ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 15.07.2020
Просмотров: 1507
Скачиваний: 4
Итак, самым общим, исходным родовым основанием сознания и познания выступает отражение как атрибут субстанции. Отсюда следует, что точка зрения на процесс познания, как на результат взаимодействия двух реально существующих, материальных систем, имеет определенное основание и рациональное зерно. Однако не следует забывать о том, что эволюция отражения приводит и к совершенствованию внутреннего состояния возникающих в результате этой эволюции систем. Человеческое познание предполагает не только сознательное отношение субъекта к объекту, но и сознательное отношение субъекта к самому себе, то есть самосознание.
В смутном состоянии самосознание присутствует у человека изначально, однако достаточно развитое осознание субъектом себя как «Я» возникает только после разделения труда на умственный и физический, то есть с момента начала духовного производства. Дело в том, что духовное производство приводит к выработке универсальных принципов мышления, то есть принципов идеального отражения действительности (единичное, особенное, всеобщее, причина и т. д.). Эти логические принципы — и только они — позволяют человеку видеть бытие, вещь, объект и в том числе — и самого себя такими, какими они есть на самом деле. Неосознанно и некритически этими принципами пользоваться нельзя, поэтому-то процесс отражения окружающей действи{138}тельности обязательно сопровождается отражением самого этого процесса отражения.
Сказанное свидетельствует о том, непосредственным, «видовым» основанием процесса познания выступает не любое, а высшее идеальное отражение, непосредственной своей причиной имеющее высшую форму материального отражения — предметно-преобразующую деятельность человека, способствующую накоплению в памяти коллективного и индивидуального субъектов всеобщих познавательных норм, которые и исследуются теорией познания.
Итак, говоря о процессе отражения как общем свойстве бытия, мы уже отмечали, что каждый конкретный способ отражения определяется способом взаимодействия системы с другими системами, с окружающей средой. Познание как отражение не есть непосредственный отпечаток свойств объекта в знании субъекта, отношение между ними опосредствовано специфической (трудовой) деятельностью, вызывающей к жизни специфическое (социальное) общение индивидов, в связи с чем и сам субъект, и его деятельность должны быть поняты в их социально-культурной и исторической обусловленности.
Итак, контакт субъекта и объекта носит не непосредственный, а опосредствованный характер. В донаучной и вненаучной познавательной практике роль таких посредников играют, прежде всего, орудия трудовой деятельности, все предметы, созданные человеком для человека и воплощающие в себе определенные социально-культурные ценности и, наконец, различные знаково-символические системы, прежде всего, — естественный язык. С появлением науки, ко всему перечисленному добавляется, с одной стороны, система приборов и измеряющих устройств, а с другой стороны — совокупность понятий, теорий, для выражения которых вырабатываются специально сконструированные языки.
Важнейшую роль в опосредствовании субъекта и объекта играют, так называемые, идеализированные объекты. «Материальная точка», «несжимающаяся жидкость», «абсолютно черное тело», «идеальный газ», — все эти и другие объекты не имеют полностью подобных им, реальных аналогов. Они являются конструкциями теоретического мышления. И выходит, что И.Кант{139} был прав: объект, насыщенный абстракциями, обобщениями, идеализациями, действительно не существует независимо от науки. Такой объект есть продукт деятельности субъекта. И в то же время Кант не прав, так как такой объект вовсе не есть какое-то чисто субъективное творение: идеализация выявляет сущностные, вполне объективно-реальные связи, связи-квинтэссенции, которые не могут быть обнаружены чисто опытным путем.
Процесс идеализации — одно из важнейших явлений, определяющих суть и содержание мышления. «Мыслить — значит конструировать и непрерывно совершенствовать идеализованную (соответствующую цели) схему деятельности»7.
Однако, хотя процесс идеализации — это очень важная сторона и момент человеческой чувственно-предметной деятельности, тем не менее, он не должен нами абсолютизироваться. «Процесс идеализации — только момент, сторона, проекция, одно из необходимых определений единой предметной деятельности — единой общественно-производственной практики»8.
Выступая против примитивного понимания отражения, мы должны подчеркнуть, что предмет, могущий в дальнейшем стать объектом познания, не дается человеку непосредственно. Любой изучаемый предмет дан субъекту опосредствованно.
Непосредственно же он имеет дело с идеализованной моделью познаваемого объекта. Предмет любого человеческого размышления — это идеализованный предмет. Мыслить — это созидать, а затем постоянно преобразовывать мысленный предмет. Понятие как важнейшая форма человеческой мысли выступает и как предмет размышления (идеализованная модель), и как итог развития мысли, и как средство познания, и как деятельность, то есть как сам процесс преобразования идеализованного предмета9. В связи со сказанным, еще раз отметим, что И.Кант был первым, кто понял и по-своему выразил тот факт, что субъект не пассивно отражает свой объект, а творит его.
Итак, деятельность, опосредствуя взаимодействие субъекта и объекта, сама постоянно развивается, дифференцируется, становясь обогащенной все более сложной системой принципов, методов, вспомогательных приемов и норм, без которых субъекту становится невозможным не только понять, но и, образно говоря,{140} даже правильно увидеть объект. К примеру, для того, чтобы тому или иному человеку что-то узнать о впервые увиденном им минерале, растении или животном, он должен прочитать о них умную книгу, побеседовать со знающим дело специалистом и т. д.
Деятельность, с одной стороны, соединяет субъекта с объектом, а с другой стороны, — разделяет их как активного деятеля и предмет деятельности. Поэтому точнее говорить не — «субъект» и «объект», а «субъект деятельности» и «объект деятельности».
Результатом деятельности выступают два взаимосвязанных ее «продукта»: материально преобразованный объект и знание о нем. Объект как бы субъективируется, принимая на себя ту форму, которую ему придает субъект. Субъект же объективируется, выходя из чувственно-предметной деятельности «поумневшим», познавшим свойства объекта, освоившим его содержание, научившимся его переделывать и пользоваться им.
Перед нами реальная живая диалектика. Оба указанных выше «продукта» деятельности суть результаты кристаллизации последней, то есть в них деятельность как бы застывает, опредмечивается, в первом случае — материально, во втором — идеально. И это, естественно, не какой-то одноразовый результат. Знание может быть вновь опредмечено в последующем акте чувственно-предметной деятельности, а человеческий, социальный смысл, вложенный в преобразованный объект — распредмечен, то есть извлечен из него, в качестве принципа и приема деятельности и превращен в знание, умение обращаться с этим объектом, пользоваться им, создавать его.
Каждое новое поколение людей подключается к этому круговороту распредмечивания и опредмечивания. Каждый из нас рождается внутри этого «круговорота», он для нас — первая и главная реальность. Именно человечество выступает подлинным, суверенным субъектом познания. Представление о мышлении и познании как о субъективно-психологической способности любого отдельно взятого индивида, господствовавшее долгое время в философии и получившее даже специальное наименование «гносеологической робинзонады», оказалось заблуждением. Разумеется, {141} нельзя представлять себе человечество как некий безликий субъект: оно состоит из конкретных людей. Однако любой из индивидов может стать субъектом и становится им лишь постольку, поскольку с помощью труда подключается к сущностным силам этого самодовлеющего совокупного субъекта и превращает накопленные им принципы, формы и методы в свои собственные, индивидуальные силы.
Философов всегда мучил вопрос, насколько совпадают друг с другом логика знания (субъективная логика) и закон строения объекта (объективная логика). Введение категории практики в гносеологию решило этот вопрос достаточно радикально: субъективная логика и объективная логика совпадают ровно настолько, насколько человеческая деятельность успешна. Поэтому все споры гносеологов-пессимистов с гносеологами-оптимистами, если эти споры происходят без привлечения категории «практика» и без обращения к реальной практике, оставались и остаются чисто схоластическими, принципиально неразрешимыми.
Введение и осмысление категории «практика» в гносеологию и философию в целом принципиально решило вопрос о том, как и где соотносятся и взаимопревращаются друг в друга материальное и идеальное, два атрибута субстанции — «протяженность» и «мышление». Вспомним — в который раз! — восклицание Фауста, пытающегося подобрать наиболее правильный перевод древнегреческого слова «Логос»: «В Деянии начало Бытия!»
Следует, однако, помнить и о том, что человеческая деятельность не возникает «из ничего», она имеет свои предпосылки в других формах движения. Поэтому есть необходимость в предельно широком понимании категории «деяние». На низших уровнях бытия «деяние» — это просто движение, а на высшей из известных нам форм движения (социальной) «деяние» — это чувственно-практическая деятельность человека. Таким образом, именно движение соединяет друг с другом такие атрибуты субстанции, как протяженность и мышление, то есть потенциально содержит в себе идеальное как способность к самоотражению и развивает его до уровня человеческого сознания.
{142} Чувственное и рациональное в познании
Могут ли чувства быть источником достоверного знания? Этот вопрос тесно связан с предыдущей темой и имеет такую же длительную историю. Уже в античности по этому вопросу высказывались весьма разные точки зрения. Так, например, Платон полагал, что чувственное познание не дает человеку правильного представления о действительности. Вспомним его символическую картину соотношения подлинного и неподлинного миров. Пленники, сидящие в пещере спиной к выходу из нее, видят ненастоящий мир. Его образ нам дают органы чувств. Настоящий же мир (у Платона — это «мир идей») может увидеть человек, душа которого разумна и обладает способностью к интуитивному усмотрению, дающему ей возможность вспомнить о своем знании, полученном тогда, когда она жила в мире идей.
Платон не был одинок в пренебрежении к чувственному познанию, он продолжал в этом вопросе точку зрения элеатов и их предшественника Ксенофана (570–478 до н.э.), считавшего, что умственное зрение затмевается чувствами. А вот Гераклит был уверен, что чувства обманывают лишь в том случае, если принадлежат грубой душе, а Протагор (480–410 до н. э.) вообще утверждал, что мысль и есть ощущение. Лишь Анаксагор (500–428 до н. э.) был одним из немногих, кто пытался диалектически соединить чувство и разум, признавая источниками знания как то, так и другое.
Особенно ярко различие философских позиций о роли чувств и разума в познании было выражено в знаменитом споре сенсуалистов (от лат. sensus — «восприятие, чувство, ощущение») с рационалистами (от лат. rationalis — «разумный», ratio — «разум»). Первые (их еще именуют эмпириками) стремились все содержание познания вывести из деятельности органов чувств, а вторые основой познания и поведения людей признавали только разум.
Суть спора между сенсуализмом и рационализмом можно было бы в сжатой форме передать кратким изложением знаменитого возражения рационалиста Лейбница сенсуалисту Локку. {143}К высказыванию Джона Локка: «Нет ничего в интеллекте, чего бы не было в чувстве» Лейбниц сделал маленькое, но принципиальное добавление: «Кроме самого разума», то есть способности постигать не только частное и случайное, но и всеобщее, необходимое. Поскольку, рассуждал Лейбниц, возможно предвидение до всякого опыта, постольку ясно, что мы при этом привносим в знание нечто от самих себя. Чувства и опыт дают лишь побудительные мотивы разуму. Всеобщую необходимость знанию, по Лейбницу, дает разум. В нем, считает он, много врожденного, — таких, например, понятий, как бытие, субстанция, единство, тождество, причина и т. д. Именно благодаря этим понятиям, в разуме пробуждается всеобщая необходимость.
Опять-таки и в данном случае мы видим две противоположные модели, которые берут процесс познания таким, каким он дан непосредственно, хотя эта непосредственность и проявляется в данном случае полярно, противоречиво. Позже, когда мы будем вести речь об эксперименте как методе, мы увидим, что полярность эмпирических позиций это не исключение, а правило. Именно противоречивость признаков, положенных в основу противоположными способами описания, и приводит, в конечном счете, науку и философию к стремлению синтезировать эти предварительные, эмпирические точки зрения в единую теоретическую концепцию.
Спор между сенсуалистами и рационалистами затянулся потому, что как те, так и другие, взятые в отдельности, неплохо объясняли определенный круг явлений, которыми занята теория познания. Так, эмпирики-сенсуалисты, исходя из опытного, чувственного происхождения всех форм знания, в том числе и логических категорий, легко объясняли творческий, синтетический характер наших знаний. Однако они не могли обосновать всеобщий и необходимый характер логических категорий: ведь, получается, каждый индивид должен выступать логической мерой всех вещей и должен самостоятельно изобретать все эти категории.
Рационалисты же, исходя из наличия врожденных знаний, снимали тем самым с обсуждения проблему генезиса логических категорий, однако вставали в тупик перед эмпирическим фактом постоянного расширения человеческого знания: ведь, если строго{144} следовать их принципу, то система наличного знания не должна и не может выходить за пределы, поставленные исходными знаниями.
Фактически в данном случае мы снова (но только в конкретном аспекте соотношения важнейших форм познания) возвращаемся к рассмотренному выше исходному принципу теории познания, разрешающему проблему соотношения субъективного и объективного в познании. Сенсуализм и рационализм — это две абстрактные стороны медали целостного подхода к проблеме процесса познания. Сенсуализм абсолютизирует объективное, рационализм — субъективное в познании. Оба направления трактуют соотношение между чувственным и рациональным искаженно, односторонне, так как метод их философствования эмпиричен, описателен.