Файл: статьи для конспекта.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.07.2020

Просмотров: 2413

Скачиваний: 5

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Все это способствует усилению слитности - возврату к существующим за пределами узкой специализации формам одежды и пространства, поиску многообразного использования помещений и вещей в едином мире иконного (iconic) пространства. В музыке, поэзии и живописи тактильная слитность ощущений ведет к созданию выразительных средств, близких к небрежной манере разговорной речи. Так, теперь нам кажется, что Шёнберг, Стравинский, Карл Орф и Барток не только не были поглощены поисками эзотерических эффектов, но, напротив, очень приблизили музыку к характеру обычного разговора. Когда слушаешь средневековую музыку Перотина и Дюфаи, то обнаруживаешь их большую близость к Стравинскому и Бартоку. Ренессанс, отделивший пение и речь от музыки и давший музыкальным инструментам узкую специализацию, проигрывается в обратном направлении в наш век электронной слитности.

Один из наиболее ярких примеров воздействия тактильности телевизионного изображения можно видеть в медицине. Когда студенты-медики наблюдали за хирургической операцией по телевизионной сети больницы, они испытывали странное чувство: им казалось, что они не следят за операцией, а делают ее сами. Так же телевизионное изображение, вовлекая аудиторию в происходящее, создает у нее озабоченность своим телесным здоровьем. Поэтому вполне закономерно, что медицинские программы на телевидении вдруг стали не уступать по популярности вестернам. Можно было бы придумать десяток других программ, способных привлечь большую аудиторию по тем же причинам. (...)

Теперь, когда мы рассмотрели разноплановое действие телеизображения, может возникнуть вопрос: "Как можно уберечься от скрытого влияния такого средства общения, как телевидение?" Давно уже многие полагают, что бульдожье упрямство, помноженное на твердое осуждение, является достаточной защитой от любого нового опыта. Автор стремится показать, что даже самое ясное понимание воздействия того или иного средства общения не может "закрыть" наши органы чувств от его восприятия, вернув их к прошлому опыту. Величайшая чистота лучших умов не защищает от бактерий, хотя коллеги Луи Пастера и изгнали его за гнусные утверждения о существовании каких-то невидимых микробов. Чтобы сопротивляться телевидению, необходимо противоядие из соответствующих средств общения, таких, как печать. (...)


Маршалл Маклуэн


С ПОЯВЛЕНИЕМ СПУТНИКА ПЛАНЕТА СТАЛА ГЛОБАЛЬНЫМ ТЕАТРОМ, В КОТОРОМ НЕТ ЗРИТЕЛЕЙ, А ЕСТЬ ТОЛЬКО АКТЕРЫ (1)

В 1901 г. группе журналистов, собравшихся у ворот Виндзорского замка, было зачитано сообщение: "Ее величество Королева испустила последний вздох в 6 часов 30 минут пополудни в окружении своих детей и внуков".

Началось столпотворение. С воплями журналисты лавиной понеслись на велосипедах вниз по холму в Каус, стремясь первыми успеть к телефонам. Они выкрикивали на ходу: "Королева умерла! Королева умерла!" Знаменитое "тише"!, не дававшее называть своими именами все, что имело отношение к "виндзорской вдове", исчезло, будто и не существовало вовсе. Новый век начался.(2)


В 1831 г. Ламартин3, отказываясь писать для la Revue Europeenne, сказал издателю: Не надо видеть в моем отказе высокомерное презрение к тому, что называют журналистикой. Я далек от этого; мне слишком близко знакома моя эпоха, чтобы я мог бы столь нелепым, абсурдным образом относиться к периодической печати. Я вполне отчетливо представляю себе ту работу, выполнять которую поручило ей Провидение. Еще до того, как пройдет это столетие, журналистика охватит всю печатную продукцию, всю человеческую мысль. Благодаря чудесной способности размножаться, которой искусство снабдило речь, - а эта способность будет еще усилена тысячекратно, - человечество станет писать свои книги ежедневно, ежечасно, выдавая страницу за страницей. От полюса до полюса мысль будет распространяться со скоростью света, мгновенно постигнутая, мгновенно записанная, мгновенно понятая на всех концах света. Внезапно появляющаяся и мгновенно действующая, несущая в себе горение души, ее породившее, она будет представлять собой царство человеческой души во всем своем изобилии. У нее не будет времени развиться настолько, чтобы воплотиться в книгу; книга будет слишком запаздывать. Единственная книга, возможная с сегодняшнего дня, - это газета.(4)

По-видимому, крупнейшая революция, какую только можно себе представить в области информации, произошла 4 октября 1957 г., когда Спутник(5) создал новое окружение для планеты. Впервые мир природы оказался полностью помещенным в сделанный человеком контейнер. В тот момент, когда Земля очутилась внутри этого нового артефакта(6), кончилась Природа и родилась Экология. Экологическое мышление стало неизбежным, как только планета возвысилась до статуса произведения искусства.

Экологическое мышление и планирование всегда были естественны для человека до изобретения письменности, поскольку жил он не визуально, а акустически. Вместо того чтобы иметь перед собой внешние цели и задачи, человек старался поддерживать равновесие между элементами, составляющими его окружение, и таким образом обеспечивать свое выживание. Парадоксально, но электронный человек разделяет многое из мировоззрения человека, каким он был до изобретения письменности, потому что живет он в мире одновременной информации, а это означает мир резонанса, в котором все данные являются взаимозависимыми. Человек одновременности и электроники извлек на свет изначальные установки дописьменного мира и открыл, что иметь специализированные цели и программы - значит напрашиваться на конфликт со всеми другими специализированными начинаниями. "Все искусства стремятся занять положение музыки", - говорил Уолтер Пейтер(7), а в условиях мгновенной информации единственно возможным разумным обоснованием или средством упорядочивания опыта оказывается его музыкальное структурирование.


Человек Гутенберга добился в XVI в. нового типа отсоединенности благодаря новой интенсивности визуального опыта, порождавшегося новаторской природой печатного слова. Этот новый акцент на значении визуального побуждал людей того времени следовать своим индивидуальным целям, заключались ли они в учении, в путешествиях или в открытиях, до последнего возможного предела. Новая раса визуально ориентированных исследователей пространства и времени вышла из "пещер" Гутенберговой технологии. Изобретение Гутенберга позволило людям извлекать античность, как никогда ранее. Новая скорость печатного станка создала обширные новые политические пространства и структуры власти, основанные на создании новой читающей публики. Матрица прессы с се сборочными линиями подвижных литер представляла собой архетипы(8) для индустриальной революции и всеобщего образования.

Типичные добродетели индустриального и типографского человека радикально пересматриваются и реформируются, когда информация движется со скоростью света. В то время как визуальный человек мечтал об отдаленных целях и обширных энциклопедических программах, электронный человек предпочитает диалог и немедленную вовлеченность. Поскольку ничто на Земле не может отстоять далеко при скорости света, электронный человек предпочитает внутреннее - путешествию вовне, внутреннее - пейзажам внешнего мира.

Парадоксально, но человек одновременности традиционен и прост в своих вкусах, предпочитая ориентации на человеческие отношения прежней грандиозности, достичь которой теперь нетрудно. Человек одновременности настроен на восприятие скорее акустически, чем визуально, живя в мире, центр которого везде, а окраина нигде. Не для него дух геометрии или дух количества; вместо отдаленных целей он стремится к распознаванию образа происходящего, и специализированной работе он предпочитает игру ролей, требующую гибкости и разнообразия. Воистину с появлением Спутника планета стала глобальным театром, в котором нет зрителей, а есть только актеры. На космическом корабле "Земля" нет пассажиров, здесь каждый является членом экипажа. Эти факты выступают не в виде идеалов, а непосредственно в виде данной реальности.

Когда вы показываете обе стороны, то проявляете тенденцию игнорировать возможность того, что сторон может быть намного больше двух.

Следует отметить, что популярная пресса, как форма искусства, часто привлекала к себе восторженное внимание поэтов и людей, тонко чувствующих прекрасное, вызывая вместе с тем пессимистичнейшие оценки у академического мира. Давайте посмотрим на образ газеты, как он все еще существует сегодня, после столетия телеграфа. Этот образ выстроен в соответствии не с сюжетной линией, а с ориентацией на дату. Как и поэма символиста, обычная газетная страница-это сбор несоединенных предметов, соотнесенных между собой в абстрактной мозаичной форме. Если иметь это в виду, то становится очевидным, что на протяжении многих лет газета была коллективной поэмой. Она представляет собой включающий все что угодно, образ общины и широкое разнообразие человеческих интересов. Без сюжетной линии, характерной для связного изложения, газета вот уже долгое время обладает качеством устной речи и коллективности, что связывает ее со многими традиционными формами искусства, созданными человечеством. На каждой газетной странице в прерывистой мозаике не соотнесенных друг с другом сообщений есть резонанс, свидетельствующий о всемирном даже в тривиальном. Роберт Льюис Стивенсон9 сказал как-то: "Из газеты я мог бы сделать эпическую поэму, если бы знал, чего в ней не должно быть".


Телеграфная пресса родилась в век поэзии символизма, в век Эдгара Аллана По(10). То, как По подошел к процессу поэтического творчества, полностью соответствовало новой электрической скорости, с какой происходили события и поступали сообщения о них. Он просто указал на возможность писать стихи в обратном порядке начиная с желательного эффекта, а затем двигаясь к открытию "причины" или средства получения желательного эффекта.

Снайдер и Морис указали на то, что в изложении новостей произошла та же структурная революция, которую символисты открыли как возможность для поэзии: за более чем сотню лет структура сообщения о новостях претерпела существенные изменения. Сегодня для американской журналистики вполне обычным является убеждение в том, что сообщение о новостях должно составляться задом наперед. В отличие от других литературных форм, кульминация находится здесь в начале. Наводящая информация, или вводный параграф (или параграфы), дает читателю существенные факты. Основная часть сообщения содержит в себе не больше, чем подробный объяснительный материал, причем структура его параграфов строится как ряд отдельных сообщений, в которых нет связи с тем, что было до того или будет в последующем, и значение того, что в них излагается, последовательно снижается(11)

Искусство символизма - это искусство сбрасывания покровов. Именно в приобретении опыта этого активного раздевания заключается эффект воздействия символизма. Вещи, если о них сообщается просто как о чем-то взятом само по себе или же в соответствии с какими-то классификациями, не поднимаются до уровня символа. Это происходит в газете.

За последнее десятилетие в стиле того, как делаются сообщения, произошли заметные изменения; в этой связи можно сказать о переходе от "старой журналистики" к "новой журналистике". "Старая журналистика" стремилась к объективности; представляя людей и события, она старалась добиться этого тем, что показывала сразу "обе стороны". На протяжении, по крайней мере, столетия показ "за" и "против", хорошего и плохого был общепринятым способом установления беспристрастного равновесия и справедливости. Однако, когда вы показываете обе стороны, то проявляете тенденцию игнорировать возможность того, что сторон может быть намного больше двух, и, по мере улучшения средств доступа к информации и ускорения работы средств обработки информации, простая светотень светлого и темного, "за" и "против" стала уступать невизуальным, ориентированным на переживание субъекта схемам-образам, позволяющим вовлекать человека в глубину происходящего путем погружения его в тотальность той или иной ситуации. Но, если "старая журналистика", рассказывая о людях и событиях, основное внимание уделяла выведению их на первый план как своего рода четко очерченных фигур, то <новая журналистика" может быть обозначена как предпочтение, отдаваемое не фигуре, а фону. "Новая журналистика" предлагает не столько взгляд на людей и события, сколько средство погружения в ситуации, одновременно вовлекающие большое количество людей. Так, в рассказах Нормана Мейлера о предвыборных партийных съездах 1968 г. в Майами и Чикаго внимание уделялось не столько политической линии той или иной партии и по партиям, а опыту, который приобретается в атмосфере съездовской шумихи.(12) В конце концов подход, погружающий вас в происходящее и сообщающий вам ощущение того, что "вы находитесь там, является вполне естественным для журналистики в новом окружении телевизионной образности, ибо телевидение приносит внешний мир в интимную домашнюю жизнь, так же как делает предметом публичного разбирательства частную жизнь в домашних стенах.


Если телеграф и телефон осуществили революцию в схемах построения информации и стихотворной и журналистской речи, то приход телевидения может вывести нас вообще за пределы речи. Правдоподобное описание этого возможного будущего мы находим у Гаттеньо: зрение, хотя и столь естественно используемое нами, еще не создало свою цивилизацию. К нему подходят такие эпитеты, как быстрое, всеохватывающее, одновременно аналитическое и синтетическое. Оно действует со скоростью света, требуя так мало энергии, что наш разум может получать и удерживать неограниченно большое количество единиц информации в какую-то долю секунды. Зрение мгновенно открывает доступ к бесконечно большому числу предметов; богатство - вот обозначение зрения. В отличие от скорости света, нам требуется время, когда мы говорим и выражаем то, что хотим сказать. Инерция фотонов ничто по сравнению с инерцией наших мускулов и суставов.(13)

На протяжении тысяч лет человек действовал как человек видящий, охватывая просторы пространства. Но лишь недавно благодаря телевидению для него стало возможным перейти от неуклюжести речи (какой бы чудесной и дальнодействующей она ни была) как средства выражения, а потому и коммуникации, к использованию мощи динамичной и бесконечной визуальной экспрессии, тем самым позволяя себе вместе со всеми мгновенно приобщаться к огромным динамичным целостностям.

Даже если какое-то время речь будет для нас оставаться наиболее общепринятым способом сообщать другим то, что известно нам, мы можем предвидеть наступление такой эры, когда обработка визуальных материалов будет столь же легким делом, как понимание нами разговора, но она будет более быстрой из-за отсутствия у нее инерции; благодаря же их распространению с помощью электронов мы сможем сразу же совместно участвовать в сознательном усвоении нового опыта. Сегодня для этого нужны объемистые романы.

Ксерокс появляется, завершая цикл Гутенберга тем, что закручивает его в противоположную сторону; если Гутенберг каждого делал читателем, то ксерокс делает каждого издателем

Не пытаясь заглянуть на 100 лет вперед-и не глядя даже и на год вперед, достаточно взять сегодня14 и посмотреть на то, как меняется природа человеческой организации, отражаясь как в вещах самих по себе, так и в газете, чтобы различить новые удивительные образы, в соответствии с которыми строится действительность. Опубликование документов Пентагона и расследование, проведенное Элсбергом(15), указывают на один из них, непосредственно связанный с ролью ксерокса. Ксерокс, этот новый вид услуг, имеющий отношение к печатной и письменной информации, является настолько децентрализованным, широко доступным и недорогим, что обычный человек при желании превращается в издателя.

Для ксерокса, если отвлечься от той угрозы, которую он представляет для издательского бизнеса и для контроля за соблюдением авторских прав, характерны две вещи. С одной стороны, он вызвал появление больших комитетов, которые стали новым способом принятия решений, поскольку позволяют ставить перед всеми идентичные задачи и обеспечивать всех одними и теми же "позиционными бумагами" - справками и докладными записками с изложением фактической стороны вопроса. С другой стороны, он создал - и также в широких масштабах - подпольную прессу(16).