Файл: Недействительность сделок (Сделка и ее недействительность в доктрине, законодательстве, правоприменении).pdf

Как пример можно привести факт передачи доли в праве собственности в качестве отступного по ранее заключенному договору займа без соблюдения требований ст. 250 ГК РФ («Преимущественное право покупки»), формально установленных только для договоров купли-продажи и мены. Совершая сделку отступного, ее стороны лишают третьих лиц (участников долевой собственности) преимущественного права приобретения доли в праве собственности другого участника [23; с. 189].

Согласно п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25, к сделке, совершенной в обход закона с противоправной целью, подлежат применению нормы гражданского законодательства, в обход которых она была совершена. Следовательно, к сделке по предоставлению отступного должны применяться правила пункта 3 ст. 250 ГК РФ о договоре купли-продажи, т.е. норма права, в обход которой была совершена сделка.

Эту ситуацию можно описать иначе: продавец и покупатель доли в праве собственности, стремясь избежать нежелательных для себя правовых последствий заключения договора купли-продажи, предусмотренных пунктом 3 ст. 250 ГК РФ, заключают заем (сумма займа - цена по договору купли-продажи) и сделку отступного (передача доли в праве собственности), достигая таким образом того же экономического эффекта (переход доли в праве собственности покупателю-займодавцу), что и по договору купли-продажи.

В данном случае стороны совершили сделки (заем и предоставление отступного) с целью прикрыть другую сделку (куплю-продажу), выполнив гипотезу, сформулированную в первом предложении пункта 2 ст. 170 ГК РФ. Суд, руководствуясь положениями абзаца второго п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25, должен применить правила, относящиеся к сделке, которые стороны в действительности имели в виду, а именно пункт 3 ст. 250 ГК РФ.

Такая вариативность представления одной и той же правовой ситуации призвана показать схожесть двух юридических составов - сделок в обход закона и мнимых или притворных сделок. Даже в абзаце втором пункта 88 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25 в качестве примера притворной сделки приводится договор дарения доли в обществе с ограниченной ответственностью «в обход правил о преимущественном праве других участников на покупку доли». Как же их разграничивают? Достоверный ответ на данный вопрос можно получить, если обратиться к истории развития этих институтов.

Институт мнимых сделок был известен римскому праву классического периода. О притворности говорили тогда, когда сделка, хотя и заключалась, но по намерению сторон не должна была иметь эффекта. В большинстве случаев подобным образом обходили определенные запреты, например, за договором купли-продажи и аренды, по которым цена или арендная плата в действительности не должны уплачиваться, скрывали нарушающее запрет дарение. Основной сферой применения правил о притворности сделки были именно сделки, совершенные в обход определенных запретов. Мнимые сделки совпадали со сделками в обход закона, это был один и тот же правовой институт.

Разделение мнимых сделок и сделок в обход закона является результатом разработок волевой теории сделки. В 1878 году германский профессор Йозеф Колер (1848-1919) в своей работе «Учение о внутренних оговорках и притворстве» установил признак сделки в обход закона: ее правовые последствия желаемы, но только в той степени, насколько она достигает экономической цели прикрываемой сделки. По мнению этого автора, сделки в обход закона должны быть недействительными, если они нацелены на результат, которому закон хочет воспрепятствовать. Однако стороны желают тех правовых последствий, которые следуют за сделкой в обход закона.

Соответственно в современных комментариях к Германскому гражданскому уложению 1990 года содержится положение, согласно которому в случае, когда стороны хотят наступления соответствующих правовых последствий, но не связанного с ними экономического или прочего фактического результата, наличествует сделка в обход закона, но не мнимая сделка. Сделки в обход закона не являются мнимыми, поскольку в этих случаях стороны стремятся к наступлению их правовых последствий, чтобы достичь своих практических целей.

Таким образом, произошло смещение акцента в толковании института мнимости сделок. Если стороны желали наступления правовых последствий сделки, однако, заключая ее в таком виде, имели целью исключить применение ряда положений о сделке, которая в действительности соответствовала сути их экономических отношений, то сделка признается совершенной в обход закона, но не мнимой.

Как видим, в XIX веке произошло смещение акцента в квалификации мнимых сделок с соотношения юридически значимых действий и их последствий в фактической реальности на соотношение воли и волеизъявления: для признания сделки мнимой необходимо выявить, действительно ли лицо желало того, что им изъявлено.

Такая постановка вопроса свела основное значение правил о притворности сделки к внутреннему отношению между действующими сторонами, а не к защите третьих лиц. Главное правило, которое имеет значение для мнимых и притворных сделок, - это несоответствие между волей и волеизъявлением не влияет на сделку, если другая сторона была добросовестной. И оно получило свое отражение в абзаце четвертом п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25.

На основе приведенных теоретических рассуждений возникли дела в судебной практике, в которых истцу отказывали в признании недействительными сделок на основании ст. 170 ГК РФ, если стороны для достижения экономического результата использовали юридическую форму, отличную от той, которую на самом деле подразумевают.

Действительно, купля-продажа чаще всего ведет к переходу права собственности на вещь. Однако суду надлежало установить, являлись ли эти действия куплей-продажей, какого экономического эффекта добивались стороны своими действиями и что они скрывали за правовой формой купли-продажи?

Но догматическое смещение акцента толкования понятия мнимости и господство теории воли не дает суду возможность задаться такими вопросами и логически приводит к необходимости создания новой, дополнительной категории, позволяющей раскрывать правовую форму и искать реальные фактические последствия. Этой категорией стала «сделка в обход закона».

Одновременно сложилась негативная практика, согласно которой сделка, исполненная одной из сторон, не может считаться мнимой. Но это проявление не сущностного признака мнимой сделки, а общего правила о запрете противоречивого поведения: исполнив сделку, лицо не может ссылаться на ее ничтожность [9; с. 272].

В пункте 86 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 изложен противоположный подход.

Характерно, что по спорам, когда сделку как мнимую оспаривают третьи лица, поскольку она нарушает их права (чаще всего это связано с выводом активов должника), суды констатировали: факт исполнения не влияет на признание сделки мнимой и, более того, при мнимых сделках исполнение симулируется в большинстве случаев.

В результате мы приходим к выводу, что вопрос о соотношении мнимых сделок и сделок в обход закона зависит от общих теоретических посылок. Вместе с тем последствия применения рассматриваемых норм одинаковы: суд должен применить нормы, которые соответствуют сути, а не форме отношений сторон.

Если придерживаться волевой теории, то сделка в обход закона отличается от мнимой сделки тем, что стороны, совершающие мнимую сделку, не желают наступления ее правовых последствий. Кроме того, для квалификации сделки как совершенной в обход закона суд не должен выяснять намерения сторон - он должен устанавливать только объективный факт достижения результата, запрещенного законом.

Если же основываться на том, что о правовых последствиях сделки сообщает не только воля сторон, но и в самой правовой системе принято, что за определенными формами социального взаимодействия следуют правовые последствия, то мнимой будет признаваться та сделка, форма которой не соответствует ее реальному содержанию, и сферы действия мнимых сделок и сделок в обход закона совпадут.

С учетом того что в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25 разъяснена необходимость различать мнимые сделки и сделки в обход закона, судам следует руководствоваться первым из указанных выше подходов.

3. Новеллы гражданского законодательства о недействительности сделок с позиции добросовестно­сти

В связи с реформой гражданского законодательства применительно к сделкам вопрос о защите субъективных гражданских прав рассматривается посредством признания оспоримой сделки недействительной и применения последствия ее недействительности, а также признания недействительной ничтожной сделки и применения последствий ее недействительности, увязывая применение данных способов защиты с добросовестным поведением сторон сделки.

По общему правилу, недействительные сделки не влекут юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью. При этом ничтожные сделки считаются недействительными с момента их совершения вне зависимости от признания их таковыми судом, в то время как оспоримые сделки признаются действительными, следовательно, порождающими права и обязанности их участников до признания данных сделок недействительными судом. В последнем случае сделки будут считаться недействительными с момента их совершения.

Следует также отметить, что изменения коснулись как ст. 1 ГК РФ, содержащей основные начала гражданского законодательства, установив правило, что при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно, так и специальных норм, регулирующих отдельные гражданские правоотношения. В частности, требование о необходимости добросовестного поведения содержится в ряде норм, регулирующих недействительные сделки. Так, в п. 5 ст. 166 ГК РФ предусматривается правило, что заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности, если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Таким образом, если из поведения стороны, совершившей сделку, следует, что она считает заключенную сделку действительной, то впоследствии такая сторона не вправе требовать признания данной сделки недействительной. Вернее, данное заявление о признании сделки недействительной не будет иметь правовых последствий [9; с. 152].

Согласно пункту 70 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 сделанное в любой форме заявление о недействительности (ничтожности, оспоримости) сделки и о применении последствий недействительности сделки (требование, предъявленное в суд, возражение ответчика против иска и т.п.) не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность лицо действует недобросовестно, в частности, если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки (п. 5 ст. 166 ГК РФ).

Анализ данного пункта постановления позволяет заключить следующее.

Во-первых, норма п. 5 ст. 166 ГК РФ распространяется не только на оспоримые, но и на ничтожные сделки и таким образом направлена на оздоровление (конвалидацию) недействительных сделок.

Во-вторых, заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если было подано недобросовестной стороной. Таким образом, заявление стороны, действующей добросовестно, имеет правовое значение и по ее требованию при наличии установленных в законе оснований сделку можно признать недействительной или применить последствия недействительности ничтожной сделки.

В-третьих, недобросовестное поведение стороны может выражаться в таком поведении после заключения сделки, которое давало основание другим лицам и контрагенту полагаться на действительность данной сделки.

В то же время и пункт 5 ст. 166 ГК РФ, и пункт 70 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 предусматривают, что недобросовестное поведение стороны лишь в частности может выражаться в поведении после заключения сделки, которое давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Таким образом, законодатель полагает, что недобросовестное поведение стороны, заключившей сделку, может выражаться и иным образом. Возможно, следует учитывать поведение стороны до и во время заключения сделки. Если сторона своим поведением до и во время заключения сделки давала основания полагаться на то, что считает ее действительной, то, следовательно, после ее заключения она не может менять своего отношения к данной сделке.

В-четвертых, представляется, что п. 5 ст. 166 ГК РФ может применяться только в целях защиты добросовестной стороны. Поэтому, если выясняется, что обе стороны сделки действовали недобросовестно, подобную сделку следует признать недействительной по иску обратившейся стороны.

В качестве вывода следует отметить, что применение положений п. 5 ст. 166 ГК РФ вполне вписывается в конструкцию оздоровления (конвалидации) сделок и находится в соответствии с п.п. 3, 4 ГК РФ о добросовестности осуществления лицами своих гражданских прав и обязанностей и недопущения извлечения преимуществ из своего недобросовестного поведения. Норма п. 5 ст. 166 ГК РФ направлена на защиту права добросовестной стороны сделки от недобросовестных действий другой и отражает влияние принципа добросовестности на оздоровление порочной сделки [14; с. 25].