Файл: Рассел - Наука и религия.doc

психология - причинными отношениями в самом мозге, исключая те отношения,

которые благодаря внешнему наблюдению изучает физиолог. Физические и

психологические данные - это события, которые в каком-то смысле все

происходят в мозге. За ними тянется цепь внешних причин, которые изучаются

физикой, и цепь внутренних следствий - воспоминания, привычки и т. д., -

которые изучаются психологией. Но нет никакого фундаментального различия

между этими отправными точками физического и психологического миров. Мы

знаем о них меньше, чем полагали ранее, но достаточно, чтобы быть совершенно

уверенными, что ни "душе", ни "телу" в современной науке места нет.

Остается выяснить, что следует из современных концепций физиологии и

психологии для ортодоксальной веры в бессмертие.

Вера в то, что душа продолжает существовать после смерти тела, была,

как мы видели, широко распространена среди христиан и нехристиан,

цивилизованных людей и варваров. У евреев во времена Христа в бессмертие

верили фарисеи [63], а саддукеи [64], придерживавшиеся более древних

традиций, в это не верили. В христианстве вера в жизнь вечную всегда имела

очень большое значение. Согласно римской католической вере, одни люди

испытывают радость на небесах после очищающих страданий в чистилище, другие

же - нескончаемые мучения в аду. Современные либеральные христиане часто

склоняются к тому, что ад не вечен; после состоявшегося в 1864 году Тайного

совета, решившего, что данную точку зрения нельзя считать наказуемой, этого

воззрения стали придерживаться многие священники англиканской церкви. Но до

середины XIX века очень немногие христиане сомневались в реальности вечного

наказания. Страх перед адом был и все еще остается источником серьезнейшего

беспокойства, отнюдь не способствующего уютной вере в бессмертие души.

Спасение других людей от ада считалось мотивом, который оправдывал любые

преследования, ведь еретик, вводя других людей в заблуждение, мог навлечь на

них проклятие; и никакие пытки не считались чрезмерными, если их применяли

для предупреждения столь ужасного результата. Ибо когда-то все христиане, за

исключением незначительного меньшинства, верили, что ересь несовместима со

спасением.

Крушение веры в ад не было результатом каких-то новых аргументов или

следствием влияния науки, оно произошло из-за уменьшения в XVIII - XIX веках

всеобщей свирепости. Незадолго до французской революции тот же процесс

привел во многих странах к отмене юридически узаконенных пыток, а в начале

XIX века - к реформе дикого и позорного для Англии уголовного права. Сегодня

даже те, кто все еще верит в ад, считают, что число осужденных на вечные

муки значительно меньше, чем предполагалось. Наши страсти находят сегодня

---

выход не в теологии, а в политике.

Любопытно, что, по мере того как вера в ад ослабевала, теряла свою

отчетливость и вера в рай. И хотя райская жизнь все еще остается важной

частью христианской ортодоксии, в современных дискуссиях о ней говорится

гораздо меньше, чем, например, о свидетельствах божьего промысла в

эволюционном процессе. Сегодня аргументы в пользу религии больше говорят о

ее роли здесь, на земле, чем о связи с жизнью вечной. Вера в то, что земная

жизнь является лишь подготовкой для жизни иной, еще недавно оказывавшая

значительное влияние на мораль и поведение, перестала ныне существенно

влиять даже на тех, кто ее сознательно не отбросил.

Не очень ясно, что может сказать о бессмертии наука. Существуют, между

прочим, доказательства жизни после смерти, которые, во всяком случае в своей

интенции, являются научными, - я имею в виду аргументы, основанные на

изучении психологических феноменов. У меня нет достаточных знаний, чтобы

судить об уже имеющихся на этот счет данных, не исключено, однако, что они

могли бы убедить вполне здравомыслящих людей. Тем не менее здесь требуются

кое-какие оговорки. Во-первых, эти данные в лучшем случае доказывают только

то, что мы переживаем смерть, но не факт вечной жизни. Во-вторых, сам

предмет вызывает сильные эмоции, и очень трудно верить свидетельствам даже

самых честных людей; немало лжесвидетельств было во время войны, это

неизменно случается и при значительных общественных потрясениях. В-третьих,

поскольку тезис о бессмертии души не является для нас очевидным, нам нужны

более убедительные данные о выживании, чем в том случае, когда мы заранее

убеждены в правдоподобии этой гипотезы. Даже самые рьяные спиритуалисты не

имеют такого количества данных о выживании, как историки, которые могут

доказать, что ведьмы заключали договоры с дьяволом; хотя вряд ли кто-нибудь

сегодня будет считать свидетельства о таких событиях заслуживающими

внимания.

Вся трудность для науки состоит в том, что не существует, видимо,

такого предмета, как душа или "я". Как мы видели, душа и тело не могут более

считаться двумя субстанциями, имеющими ту континуальность во времени,

которую метафизики считали логически связанной с понятием субстанции. Нет

оснований допускать в психологию и "субъекта", который в восприятии

соприкасается с "объектом". До недавних пор думали, что материя бессмертна,

но теперь физика от этого отказалась. Атом теперь считается просто удобным

способом группировки определенных событий; до какого-то момента удобно

думать об атоме как о ядре с сопровождающими его электронами; электроны в

один момент времени не совпадают с электронами в другой момент времени;

однако ни один современный физик не считает, что они "реальны". Пока верили

---

в вечную материальную субстанцию, было просто доказывать, что и сознание

должно быть вечным; но этот аргумент, который и всегда-то был не слишком

убедительным, стал теперь совершенно непригодным. Имея на то достаточные

основания, физики свели атом к ряду событий; по столь же веским основаниям

психологи полагают, что сознание не имеет тождественности единой

континуальной "вещи", но представляет собой ряд тесно связанных событий.

Вопрос о бессмертии, следовательно, превратился в вопрос о том, связаны ли

события, происходящие с живым телом, с другими событиями, которые имеют

место после того, как тело умирает.

Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны решить, какова же связь

событий, которая образует ментальную жизнь человека. Очевидно, важнейшей из

этих связей является память: вещи, которые, я помню; случились со мной. И

если я могу вспомнить о каком-нибудь событии, а вместе с ним и еще о чем-то,

то это "еще что-то" также случилось со мной. Можно возразить, что два

человека могут помнить об одном и том же, но это не так: не существует

людей, которые наблюдали точно одно и то же, ибо их позиции должны были

различаться. Не могли они обладать и одинаковыми слуховыми, тактильными и

вкусовыми ощущениями. Мой опыт может быть очень похожим на опыт другого

человека, но он всегда чем-то отличается от него. Опыт каждого человека

имеет личный характер, и когда он состоит в воспоминании другого опыта,

считается, что он принадлежит той же самой "личности".

Есть и другое определение личности, которое берет за основу тело.

Сложно определить, что же именно образует тождественность в живом теле в

различные моменты времени, однако допустим, что такое определение у нас уже

имеется. Допустим также, что всякий известный нам "ментальный" опыт связан с

живым телом. Мы можем тогда определить "личность" как ряд ментальных

событий, связанных с некоторым данным телом. Это вполне законное

определение. Если тело Джона Смита совершило убийство и полиция подвергает

это тело аресту, то личность, обитающая в теле во время ареста, и является

убийцей.

Эти два способа определения понятия "личности" сталкиваются в том

случае, когда мы имеем дело с раздвоением личности. То, что кажется одной

личностью, на самом деле субъективно расщеплено на две: иногда ни одной из

этих личностей неизвестно о существовании другой, иногда одна знает другую.

В случаях, когда ни одной из них ничего не известно о другой, существуют две

личности - если пользоваться определением через память; но если пользоваться

определением через тело, то личность только одна. Имеются степени

раздвоения, такие, как рассеянность, гипноз и лунатизм. Это затрудняет

определение личности через память. Впрочем, оказывается, что забытое можно

---

вспомнить под гипнозом или пройдя курс психоанализа; так что, возможно,

трудность не является непреодолимой.

Наряду с памятью в личность входят другие элементы, более или менее

аналогичные ей: например, привычки, сформированные прошлым опытом. Там, где

есть жизнь, события могут образовывать привычки, и именно этим "опыт"

отличается от просто события. Животное, а тем более человек образованы

опытом, чего нельзя сказать о мертвой материи. Если событие причинно связано

с другим событием и это приводит к формированию привычки, то эти два события

принадлежат той же самой личности. Это более широкое определение, чем

определение через память; оно включает все, что содержится в определении

через память, а также многое другое.

Если мы хотим верить в жизнь личности после смерти тела, мы должны

допустить, что имеется непрерывный ряд воспоминаний, или же привычек, так

как в противном случае нет оснований полагать, что продолжается та же самая

личность. Но здесь начинаются трудности физиологического порядка. И привычка

и память возникают вследствие воздействий на тело, особенно на мозг;

формирование привычки аналогично образованию речного русла. Смерть и

разложение прекращают процесс воздействия на тело, порождающий привычки и

память, и трудно понять, каким образом, если не чудом, они могут быть

перенесены в тело, в котором мы будем обитать в жизни иной. Если нам суждено

стать бестелесными духами, трудности только возрастают. И я сомневаюсь, что

современные взгляды на материю допускают логическую возможность

существования бестелесного духа. Материя есть лишь определенный способ

группировки событий; поэтому там, где есть события, есть и материя. Если

непрерывность личности при жизни тела зависит от привычек, то она должна

также зависеть от непрерывности тела. Перенести личность на небеса, не

нарушив ее тождественности, так же трудно, как перенести туда речной поток.

В сущности своей личность - это организация. Личность образуют

некоторые события, соединенные определенными отношениями. Группировка

осуществляется с помощью причинных законов, связанных с формированием

привычек (включая память), и причинных законов, связанных с телом. Если это

верно - а имеются веские основания считать, что дело обстоит именно так, -

то ожидать, что личность сохраняется после распада мозга, столь же нелепо,

как ожидать, что крикетный клуб будет существовать после того, как все его

члены сойдут в могилу.

Я не стану утверждать, что мои доводы окончательны. Невозможно

предвидеть будущее науки, особенно психологии, которая только начинает

становиться научной дисциплиной. Возможно, психологическая причинность и не

будет связана с телом. Но сегодняшнее состояние психологии и физиологии не

---

допускает веры в бессмертие, а те аргументы, которые здесь возможны,

доказывают, что личность, скорее всего, исчезает вместе со смертью тела. Мы

можем сожалеть о том, что не останемся в живых, однако приятно сознавать,

что все мерзавцы, маньяки и погромщики тоже прекратят свое существование.

Можно возразить, что они могли бы со временем исправиться, но я в этом очень

сомневаюсь.

9. НАУКА И ЭТИКА

Мнение о недостаточности научного знания опирается на тот факт, что

науке нечего сказать о "ценностях". С этим я согласен; но я не соглашусь с

выводом, что этика провозглашает истины, которые наука не может ни доказать,

ни опровергнуть. Поскольку общего мнения по вопросам морали нет, должен

подчеркнуть, что все дальнейшее - мои личные убеждения, и я ни в коем случае

не хотел бы, чтобы их принимали за точку зрения науки.

По традиции этику делят на две части: первая занимается моральными

нормами, вторая изучает вопрос о том, что есть благо. Нормы поведения,

многие из которых происходят из ритуала, играют громадную роль в жизни

дикарей и первобытных народов. Запрещается есть из тарелки, которая

принадлежит вождю, или варить козленка в молоке матери; надлежит совершать

жертвоприношения богам, которые на определенной ступени выступают в

человеческом обличье. Другие моральные правила, такие, как запрещение

убивать и воровать, более полезны в социальном отношении и сохраняются даже

после того, как теологические системы, с которыми они были первоначально

связаны, приходят в упадок. Но по мере развития рефлексии внимание все

больше начинают обращать не на правила, а на состояния сознания. Истоки

этого лежат в философии и мистической религии. Всем известны места в

"Пророках" и евангелиях, где чистосердечие ставится выше педантичного

исполнения законов; знаменитая хвала св. Павла милосердию, или любви, учит

тому же. Этот принцип исповедуют все знаменитые мистики - христианские и

нехристианские, для которых ценно именно состояние сознания, из которого,

как они считают, следует и правильное поведение; в то же время, по их

мнению, моральные правила носят внешний характер и недостаточно учитывают

возможные жизненные обстоятельства.

Нужда во внешней регламентации поведения отпала с появлением веры в

"совесть", имеющей особое значение в протестантской этике. Считается, что

бог открывает каждому человеческому сердцу, что правильно и что неправильно,

и во избежание греха мы должны слушаться только внутреннего голоса. Эта

теория, однако, наталкивается на трудности: во-первых, разным людям совесть

говорит разное; во-вторых, совесть имеет вполне земные причины, что стало

понятно из исследований бессознательных механизмов психики.

Совесть Георга III, например, говорила ему, что он не должен позволять

---