерками нового времени,

стремящегося запечатлеть в образе неповторимое сочетание отдельных черт

психического склада и внешнего облика человека. Последнее условие

неприменимо к античности хотя бы потому, что маска и костюм, которые носил

персонаж, подчеркивали как раз его принадлежность к определенному

социальному типу (царь, вестник и т. п.), а отнюдь не его индивидуальности

Но и античные драматурги, как мы уже видели, не были озабочены

воспроизведением всех нюансов психического облика героев. Какие же другие

средства были в распоряжении Софокла, если он хотел достичь и достигал

своеобразия своих персонажей?

Первое из этих средств - уникальность ситуации, в которую поставлены

его герои.

Любая девушка, приговоренная к смерти, будет оплакивать свое

несостоявшееся жизненное призвание, но далеко не любая согласится под

страхом смерти нарушить запрет царя. Любой царь, узнав об опасности,

грозящей государству, примет меры к ее предотвращению, но далеко не всякий

царь должен при этом оказаться тем самым виновником, которого он ищет.

Всякая женщина, желая вернуть себе любовь мужа, может прибегнуть к

спасительному зелью, но отнюдь не обязательно, чтобы это зелье оказалось

смертельным ядом. Любой эпический герой будет тяжело переживать свое

бесчестие, но вовсе не каждый может быть повинен в том, что вверг себя в

этот позор из-за вмешательства божества. Другими словами, каждый сюжет, хоть

и заимствованный из мифа, Софокл умеет обогатить такой "подробностью",

которая необыкновенно расширяет возможности для создания необычной ситуации

и для проявления в ней всех качеств героя.

Другое средство индивидуализации образа - противопоставление герою

персонажа, контрастирующего с ним либо чертами характера, либо ^ровней

---

знания.

По первому принципу создан контраст между Антигоной и Исменой. Первая -

воплощенная решимость действовать, беззаветное служение долгу; вторая -

покорность власть имущему, склонность к компромиссу, И даже когда Исмена

готова пойти на смерть вместе с Антигоной, подлинная героиня не нуждается в

этой жертве: свой груз ответственности она не хочет с кем бы то ни было

делить. Более наступательную позицию занимает в "Электре" Хрисофемида. Она

не только, как Исмена, не находит в себе сил для мести убийцам отца, но и

всячески стремится отвратить от нее сестру. Ясно, что одержимость Электры

обрисовывается на этом фоне еще ярче.

Между царем Эдипом и Иокастой нет такого различия в характере, как

между названными выше сестрами. Преданная царю супруга, понимая его

состояние, хочет внести успокоение в его смятенную душу; для этого у нее

находятся и ласковые слова, и разумные доводы. Но вот наступает момент,

когда человеческая речь не может вместить в себя страшную истину, и Иокаста

способна только просить Эдипа о прекращении расследования. Царь остается

глухим к ее мольбам, они представляются ему препятствием на пути к правде,

которое не заслуживает внимания, - в столкновении истинного знания,

открывшегося Иокасте, и мнимого знания, увлекающего за собой Эдипа,

достигает высшего предела неповторимость той трагической ситуации, в которой

находится герой.

К сюжетообразующим средствам индивидуализации персонажей присоединяются

у Софокла и отнюдь не случайные стилистические приемы.

Жизненное кредо героя в драме раскрывается, как правило, в монологах,

построение которых и даже объем могут многое сказать о человеке. Так,

например, в "Антигоне" на долю заглавной героини приходится, если не считать

ее прощального коммоса, один небольшой монолог (450-470), на долю Креонта -

пять, общим объемом в 165 стихов. Как видно, новый царь любит поговорить и

любит, чтобы его слушали. По содержанию три из его пяти монологов отличаются

достаточной эмоциональностью, поскольку царь встречает противодействие своим

замыслам и стремится его преодолеть. Два же других монолога представляют

собой набор общих мест и бесспорных истин (162-210, 639-680), которым сам

Креонт, кстати, не очень следует.

При этом важно не только то, что говорят Креонт и Антигона, но и как

они это говорят. Спокойный, уверенный в себе Креонт строит речь из

---