ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 15.07.2020
Просмотров: 1422
Скачиваний: 4
Теоретический синтез того и другого направления стал возможен только в результате развития реальной практики человечества. Здесь мы имеем дело как раз с тем классическим случаем, когда только достижения практики и соответственно — науки, смогли положить предел затянувшейся философской дискуссии. В наше время, благодаря успеху экспериментальной психологии и педагогики, мы точно знаем, что мышление человека развивается не из его чувственности, а из его материально-преобразующей деятельности. Именно последняя лежит в основе развития как мышления, так и чувствующей способности человека. Сенсуалисты правы — чувственность дана человеку при рождении, от природы, но она сама качественно преобразуется и определяется культурно-исторической общественной деятельностью. Да, чувственное предшествует возникновению рационального, но лишь в том смысле, что оно есть единственная естественно-природная связь индивида с окружающим миром, предпосылка и необходимое условие существования всех форм сознания человека. Однако форма чувственности и сама чувствующая способность развиваются вместе с развитием мышления — именно потому, что в основе того и другого лежит единая субстанция.
И все же, каким образом, откуда ребенок или становящийся первобытный человек получают первое рациональное содержание? Ведь кроме ощущений у них нет для этого иного канала.
{145} Адекватное восприятие предмета, следовательно, и инициируется и подтверждается, то есть опосредствуется, материально-практической деятельностью с ним. В самом начале становления ребенка и дикаря их восприятие и знание тесно переплетены между собою, но проходит время, и это первоначальное тождество чувственного и рационального распадается: помимо своего непосредственного продукта, предметно-практическая деятельность производит как свои собственные моменты: а) чувственную форму восприятия и б) идеальную форму мышления. Распадаясь, они, однако, продолжают плодотворно взаимодействовать, постоянно создавая, с одной стороны, художника, выражающего в чувственных образах волнующие людей идеи, а с другой стороны, — мыслителя, в котором искусство формирует способность творческого воображения.
Все сказанное об общем генезисе и взаимодействии этих двух форм познания следует помнить и тогда, когда мы знакомимся с их внутренними элементарными формами. По отношению к чувственной форме познания — это ощущение, восприятие и представление, по отношению к рациональной — суждение, умозаключение и понятие.
Ощущения являются образами, отражением отдельных свойств предметов или явлений объективного мира.
Восприятие — это целостное чувственное отражение предмета.
Представление — высшая форма чувственного познания, отражающая в целостном виде отсутствующий в данном случае предмет.
Следует подчеркнуть главную особенность этих форм: все они носят ярко выраженный активный характер. Даже самые, казалось бы, простые из них, например, зрительное ощущение, не есть подобие пассивного фотографического отпечатка. Экспериментальные исследования процесса зрения доказали, что глаз, зрачок как бы «ощупывает» наблюдаемый объект. Неподвижный глаз не способен что-либо увидеть. Тем в большей степени сказанное относится к восприятию и представлению, что лишний раз свидетельствует о деятельностном происхождении любой формы человеческого познания.
Суждение, Умозаключение. Понятие. О важности понятия, как формы познавательного процесса, уже было сказано выше. {146}Однако понятие не является единственной формой знания и познания и, прежде всего, тесно связано с такими формами, как суждение и умозаключение. В философской литературе высказываются различные точки зрения на последовательность рассмотрения этих форм рационального познания: одни считают, что исходным пунктом является понятие, другие — суждение.
Поскольку, в отличие от формальной логики, где главное при рассмотрении этих форм — их специфика, особенности, для диалектической логики главное — их связь, общность, тождество, постольку доказательство субординации этих форм обосновывается возможностью объяснения этой генетической связи.
Представляется, что более убедительна точка зрения, согласно которой исторически первичной формой выступает именно суждение. Известный логик С. Б. Церетели обосновывает эту точку зрения следующим образом: «Поскольку понятие имеет признаки (содержание), приписание же признака к чему-либо есть суждение, постольку на основе суждения создается понятие, то есть суждение первично по отношению к понятию и, конечно, умозаключению. Простейшая форма мысли есть суждение, которое и представляет собой начало системы логики»10.
Можно сказать об этом и иначе. Дело в том, что рассуждать о первичности и вторичности в данном случае приходится опять-таки не в формальном, а в диалектическом смысле. Можно признать, что понятие в процессе познания является и истинным началом, и закономерным результатом. Однако в исходном пункте развития познания понятие выступает в неадекватной его природе форме — в форме суждения11.
Переход от чувственного созерцания к рациональному мышлению начинается именно с субъектно-предикатной формы суждения. «Результаты первичной обработки, анализа и синтеза материала чувственного созерцания (восприятий и представлений), мыслительного разложения образа, выделение признаков и закрепление их за некоторым субъектом, — словом, вся начальная стадия духовной деятельности человека протекает в форме акта суждения и закрепляется в нем»12.
И далее: «Несоответствие этой формы логического выражения своему предметному содержанию образует его внутреннее проти{147}воречие, которое «выталкивает» его из себя, не давая ему застыть и окостенеть, заставляет вечно двигаться, стремиться дорасти до собственного содержания и выразить его соответственно его сущности и всеобщности»13.
Таким образом, мы видим не равнодушные по отношению друг к другу формы рационального познания, а живую цепочку развития форм: от суждения к умозаключению и от них к понятию. И это все есть противоречивый процесс формирования понятия, как адекватной логической формы отражения действительности.
По выражению К. Маркса, чувства человека непосредственно в своей практике становятся теоретиками. Некоторая загадочность этой фразы исчезает, если ее использовать для анализа столь же загадочной, для многих исследователей, формы постижения действительности, которая называется интеллектуальной интуицией.
Интуиция — это, по своей яркости и неожиданности подобная молнии, способность увидеть и осознать нечто, ранее еще никем невидимое и неосознаваемое. И эта удивительная способность рождается именно из прочного сплава высокоразвитых чувственной и рациональной форм познания.
Слово «интуиция» происходит от латинского intuitio — «пристальное всматривание». Интуицией можно назвать способность непосредственного, без рационального обоснования, усмотрения истины. В истории философии интуиции уделено очень большое значение. Как факт ее признают все, но объяснение дают различное. Платон, Аристотель, Фома Аквинский, Николай Кузанский принимают интуицию за внечувственное восприятие особой мистической действительности. Декарт, Спиноза, Лейбниц указывают на интуицию как на высший вид интеллектуального познания, дающий человеку возможность достижения нового знания непосредственным, не опирающимся на какое-либо доказательство, усмотрением ума. Фихте, Шеллинг, Бергсон, Гуссерль, Лосский видят в интуиции некую мистическую способность проникать в глубины индивидуального сознания, постигая тем самым сущность «Я», воли, жизни, экзистенции и т. д.
Все эти, столь разные точки зрения объединяет, во-первых, то, что интуиция их авторами понимается как метод постижения{148} истины, не связанный с дискурсивным, логическим мышлением, а во-вторых, то, что чувственное познание здесь как бы не причем.
У Канта позиция явно иная: во-первых, он признает интуицию как непосредственное чувственное восприятие мира, во-вторых, он любой, даже самый элементарный, вид познания понимает как синтез данных опыта с априорными логическими формами.
Л.Фейербах также не соглашается с мистическим и внечувственным толкованием интуиции, считая, напротив, что тайна интуитивного познания сосредоточена именно в чувственности.
Зададимся вопросом: может быть, и в понимании интуиции возможно диалектическое объединение обозначенных выше двух позиций? Наверно, и Фейербах и Кант правы относительно того, что чувства каким-то образом задействованы в процессе интуиции. Но в чем-то правы и те, кто говорит о том, что феномен интуиции сверхчувствен, что она принципиально отлична от обычного чувственного познания и есть «усмотрение ума». С одной стороны, переходя от непосредственного чувственного познания к познанию опосредствованному, полностью от чувственного познания человек не освобождается. С другой стороны, это уже не чувственное познание в привычном смысле этого слова. Чувственное познание как бы «снимается», преобразуется, переводится во внутренний план мыслительной деятельности. На предмет исследования человек взирает не с помощью глаз, в прямом смысле этого слова, а как бы с помощью некоего «внутреннего ока», способного к творческому воображению. Ну, а в отношении музыкального творчества позволительно было бы, наверное, говорить о «внутреннем ухе». Если способность к творческому воображению у человека не развита — а развивается она с помощью искусства — он не способен к теоретическому мышлению.
В наше время доказано, что чувственные образы продуцируются у большинства людей корой правого полушария мозга. Причем речь в данном случае идет не только об образах чувственно-конкретных предметов, а о человеческой способности «видеть» так называемые «эйдосы» этих предметов, то есть всеобщие, сущностные образы последних. Когда Диоген упрекнул Платона в том, что тот, якобы, доказывает, что кроме вот этой{149} конкретной чашки где-то еще существует как нечто самостоятельное еще и образ этой чашки, тот возразил в том смысле, что речь идет не о какой-то данной чашке, а о «чашности» вообще.
Таким образом, назовем ли мы интуитивные образы чувственными, надчувственными или сверхчувственными, мы все равно должны признать, что интуиция выражается не иначе, как в форме образов, «видимых», «разглядываемых» мыслителем с помощью хорошо развитого им в себе творческого воображения. Принципиальное отличие интуитивного образа от обычного представления состоит в том, что первый возникает не тогда, когда человек желает этого, а внезапно, и в том, что этот образ содержит в себе не что-то всем известное, а как раз нечто ранее никем не виданное.
Что происходит в процессе интуиции?
Запутавшись в противоречиях, разуверившись в возможности логически решить поставленную перед собой задачу, мыслящая личность все свои упования устремляет на возможность внезапного озарения. И, о чудо! — Озарение приходит. Подсказкой верного, ясно «увиденного» решения чаще всего бывает ассоциация, вызванная отдаленным, иногда даже забавным сходством. В сцепившихся между собой конечностями и хвостами обезьянах на решетке зоопарка известный химик-органик Ф. А. Кекуле «увидел» циклическую формулу бензола; в мутной дождевой воде, огибающей и сдвигающей с места положенный в поток кирпич, основоположник аэродинамики Н. Е. Жуковский «увидел» струи воздуха, поднимающие ввысь крыло еще не созданного самолета; в случайно возникшей на обеденном столе конфигурации ножа и вилок известный электротехник П.Н.Яблочков «увидел» способ расположения электродов в первой в мире «электрической свече», получившей впоследствии его имя.
Приведенные здесь примеры имеют одну существенную особенность: это примеры интуитивных озарений «победителей». А сколько интуитивно найденных идей кануло в лету! Их гораздо больше, чем удачных находок. К. А. Тимирязев утверждал, что закон отбора действует и в мышлении ученого или изобретателя. Наиболее плодотворным, в научном отношении, оказывается тот мыслитель, который в муках рождает множество новых идей, а затем испытывает их на истинность и безжалостно уничтожает,{150} оставляя лишь одну, самую жизнеспособную.
Это, так сказать, конкуренция внутренняя, вызванная самокритичностью ученого. Ее дополняет конкуренция внешняя — конкуренция между идеями разных ученых. Сколько было выдвинуто вариантов периодической системы химических элементов, а осталось жить и здравствовать только одна таблица Д.И.Менделеева! И во многом потому, что подтвердила свою истинность на практике: с ее помощью были предсказаны свойства еще не открытых к тому времени химических элементов.
Таким образом, яркость и отчетливость интуиции вовсе не есть абсолютное доказательство однозначной ее правильности, истинности.
Яркость и отчетливость пойманного интуицией чувственного образа вызывает еще одну гносеологическую иллюзию — иллюзию его спонтанности, самопроизвольности. Этот яркий чувственный образ как бы затмевает собою очень важную подготовительную, сугубо рациональную работу, состоящую в постановке задачи, в формулировании выявленных противоречий. Без этой работы не было бы и самого «озарения» и ее еще вновь и вновь предстоит совершать уже после «озарения», поскольку суть и истинность последнего без выражения в логике понятий нельзя ни проверить самому, ни доказать другим.
Сущность и возможность интуиции еще до конца не раскрыта. Существуют различные понимания ее природы и ее типологии. Однако большинство современных исследователей этой важнейшей формы постижения действительности полностью или частично согласны с тем, что она имеет характер яркого, непосредственного образа и связана со взаимоотношением чувственного и рационального способов познания. В частности, это взаимоотношение заключается в том, что мыслитель через интуицию — сознательно или неосознанно — стремится уйти от некоей уже использованной им логической модели, оказавшейся беспомощной в решении поставленной им задачи. Он ищет нового принципа, нового «угла зрения» и находит его в порождающем сравнение опыте. Этот опыт может быть непосредственным, сиюминутным наблюдением или же — прошлым опытом, зафиксированным в памяти и зачастую даже как бы забытым, погруженным в подсознание.
{151} Итак, сначала исследователь создает различные логические модели, выясняет их неспособность решить поставленную задачу, а потом, после появления интуитивного образа, снова облекает его в логические одежды с целью восприятия этого образа другими людьми. Однако вопрос о соотношении интуитивного образа и логики гораздо сложнее. Главное здесь совсем не в исторической последовательности «работы» в человеческом мышлении логики и интуиции, а в их тесной причинно-следственной связи. Способна ли логика продуцировать интуитивное открытие, появление принципиально новой идеи? — Вот вопрос!
Однако ответа на этот вопрос в данном разделе мы дать не сможем, так как разговор о феномене интуиции должен быть еще продолжен в контексте темы соотношения содержательного и формального в процессе познания.
Содержательное и формальное
Начнем разговор на обозначенную тему несколько издалека. Современный историк и философ науки Томас Кун подметил очень интересную и важную особенность истории науки: он изобразил ее как постоянную смену двух, качественно различных периодов — периода «нормальной науки» и «революционного» периода. Период «нормальной науки» есть период безраздельного господства той или иной так называемой «парадигмы» — определенной модели научной деятельности, состоящей из совокупности теоретических принципов, методологических норм, мировоззренческих установок, ценностных критериев. Данный период характеризуется экстенсивным накоплением, расширением научных решений, вытекающих из общепринятой в научном сообществе логической и методологической модели. Происходит своеобразная экспансия господствующей парадигмы. Но такое «мирное» завоевание «пространства» изучаемых наукой проблем не бесконечно. Победное шествие разъясняющих, комментирующих парадигму решений, в конце концов, сталкивается с серьезным препятствием: в рамках исходной совокупности идей постепенно накапливается все больше и больше исключений из принятых{152} правил, то есть проблем, принципиально неразрешимых в рамках старой парадигмы.