Файл: Самосознание.европейской.культуры.XX.века.1991.pdf

тельный, но и преуспевающий: он купил ей виллу, машину, дорогие кольца; после такой встречи на старую любовь' взираешь с ирониейь", Эту «раздобревшую» страну Шрелла без сожаления покидает вновь и отправляется в повторную эми­

грацию.

32 Ср. в очерке 1960 г. «У нас в стране»: «Бсе эти люди.. которые в длинные летние вечера, возвратившись с неудачных загородных прогулок. раздраженно и без удовольствия глотают здесь теплый лимонад, провожали когда-то своих сыновей и братьев к поездам, увозившим их отсюда в смерть. Что убило их скорбь, убило их память? Как мало лиц в этой стране говорит о том, что их обладатель способен на память и скорбь!» **).

33 Эйх, Гюнтер (1907-1972) - западногерманский поэт-лирик и автор радиопьес: как и Белль, во время второй мировой войны был простым солдатом, как и Бёлль, оказался в американском плену. Б 1950 Г.- лауреат премии «Груп­ пы 47»; в 1956 Г.- лауреат литературной премии имени Г. Бюхнера.

и социологических сочинений об узниках концлагерей, романа «Панорама» ***,

рассказов. Рассказ Адлера «Поездка» ****, который цитируется и разбирается во «Франкфуртских чтениях», представляет собой кафкианекий гротеск, тоже

навеянный переживаниями, вынесенными из пребывания в концлагере.

34 Хлам, мусор, отбросы играют ключевую символическую роль едва ли не во всех главных произведениях Бёлля. Во-первых, это социальная эмблема изгойства, отщепенства, отверженности; опознавательная мета всех тех, кого «большое общество» оттеснило на задворки, исключило из благополучных статистических сводок и кто, по мысли Бёлля, должен оказаться в центре вни­ мания художника, приверженного к «эстетике человечного» (ср. с евангельским: «Камень, который отвергли строители, стал во главу угла»). Голодный разносчик, с безнадежным видом предлагающий свой бросовый товар (повесть «И не сказал ни единого слова», роман «Дом без хозяина», рассказ «Нежданные гости» *****),

солдат-золотарь, в дисциплинарном порядке выгребающий нечистоты (повесть «Самовольная отлучка» ******, иностранные рабочие-мусорщики, жертвы непрестижного занятия и ксенофобии сразу (<<Групповой портрет с дамой») - этот разряд персенажей постоянно приковывает к себе взор писателя. И по­ скольку отличительной чертой бёллевского ведущего героя является неприя­ тие привилегий, он обыкновенно не жалуется на свое место рядом с букваль­ ными и фигуральными отбросами общества, а скорее гордится им; парадокс

по уборке помещений, поскольку он отказывался вступать в гитлерюгенд и принимать участие в военных занятиях этой организации.) Вместе с тем «хлам» И «отбросы» - символ из области поэтической метафизики Белля. Писатель обстоятельно, даже с нежностью запечатлевает ненужные или отчужденные предметы: коробочки,· бумажки, пустые флакончики, осколки бутылок, всякое старье на чердаках и в подвалах, яркие цвета грошовых картинок, афиш, плакатов, флажков, этикеток. Хлам, лишенная потребительской ценности, попран­ ная, подобно известному разряду людей, материя вселенной представляет в мире Бёлля совершенно особую.. бескорыстную онтологическую ценность; в качестве мемориала или трогательной игрушки эти предметы возвращаются из отчуж­ дения усилиями сознания и памяти. В этом смысле для героя и самого повество­ вателя, по существу, нет отбросов; хлам - это сгустки человечного.

*Бёлль Г. Бильярд в половине десятого. М., 1961. С. 176.

**ВЫ' Н. Нiегzulапdе / / Вбй Н. Егziihluпgеп, H6rspiele. Aufsiitze...

S.435.

***Adler Н. Рапогаmа. Вопп, 1968.

****Adler Н. Еiпе Reise. Вопп, 1962.

*****Вдй Н. UпЬегесhепЬаге Giiste. Zurich, 1956.

****** B6ll Н. Entfernung уоп der Тгирре. Кбгп; Berlin, 1964.

35 Соседство .«музея» с «мусором». имеет здесь. опять-таки првнципиальиый смысл. «Музей» в· композициях Вёлля выступает как символ отчужденной, дегу­ манизированной культуры, ее мертвенный паноптикум (см. примечание 19). Тема

,рассказа Г. Адлера (лю~ей отправляют на свалку, а их вещи сберегают для му: зея) разработана и у Белля: в «Бильярде в половине десятого» интеллигентвыи

английский офицер предлагает уничтожить всех немцев, сохранив созданные ими произведения культуры (дело происходит весной 1945 г.). Б ситуации массового истребления людей особая почтительность к музейным, культурно-археологическим

памятникам - к «грязи из-под ногтей XIV века» - вызывает у персонажа Бёлля отвращение: если все эти ценности не помогли предотвратить человеческого взаимо­ уничтожения, значит, музейные экспонаты незримо обра~ились в мусор. Герой рассказа «Вы прибыли в Тибтень * в духе епоэтическои выходки» смешивает

оправдание как равноправные памятники «вечночеловеческогоэ. Если восполь­ зоваться дистинкцией, предложенной во «Франкфуртских чтениях», можно ска­ зать, что Бёлль юмористическн возвышает попранное (<<мусор») И сатирически унижает помпезное [емузейэ}.

36 Церлина - персонаж из "Поездки» Г. Адлера (см. примечание 33). По

сюжету этого рассказа, власти депортируют людей, постепенно- запрет за зап­ ретом - лишают их свободы, жизненной среды и, наконец, уничтожают. Церлина

не смеет смахнуть упавшую на нее снежинку, так как запрещено шевелиться. 37 Об этом жизненном времени, потерянном в ожидальнях войны и разрухи, очень выразительно пишет автор статьи о творчестве Белля французский критик Анри Плар: еБёлль почти никогда не описывает войну как таковую, но то, что происходит за ее кулисами,- от Кёльна до Внльнюса, от венгерской пушты до побережья Атлантики: бюро, лазареты, транспорты раненых, поезда, ползущие из одного конца Европы в другой, концентрационные лагеря, пылающие го­ рода - и всюду голод и отвращение. Никогда не вспоминает он короткий угар сражения, никогда - облегчение, которое может дать быстрое беспощадное дей­ ствие хотя бы на минуту... У Бёлля не воюют, а умирают, подвергаются бомбар­ дировкам, ампутациям, подбирают раненых, выходят ночью на патруль, стараются

чивших литературное признание. Связанные с этим временем переживания на­ всегда остались для него «моментом истины», ВЫСШИМ пунктом экзистенциального опыта - как годы каторги для Достоевского. В «Групповом портрете с дамой» взаимовыручка людей в те месяцы, их «христианский коммунизм» В «бесхоз­ ной» стране, внезапное падение имущественных и социальных перегородок

представлены Бёллем, из четвертьвекового отдаления, дa~e несколько ид~лличе­ ски. В западной критике огмечалось, что начало «новои жизни» для Белля­ 1945-й, а не 1948-й год, год, связанный с надеждами на внутреннее обновление,

. а не год стабнлизации маркн, когда «новая жизнь» стала девизом западно- германского официального курса. • ' .

39Символы вкушения пищи и застолья, совместнои трапезы связаны у Белля

срелигиозной символикой епричастия» ~ как «МИI?СКОЙ» ее. вариант. Пища----.:

это средство приобщения людей друг к другу и к космическои субстанции; в He~ воплощено то обращенное к человеку своиство материи, которое повлиявшин на Бёлля Г. Честертон называл «съедобностью земли». При таком отношении к пище духовной нормой бёллевского героя становится непресыщенность, что в социальном плане совпадает с бедностью. Богатые извращают. невинную сущ­

ность питания, насыщения, застолья; в ресторане роскошного отеля «все вы­ глядело порочным, даже яйца всмятку... здесь случались всевозможные пре: вращения: вино не было вином, хлеб не был хлебом...• все становил.?сь составн?и частью таинственных пороков» *** Наряду с этои поэтическои «мистикои»

* B6ll Н. Hier ist TiЫen / / вон Н. Unberechenbare Giis!e ..: S. 67-71.

**Plar Н. Mut und Bescheidenheit / / Оег Schriftsteller Нешпсп ВоlI... S. 55.

***Бёлль Г. Бильярд в половине десятого... С. ..3..6.

349

еды-причастия, в прозе Бёлля не обойдена и «поэзия кухни», щедрого провин­ циального очага,- важный момент в «эстетике человечного» (повесть «Чем кои­

чилась одна командировка»).

40 ер. в повести «И не сказал ни единого слова... в: «...я плачу потому, что наши дети такие смириые. Они такие тихие, Фред. Мне страшио, когда я вижу, как покорно они идут в школу, как серьезно относятся к ней, меня пугаеу добросовестность, с какой они делают школьные уроки» *. Ребенок, замученныи

лисцип.тиной.с- традиционная «немецкая» тема.

41 Штифтер, Адальберт (1805-1863) - австрийский писатель; с сочувст­ вием изображал уходящий в прошлое патриархальный уклад; в прозе и педаго­ гических сочинениях развивал просветительскую утопию, близкую «Вильгельму

42 «Эстетика хлеба» как' общего источника жизни, единящего людей, дейст­ внтельно сопутствует всему творчеству Бёлля; ее соотнесениость с символом «причастия» очевидна. Однако не менее важна другая ее сторона - связанная с еценами на хлеб», с чаянием социально-имуществеиной справедливости. «Тот, кто пишет или произносит слово ХЛЕБ, сам до конца не сознает, что он совер­ шает. Из-за этого слова велись войны, происходили убийства, это слово содер­ жнт огромное наследство, и каждый, кто его пишет, должен был бы знать, какое наследство оно в себе заключает и к каким превращениям оно способно» **. «Превращение» хлеба из источника жизни в источник разъединения и ненависти, та опасность, какую несет с собой (если воспользоваться выражением М. Цветае­ вой) «голод голодных И сытость сытых», изображены в повести Бёлля с знамена­

тельным названием «Хлеб ранних лет» ***.

43 Фонтане, Теодор (1849-1898) - выдаюшийся немецкий прозаик, психо­ лог - бытописатель прусского дворянства; «Под грушевым деревом» - ранний, сравнительно малоизвестный роман Фонтане.

н Шмидт, Арно (родился В 1914 г.) - западногерманский писатель, лите­

раТУЕНЫЙ ровесник Бёлля (печататься начал после войны).

5 Герой романа «Глазами клоуна» тоже мечтает о том, чтобы кто-нибудь взамен псевдобогословской болтовни - «так пусть же все сущее существует, а все парящее воспаряет» - сказал проповедь о женских руках в Евангелии.

46 В сатирическом эпизоде из романа «Групповой портрет с дамой» высмеи­ вается этот католический модернизм, раболепствующий перед «духом научио­ стив И «требоваииями времени»: на могиле замученной в годы гитлеризма мо­ нахини чудесным образом вырастают розы, но церковные власти, боясь обвине­ ний в обскурантизме и подложных чудесах, истребляют их заодно с прахом

усопшей.

47 Готшед, Иоганн Кристоф (1700--1766) - немецкий просветитель: пред­

ставитель литературно-эстетической мысли классицизма.

48 Жан Поль (настоящее имя: Иоганн Пауль Рихтер; 1762-1825) - немец­ кий писатель, близкий романтизму; его прозе, сочетавшей сентиментально­ идиллические бытописательные черты с философско-педагогическими мотивами, свойствен тонкий интеллектуальный юмор, парадоксальная игра словесными значениями. В трактате Жан Поля «Подготовительная наука по эстетике» ****

(1804) есть раздел о юморе (Жан Поль писал о «необходимости культуры остро­ умия в Германииь, рассматривая остроумие как путь к свободе).

49 Буш, Вильгельм (1832-1908) - немецкий поэт-юморист и художник­ карикатурист; широкую популярность в Германии и за рубежом приобрела его

книга для детей «Макс И Мориц» ***** - О веселых и жестоких проказах братьев­ сорванцов из чинной буржуазной семьи; у нас эта книжка известна в блестя­ щем переводе Д. Хармса. Многие произведения Буша насыщены резкими анти­

религиозными и антиклерикальными выпадами.

*Бёлль Г. И не сказал ни единого слова... М., 1957. С. 111.

**8611 Н. Die Sprache als Hort der Freiheit ... S. 18.

***8611 Н. Das Brot der fruhen Jahre. Кбlп; Вегйп, 1955.

****Jean Раи! (Rieher J. Р.). Vorschule der Asthetik. Nebst еiпigег Vorle-

sungen in Leipzig йЬег die Parteien der Zeit. Leipzig, 1923.

***** 8useh W. Мах und Moritz. В., 1896.

350

5" Из евангельской Нагорной проповели. «А я говорю, что всякий, гневаю­ щийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему «рака» [пустой человек], подлежит синедриону, а кто скажет: «безумный», под­ лежит геенне огненной» (Мф, V, 22).

51 Белль. особенно в своей ипостаси новеллиста, рассказчика, может быть

сполным основанием назван юмористическим писателем, однако природа его

смеха (соприкасающегося с сатирой, иронией, клоунадой, эксцентриадой, но не совпадаюшего ни с одной ИЗ этих разновидностеи смешного) очень специфична и с известным приближением должна быть охарактеризована как «юмор юрод­ ства». Этот юмор направлен против «убийственной серьезности», егюсюсторон­ ней» озабоченности буржуазного существования и соответствеино окрашен (есл.и воспользоваться формулой из «Бильярда в половине десятого») в тона «библеи­ ского веселью>, францисканской беспечности, проникнут пафосом победы над духом тяжести, веселого отречения от суетных ценностей, отягчающих респекта­ бельное сознание. В такой тональности смешного, после работ М. М. Бахтина,

нетрудно отыскать много элементов «карнавального мироощущения»; однако Бёлль сознательно отказывается от «здоровой жестокости», свойственной на­ строению «карнавализованной» толпы: смешной человек, чудак оказывается у Бёлля не объектом, а хозяином балаганного представления; его достоинство

юмо~истически уважено.

2 Называя имя Геириха фон Клейста, виднейшего немецкого писателя-

романтика (1747--1811) в ряду великих юмористов, Белль имеет в виду не только его знаменитую комедию «Разбитый кувшин», но И эссе «О театре марионеток» *.

отражение и разработку в романе Белля «Глазами клоуна».

53 Ирония для Бёлля - один из наиболее сомнительных разрядов комиче­ ского. В «Бильярде в половине десятого» (истории архитектора Генриха Фемеля) осуждаются последствия иронической терпимости, подменяющей собою этически недвусмысленный выбор между правдой и ложью (<<одной иронии недостаточно, одной иронией не обойдешься» **). в эпоху историческихкатастроф и «последних» нравственных решений ирония уже «не дает алиби», утверждает Белль.

И. Б. Роднянекая

*Клейст Г. фОН. Избранное. М., 1977. С. 512-518.

**Бёлль Г. Бильярд в половине десятого... С. 86.

351

\

Марсель Г.

Ктрагической мудрости

иза ее пределы *

Слова устают и изнашиваются, как устают и изнашиваются люди. При случае может оказаться нужной замена. Но слово «мудрый» (sage), робко просочившееся в официальный язык и

даже в академические круги на смену понятия «эксперт»,­

действительно ли призвано стать на его место? Между тем именно «мудрым подходом» - по крайней мере, согласно харак­ теристике авторитетных инстанций,- была названа деятельность комиссии советников, которым во время забастовки шахтеров во Франции несколько лет назад поручили заняться глобальным исследованием проблемы заработной платы. В целом речь шла об определении того, на какое ее увеличение надо пойти при дан­ ном положении вещей с учетом как постоянного роста цен, так

иимператива не делать ничего, грозящего нарушить финансовое равновесие и открыть дорогу инфляции. Вопрос, конечно, важный

итрудный, но в целом касающийся исключительно техники эконо­ мического дела. Если же обратиться к истории человеческой мысли, мы неизбежно должны будем констатировать, что Муд­ рость принадлежит к совсем другому порядку вещей; больше того,

что она метатехнична 1 постольку, поскольку часто вынуждает ставить под вопрос технические приемы и вообще технику как таковую. Простой факт, что человек может быть назначен для разрешения проблемы указанного рода в силу своей признанной или предполагаемой компетентности, уже достаточно показывает, на мой взгляд, что разговор о «мудрости» В данном случае

неуместен.

«Но,- спросит кто-нибудь,- не в том ли здесь причина,

что слово «мудрец» выражает отжившее понятие, отсылающее нас к дотехническому веку? Не приходится ли обществу, приме­ няющему новейший научный инструментарий, все больше на­ ступать на область внутреннего знания, сокровенного Bei sich sein 2, где слова «мудрый» И «мудрость», видимо, только И имеют право гражданства?»

* Магсеl G. Роиг uпе sagesse tragique et son au-dele / / Магсеl G. Роuг uпе sagesse tragique. Р., 1968. Р. 291-310.

352

Всамом деле, можно серьезно опасаться, что независимости

исуверенности, которые так давно, особенно стоиками, были

приписаны внутреннему суду совести, пришел конец. Это верно

прежде всего на уровне познания, но также - и здесь глубокий

трагизм - в плане самой жизни. Уже больше пятнадцати лет назад в сообщении, адресованном Конгрессу борьбы за свободу культуры, проходившему в Берлине, я писал (и вряд ли надо

напоминать о трагическом опыте, из которого выросли мои опа­ сения): «Каждый из нас, если он не хочет лгать самому себе или

грешить необоснованной самонадеянностью, должен признать су­ ществование конкретных средств, могущих завтра быть введен­ ными против него, чтобы лишить его той суверенности, или, скажем менее высокопарно, того распоряжения собой, которое в другие эпохи совершенно естественным образом считалось бы неруши­ мым, неотчуждаемым. Не будем даже говорить вместе со стоиками,

что за человеком сохраняется спасительная возможность само­ убийства: это уже не так, коль скоро он может быть поставлен в положение, где не захочет уже убить себя, где самоубийство покажется ему незаконной лазейкой, где он сочтет себя обязан­

ным мало что подвергнуться наказанию, даже желать наказания, положенного за преступления, которые он себе припишет, может

быть, не совершив их».

Несомненно, эти зловещие возможности в определенной мере перекликаются с тем фактом, что подлинность внутреннего суда

совести была особенно начиная с Ницше, радикально поставлена

под вопрос. Сегодня кажется более чем сомнительной способность человеческого существа, каково бы оно НИ было, обнаружить, выделить внутри себя какое-то осязаемое ядро, которое можно было бы назвать его сущностной самостью. И приходится при­ знать, что такого рода отрицание самости служит как бы KOCBeH~

ным приглашением для всех вмешательств, для всех вторжении общества, сколь бы равными ни были принимаемые ими формы.

Здесь, кажется, надо предупредить одно - впрочем, явно несостоятельное - возражение. «Не настала ли пора,- могут

спросить нас,- пойти на децентрирование мудрости и признать, что в мире, как он развивается у нас на глазах, само общество

призвано приобрести свойства, которыми традиция наделила лич­

ность мудреца?» Действительно, туманная идея подобного переворота уже дав-

но витает в умах доктринеров социалистической мысли, и это началось, по-видимому, еще с утопистов первой половины XIX в.

По-моему, однако, надо без колебаний ответить, что идея такого переворота покоится на иллюзии, граничащей с бредом. Ведь на какие бы технические усовершенствования ни оказалось способно

общество, оно не может стать подлинным субъектом, оно всегда будет лишь квазиличнОСТЬЮ, или псевлосуоъектом. Поведение, на

которое оно способно, рядом с жизнью или деиствиями мудреца в лучшем случае подобно электронному мозгу рядом с мыслящим

существом.

353

Впрочем, не поступили ли мы неразумно, согласившись, ка­

жется, Слишком просто, как соглашаются с очевидностью, что мудрость в старом толковании моралистов была привязана к си­ туации, совершенно чуждой теперешнему человеку? Может быть,

приходится распроститься разве что с чувством экзистенциальной обеспеченности - впрочем, всегда грозящим выродиться не только

в самонадеянность, но и в самодовольство? В этом Отношении

как, должно быть, и во множестве других, мы, несомненно, вошли

в полосу незащищенности, и смертельная опасность, какой подвер­ гается человеческий род от ядерного оружия,- это в конечном счете лишь ее видимое выражение, или символ. Безусловно, мудрость отставного чиновника или офицера, переводящего Гора­ ция для заполнения своего досуга, имеет теперь для нас разве что такую же вместе сентиментальную и ничтожную ценность,

какую мы придаем вороху старых фотоснимков, обнаруженных на дне забытого ящика в загородном доме. Но я уверен, что надо

решительно воспротивиться соблазну считать, будто мудрость

сводится к такого рода жизненному режиму или духовной диете на потребу людям, может быть, еще и живым физиологически,

но давно распрощавшимся с жизнью, с ее задачами, опасностями, а заодно и соблазнами, которые она с собой несет.

Идею, очерченную мною здесь в ее отрицательном определе­ нии, я готов обобщить, сказав, что для сегодняшнего человека

мудрость явно может быть только трагической.

Конечно, здесь на нашем пути мы встретим Ницше, и, признать­

ся, та~ая встреча не слишком нас подбодрит, потому что, если в какон-то момент - что, наверное, нельзя отрицать - и сущест­

вовала ницшеанская мудрость, все-таки можно спросить, так ли случайно она в конце концов вылилась в безумие. Однако это по­ служит хотя бы тому, чтобы побудить нас тщательно рассмот­

реть пределы, внутри которых мудрость, называющая себя траги­ ческой или желающая быть таковой, может оставаться муд­ ростью. Приходится еще признать, сверх того, что эти слова «трагическая мудрость» обладают романтическим призвуком, ко­

торыи не преминет вызвать у некоторых людей беспокойство.

Вместе с тем есть явные основания думать, что сегодняшний человек, претендующий на какую-то глубину, никоим образом не может абстрагироваться если не от Weltanschauung'a [мировоз­ зренческих настроений], то по крайней мере от романтического опыта: он, мне кажется, должен будет признать, что этот опыт живет в нем хотя бы на правах некоего соблазна. Добавим даже, что речь идет о соблазне, раз навсегда избавиться от кото­ рого для него невозможно. И вообще СЛовосочетание«раз навсег­ да» приложимо, надо думать, только к области рационального или техники, в которой оно материализуется, но не к жизни как таковой, всегда чреватой повторами, возвратами, ностальги­

ческими зовами, поднимающимися из прошлого и из мира дет­ ства. Впрочем, следуя нашей линии размышления, придется,

наверно, сказать, что именно этот постоянныйсоблазн, требующий

-от каждого Н!iстороженности, оказывается признаком нашей фун­ даментальнои необеспеченности, которая должна постоянно при­ сутствовать в нашем сознании; это ее присутствие как раз и при­ дает единственно еще доступной или, по крайней мере,· един­ ственно значимой для нас мудрости ее подлинно трагический

характер.

Но эти взгляды, как бы они ни были верны, имеют все еще слишком расплывчатый инеопределенный характер;по-настоя­ щему интересными они способны стать лишь в том случае, если позволят найти по крайней мере зачаточный ответ на встаю­ щие сегодня перед нами жгучие вопросы. В общем виде ска­ жем, что все эти вопросы относятся к определенной ситуа­ ции, отмеченной прежде всего ускоряющимся и гиперболиче­ ским развитием техники и несомненными, может быть смертель­

ными, опасностями, которым это развитие подвергает человече­ ский род.

Можно себе представить - тем более что действительно есть люди, пытающиеся такое осуществить,- что мудрость, по край­ ней мере воображаемая, состоит в том, чтобы, вдохновляясь примером более или менее правильно понятого Ганди, противопо­ ставлять этому вторжению техники не просто словесный, но дея­ тельный отказ. Следуя именно этому веянию, писатель Ланса дель Басто основал небольшую общину, вознамерившуюся до­ вольствоваться по возможности собственными ресурсами, так что,

например, подчеркнуто анахроническая одежда, которую носят ее члены, ткется вручную. Боюсь только, что здесь перед нами лож­ ная мудрость, невольная карикатура на то, чем могла бы быть подлинная мудрость, хотя бы начала которой я стараюсь здесь прояснить. Выше я говорил об опасности самодовольства; оно­ то и есть тот риф, о который почти неизбежно разбивается община такого типа: она образцова лишь в своих собственных глазах. Со всех сторон она открыта для упреков в эстетствующем фарисействе. Можно даже сказать, пожалуй, что она сталкивает­ ся с такой дилеммой: или эта ее самодостаточность - ложь, по­ скольку община зависит в своей материальной жизни от беско­ нечно более крупной общности, построенной на противополож­ ных началах, или же она на самом деле автономна, но какой ценой? В ущерб всему тому, что могло бы притоком извне обога­ тить и напитать ее существо. Приходится опасаться, не суждено ли ей в таком случае умереть от истощающей анемии. Мне кажет­ ся ясным, что отказ от техники, от мира технических средств не идет дальше своеобразного инфантилизма, который ко всему про­ чему грешит еще и искусственностью. В лучшем случае общину наподобие упомянутой можно сопоставить с индейскими резерва­ циями, ценой больших затрат сохраняемыми в разных глухих районах Соединенных Штатов. Все равно в них не увидишь ничего, кроме заботливо оборудованных филиалов какого-нибудь музея естественной истории. ИХ цель - хранить свидетельство о безвозвратно исчезнувшем прошлом, хотя начинатель вроде ЛаН-

сы надеется, наверное; создать нечго-вавояобие модели небольших

Возможна .диаметрально противоположная установка, и пла­ uетарныйоптимизм, 0- котором. свидетельствуют нисания отца Гейяра де Шардена, позволяет определить ее- с достаточной ясностью. Дело идет прежде всего об энтузиастическом утверж­

дении техники и, хочется даже сказать, ее спасительной зна­ чимости. Вместе с тем здесь надо остерегаться одной возможной путаницы, которую сам отец Тейяр подчеркнуто и исчерпывающе осудил. «Веру В прогресс сейчас больше всего подрывает в глазах людей до сих пор еще проявляемая его сторонниками злосчаст­ ная тенденция превращать в уродливый милленаризм все, что есть самого законного и самого благородного в нашем ныне про­ снувшемся ожидании чего-то «ультра-человеческого». Период эйфории и изобилия, золотой век - вот и все, объясняют нам, что уготовила человеку Эволюция. Но перед лицом столь буржуаз­

ного идеала наше сердце по понятным причинам остается холод­

ным» 3. Всему, что сводится просто к благополучному существо­ ванию, отец Тейяр противопоставляет то, что он называет жаждой большего существования, которое одно только способно спас­ ти мыслящую землю от taedium vitae *. Прогресс, в котором не сом­

ное давление, оказываемое более сильной группировкой людей на более слабых, вдобавок к естественному гнету физических обстоятельств. Другой же способ состоит в том, чтобы пробу­ дить среди людей подспудную силу взаимной связи, единодушие, порождающее начало которого может заключаться, по существу, только в том всеобщем тяготении, чей источник - один и тот же Некто. И в докладе, прочитанном вПекине 22 февраля 1941 г. и включенном в V том, посвященный «Будущему человека», автор заявляет, -что «чем больше пытается он, захваченный и вос­ хищенный, измерить огромные сдвиги прошедшей Жизни.,. тем больше он убеждается, что это гигантское развитие,· чеи ход никто не в силах остановить, достигнет своей цели лишь через христианизацию» 4.

Таким образом, нет ничего более чуждого идеям отца Гейяра. чем технократический оптимизм, готовый самой по себе технике приписать способность разрешить человеческую проблему в целом. На деле вдохновляющая отца Гейяра надежда коренится в опре­ деленной мистике. Беда, к сожалению, в том, что последняя гораздо меньше поддается передаче, чем легкомысленный опти­ мизм, над которым она недосягаемо возвышается. Между прочим, именно поэтому можно наблюдать, как некоторые марксисты выражают симпатию к мысли, которая в действительности абсо­ лютно несводима к их философии и которую они решительно и начисто обезглавливают при ее усвоении. Следует, правда, при-

* - скука жизни (лат.).- Прим. ред.

знать, что у самого отца Тейяра в очень ответственных контекс­ тах намечается связь между этой мистикой самой по себе и перс­

пективами совершенно другого порядка, но выступающими, по сути

дела, как ее простые экстраполяции. В приведенном выше тексте фраза о развитии, ход которого ничто не в силах OCTaHOB~Tb, или оказывается чистой риторикой, или утверждает какои-то фатализм прогресса,- нечто вызывающе противоположное с~мим принципам христианства. Как раз из-за того, что единство теияро­ вской мысли так хрупко, она почти неизбежно обречена на рас­ слоение, когда ее самые поверхностные и, надо сказать, вместе с тем самые соблазнительные элементы поддаются в конечном сче­ те эксплуатации для партийных целей людьми, неспособными приобщиться к пылкой Вере, залегающей в сердце тейяровского творчества. Что касается занимающей нас проблемы, то, мне ка­ жется, мысль Тейяра, рассмотренная во всех ее измерениях и в отвлечении от таящихся в ней противоречий, движется за преде­ лами того, что мы называем мудростью, в скрытой и неулови­ мой области, где наука и религия тяготеют к совпадению; но зато упрощенческие, схематические и даже карикатурные выра­ жения, в которые она облекается у того или другого вольного мыслителя, ставят ее, наоборот, ниже мудрости в собственном

смысле слова.

Это затянувшееся а propos поможет в какой-то мерерасчистке нашего пути, поскольку соображения, вызываемые теияровским творчеством, чье историческое значение для серьезного читателя неоспоримо, дают яснее разглядеть пределы, внутри которых мы должны держаться в нашем осторожном исследовании, начатом в попытке раскрыть, чем может быть мудрость сегодня.

Нашим целям отвечает принципиальное положение о том, что чисто научный и технический прогресс не в силах сам по себе способствовать установлению между людьми согласия, без

которого невозможно никакое счастье, заслуживающее такого названия. Это, конечно, не означает, что нам надо питать упор­ ное подозрение к науке и технике, но мы, безусловно, должны разоблачатьзаблуждениелюдей, ожидающих от них того, чего те никоим образом не могут дать, я имею здесь в виду - наделить нашу жизнь смыслом. Именно этот смысл или, если хотите, эту ценность стремится открыть и сберечь мудрость - разумеется, оставаясь ниже гарантий, даруемых нам Откровением. Я даже оставляю пока без рассмотрения важный вопрос о том, в каких условиях мудрость, как таковая, может существовать рядом с эк­ зистенцией, сосредоточенной на достоверностях этого порядка, или внутри нее. Очень возможно, что в подобном контексте собствен­ но' мудрость, как таковая, должна была бы подвергнуться под­ линному преображению. Но занимающая меня сегодня пробле­ ма касается тех, кого такая достоверность не захватила. Не будет

ли предосудительным легкомыслием утверждать, что этим неверу­ ющим, которые в большинстве случаев даже и не противники Веры или воинствующие атеисты, а скорее только скептики