ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.10.2020
Просмотров: 6583
Скачиваний: 206
невероятные фантастические теории, а новомодные «индийские медицины» ближе к балету «Баядерка», чем к
реальной Индии. «...При переходе от смысла к форме (в нашем случае — от конкретного телесного ощущения к
означающему — симптому. —
А. Т.)
образ теряет какое-то количество знаний, но зато вбирает в себя знания,
содержащиеся в концепте. На самом деле, представления, заключенные в мифологическом концепте, являются
смутным знанием, сформировавшимся на основе слабых, нечетких ассоциаций... это никоим образом не
абстрактная, стерильная сущность, а скорее конденсат неоформившихся, неустойчивых, туманных ассоциаций; их
единство и когерентность зависят прежде всего от функции концепта»
{Барт,
1989, с. 84).
Включаясь во вторичную семиотическую систему мифа, ощущения могут как изменять свое качество, так и
порождаться сверху самим мифом, нуждающимся в чувственном подкреплении и ориентирующим на поиск
подходящих сенсаций. Модификация и порождение необходимых для подтверждения мифа ощущений
осуществляются прежде всего через выбор или усвоение соответствующих означаемых первичной семиотической
системы, т.е. телесных конструктов. Так как ощущение, становясь содержанием сознания, с необходимостью
отливается в форму соответствующих категорий, то их актуальный набор, зависящий от предположений и ожиданий
субъекта, будет определять качество переживания телесных ощущений.
Целые медицинские направления или методы, сохранившиеся до наших дней, такие как, например,
аюведическая, антропософская и тибетская медицины, натуропатия или акупунктура основаны на весьма
своеобразных представлениях об устройстве организма и выявляют у своих адептов соответствующие этим
представлениям симптомы
(Эберман,
1925;
Чаттопахьяя,
1961;
Капур,
1982;
Хи-гель,
1983;
Базаром,
1984; История
китайской философии, 1989). Существует большое количество этнографической литературы, посвященной
описанию разнообразных мифологических моделей и конструкций тела
{Антонович,
1877;
Robbins,
1959;
Healing, Magic and Religion, 1985;
Carry, Feher,
1980). Важно, что независимо от степени соответствия этих
моделей реальности, они всегда подтверждаются субъективными телесными ощущениями. Доказательство
этого — культурно-исторический патоморфоз симптомов, до-
109
минирование в клинике истерии, неврозов и ипохондрических синдромов жалоб, соответствующих
господствующим медицинским теориям.
В качестве более современных примеров можно назвать болезни студентов-медиков 3 курса, демонстрирующих
симптомы изучаемых ими форм патологии, или феномен ятрогении. Многие болезни, никак не проявлявшие себя,
после установления диагноза начинают обрастать чувственной тканью. Так, при случайном выявлении опухолевых
образований у больных появляются определенным образом локализованные болезненные ощущения. Стабильность
таких ощущений связана с уже отмечавшимися трудностями их проверки и коррекции. Богатейшая феноменология
вторичного порождения телесных ощущений в рамках сверхценных идей и первичного ипохондрического бреда
описана в психиатрии
(Huber,
1957;
Ротштейн
1961;
Ladee,
1966;
Lopez-Ibor,
1972;
Эглитес,
1977;
Смулевич,
1987).
Не столь вычурные, но также весьма яркие случаи встречаются и у психически здоровых людей. Для
иллюстрации приведем два клинических наблюдения.
Больная К.А.Е., 47 лет, диагноз: рак тела матки, состояние после комбинированного лечения. Больная
поступила в онкологический центр с жалобами на непереносимые неприятные ощущения в брюшной полости,
связанные, по мнению больной, с прогрессированием онкологического заболевания.
При объективном исследовании никаких патологических изменений не выявлено. Отмечается
анатомический вариант расположения брюшной аорты близко от брюшной стенки. Прощупав пульсацию аорты,
больная решила, что это метастатическое поражение каких-то сосудов. Возник страх разрыва сосудов,
сопровождавшийся появлением непереносимых болезненных ощущений в области живота.
Больной О.А.О., 23 года, практически здоров. Больной поступил в онкологический центр с жалобами на боли
в животе слева, ирради-ирующие вниз живота по прямой кишке и вверх, в сердце. Проекция болей не
соответствует анатомическому расположению органов. Считает себя больным около 5 лет, когда после обильной
еды появились болезненные ощущения в животе. Незадолго до этого от рака прямой кишки умер отец больного,
что по его (больного) мнению служило доказательством наследственного онкологического заболевания у него
самого. При обследовании выявлен ускоренный пассаж пищи в тонкой кишке, послуживший, видимо, источником
интрацептивных ощущений.
Эти случаи показывают, насколько под воздействием усвоенной концепции болезни могут быть
развиты самые невинные и ми-
110
молетные интрацептивные ощущения. Несмотря на отсутствие каких-либо объективных оснований, эти больные
на протяжении многих лет были убеждены в своем смертельно опасном заболевании, вводя в заблуждение
многочисленных врачей.
Интересный случай такого же рода приведен в книге Э.Б.Тайлора «Первобытная культура»: «Не одно только
зрение приводит к обманчивой реализации мечты, грезы, фантастического образа. Для подтверждения их все внешние
чувства как будто вступают в заговор. Укажем следующий поразительный пример. Существует раздражающая кожная
болезнь, постепенно покрывающая тело лишаем, точно поясом. Нетрудно понять работу воображения, которое эту
болезнь приписывает какой-то извивающейся змее, и я помню случай в Корнуэлльсе, где семейство заболевшей
девушки с ужасом наблюдало, будет ли она вся опоясана этим гадом, так как на основании поверья больной должен
умереть, если голова и хвост змеи сойдутся. Но значение этого фантастического представления отражается еще
полнее в сообщенном д-ром Бастианом случае, когда один врач страдал чрезвычайно мучительной болезнью, причем
ему казалось, будто змея обвилась вокруг него, и эта идея дошла в уме его до такой реальности, что в минуту
чрезмерных страданий он мог видеть змею и ощупывать руками ее твердую чешую»
{Тайлор,
1989, с. 143).
5.3. С
ЕМИОТИЧЕСКОЕ ОПОСРЕДСТВОВАНИЕ ИНТРАЦЕПТИВНЫХ ОЩУЩЕНИЙ НА МОДЕЛИ МЕДИЦИНСКОГО РИТУАЛА
Особенно ярко влияние концепта болезни на телесные ощущения проявляется в особом феномене —
ритуальном лечении. Ритуальность — настолько характерная черта народной медицины, что невозможно найти ни
одной медицинской системы, где бы она отсутствовала. Феномен ритуального лечения демонстрирует влияние
символического действия, объективно не связанного с причинно-следственными характеристиками заболевания и
объединенного с последними лишь в сознании индивида. Тем не менее, это действие, лишенное непосредственной
целесообразности и служащее лишь обозначением определенных семиотических отношений, приводит к
субъективному, а иногда и объективному улучшению состояния больных. Этот эффект очевиден даже для тех, кто
скептически относится к ненаучным медицинским системам, и если бы его не было, то магические приемы не имели
бы такого распространения во все времена и на всех континентах.
111
Пытаясь снять это противоречие, научная медицина искала в ритуалах естественно-материалистическую
основу. При этом подразумевалось, что лечит, конечно, не сам ритуал (это невозможно), а те конкретные
материальные действия (фитотерапия, физические методы), которые с ним связаны. Собственно магическая часть
при таком понимании — это вздор, недостаточность логического мышления, отсталость и либо не имеет
практической ценности вообще, либо, в лучшем случае, несет не вполне ясные психотерапевтические функции
успокоения пациента.
Определенный смысл в таком подходе есть, но, к сожалению, он не решает проблемы до конца.
Эффективность «естественного» лечения, вырванного из ритуального контекста, значительно снижается, тогда как
одно магическое действие отчетливо улучшает состояние пациента. «Во всех... случаях терапия (насколько известно,
часто действенная) трудно поддается объяснению: когда она направлена на больной орган, она слишком груба и
конкретна (обычно это чистый обман), чтобы оказать какое-либо действие на внутренние органы, а когда она состоит
в повторении ритуальных обрядов, зачастую весьма абстрактных, остается неясным, на чем основано ее лечащее
действие. Обычно, чтобы избавиться от трудностей, связанных с объяснением этого воздействия, говорят, что речь
идет о психологическом лечении. Но этот термин остается лишенным содержания до тех пор, пока мы не поймем,
каким образом определенные психологические представления могут положительно влиять на строго определенные
физические расстройства»
(Леви-Строс,
1983, с. 170).
Трудно с большей очевидностью показать, что решение этой проблемы возможно только на психологическом
уровне. Эффективность ритуального лечения останется загадкой, если считать болезнь, симптом и телесное ощущение
натуральными физиологическими процессами, и превратится в решаемую проблему, если их понимать как сложные
семиотические образования.
Обратимся к конкретному примеру ритуального лечения, приведенному К. Леви-Стросом в его работе «Колдун
и его магия»
(Там же).
Это ритуальное исполнение особого песнопения шаманом в момент трудных родов. В
песнопении описывается путешествие по телу больной неких маленьких существ, являющихся причиной болезни,
которое заканчивается победой над ними шамана. Это чисто психологический способ лечения, так как шаман не
прикасается к телу больной и не дает ей никаких лекарств, но в то же время явно и прямо говорит о патологическом
состоянии и о том, чем оно вызывается. Смысл этого песнопения заключается в следующем: оно переводит
неопределенные ощущения больной в четко локализован-
112
ные, понятные и, предоставляя ей язык, превращает аффективно заряженную ситуацию в безопасную, не
таящую в себе ничего угрожающего. «...Песнь представляет собой как бы психологическую манипуляцию с больным
органом и... выздоровление ожидается именно от этой манипуляции»
{Там же,
с. 170). Это конкретный пример
влияния мифа на первичную чувственную ткань, модифицируя которую, шаман существенно облегчает муки
больной.
Однако, поняв свои муки, больная не только смиряется, — она выздоравливает. Это легко можно объяснить в
случаях функциональных заболеваний, когда первичной причиной болезни выступают какие-либо психологические
факторы. Но заболевания, хотя и многочисленные, не исчерпывают всех случаев патологии. Существует не меньшее
количество органических заболеваний с первичным поражением материального субстрата. В этом случае понять
лечение ритуалом можно, только признав, что болезнь, во всяком случае у человека, — это не просто болезнь какого-
либо органа, а прежде всего ее отражение в сознании субъекта. Иными словами, она не может быть презентирована
ему иначе как в виде внутренней картины болезни. В логике развития болезни следует различать две стороны:
объективную, подчиняющуюся собственно натуральным закономерностям, и субъективную, связанную с
закономерностями психического. Только в абстрактном пределе они совпадают полностью, в реальности же они могут
весьма значительно расходиться. Так, даже при объективном прогрессировании болезни больные, верящие в
эффективность проводимого им лечения (часто совершенно неадекватного), могут длительное время чувствовать
субъективное улучшение. (Мне приходилось довольно часто наблюдать это явление у онкологических больных.)
Пределы такого рассогласования поистине удивительны: фанатичные последователи лечебного голодания, несмотря
на очевидную угрозу здоровью и жизни, тем не менее, иногда вплоть до летального исхода чувствуют непрерывное
улучшение, а в различных религиозных обрядах весьма болезненные действия совершенно не воспринимаются как
таковые.
Напротив, если какое-то состояние означается как болезнь, а лечение воспринимается как невозможное или
недостаточное, то даже при объективном излечении пациент будет продолжать считать себя больным. Это может
произойти в том случае, когда болезнь реально вовсе не существовала. «Сглаз», «приворот», связанные в сознании
субъекта с болезнью, вызывают соответствующие соматические ощущения. Крайнее выражение такой связи — Вуду-
смерть, следующая в результате заклинания, колдовства или нарушения табу
{Рейковский,
1979;
Леви-Строс,
1983).
Лицо, считающее себя объектом колдовских чар, убеждено, в полном соответствии с
113
традиционными верованиями, что оно обречено и действительно скоро умирает. Случаи излечения от Вуду-
смерти с помощью методов европейской медицины возможны, лишь если пациент считает магию белого человека
самой сильной.
Объективная верность мифа, лежащего в основе метода лечения, не имеет принципиального значения. Самые
фантастические и нелепые лечебные приемы находят своих убежденных последователей. Именно это и есть
неспецифический фактор, обеспечивающий любой терапевтической (в том числе и психотерапевтической) тактике
определений успех, особенно в плане ближайших результатов. Как и в случае с шаманом: «то, что мифология шамана
не соответствует реальной действительности, не имеет значения: больная верит в нее и является членом общества,
которое в нее верит. Злые духи и духи-помощники, сверхъестественные чудовища и волшебные животные являются
частью стройной системы, на которой основано представление аборигенов о вселенной. Больная принимает их
существование или, точнее, никогда не подвергала его сомнению. То, с чем она не может примириться, это
страдания, которые выпадают из системы, кажутся произвольными, чем-то чужеродным. Шаман же с помощью
мифа воссоздает стройную систему, найдя этим страданиям в ней соответствующее место» (
Леви-Строс,
1983, с. 176).
Успех любого психотерапевта в значительной степени определяется не «истинностью» используемой им теории, а
совершенно иными качествами: авторитетностью, убедительностью, артистизмом, тонким «чувством пациента»,
умением заставить поверить в предлагаемый им миф. Слава исцелителя сама по себе является готовым мифом,
помогающим придать убедительность предлагаемому лечению, и, в известном смысле, «великий исцелитель» велик
не потому, что его метод помогает лучше других, а, скорее, наоборот, метод излечивает именно потому, что
исцелитель считается «великим».
Большое значение имеет и готовность общественного сознания к восприятию мифов определенного рода,
соответствие мифа больного и мифа врача. Еще К. Леви-Стросом было замечено, что рождение психоанализа и
упрочение его позиций как научно-обоснованного метода лечения привело к формированию в общественном
сознании Европы начала века особой «психоаналитической» культуры, появлению «психоаналитического пациента»,
артикулирующего свои жалобы «психоаналитическим» образом. Психоанализ сродни шаманской практике: «в обоих
случаях цель состоит в том, чтобы перевести в область сознательного внутренние конфликты и помехи, которые до
тех пор были неосознанными либо потому, что они были подавлены иными психическими силами, либо по-
114