Файл: Тхостов А.Ш. - Психология телесности.pdf

Все  изложенное  позволяет  нам  понять, почему  самые  дикие  и  абсурдные  лечебные  практики  обладают

терапевтическим эффек-

126

том, а самые  невероятные «научные системы» находят  своих  последователей. Это связано  прежде всего  с  тем,

что телесное ощущение, став симптомом, начинает подчиняться не только природным закономерностям, но и логике
мифа, в который оно включается.

Практический  вопрос  ставится  так: можно  ли  избавиться  от  мифологизации болезни и нужно ли это  делать?

Современная  медицина  склонна  считать  мифологические  представления  вредными  заблуждениями  человеческого
ума, от  которых  следовало  бы  как  можно  скорее  избавиться. Ее  позиция  в  этом  сходна  с  позицией  классической
этнографии XIX в., считавшей мифы пережитками и суевериями

{Тайлор,

1989;

Фрэзер,

1980). Однако истинная роль

мифа значительно важнее. Он вносит в мир порядок, систему, координирует человеческую деятельность, укрепляет
мораль, санкционирует  и  наделяет  смыслом  обряды, упорядочивает  практическую  деятельность

{Durkheim,

1912;

Malinowski,

1926;

Cassirer,

1946;

Леви-Брюль,

1930;

Мелетинский,

1976;

Лосев,

1982;

Леви-Строс,

1983;

Франкфорт

и др., 1984;

Голосовкер,

1987). Медицинский миф и вытекающий из него ритуал дают больному возможность участия

в  происходящих  событиях, орудия  влияния  на  окружающие  его  силы, способы  координации  природных  и
социальных  явлений, предоставляют  язык, в  котором  могут  формулироваться  и  опосредствоваться  болезненые
ощущения, позволяют ими овладевать.

Миф  нельзя «отменить» прежде  всего  потому, что  представления  о  болезни  по  самой  своей  структуре  и

способу  формирования  принципиально  мифологичны  и  стремление  современной  медицины  избавиться  от
мифологизации  следует  признать  по  крайней  мере  утопическим. Миф  невозможно  преодолеть  изнутри, так  как
стремление избавиться от него само становится его жертвой.

Сквозная  пронизанность  телесности  мифологией  приводит  к  давно  отмеченному  феномену: «Какое-нибудь

верование или обычай целые столетия может обнаруживать симптомы упадка, как вдруг мы начинаем замечать, что
общественная среда, вместо того чтобы  подавлять  его, благоприятствует  его  новому  росту. Совсем  уже угасавший
пережиток опять расцветает с такой силой, которая часто настолько же удивительна, насколько вредна» (

Тайлор,

1989,

с. 107). Сейчас мы все — свидетели такой ситуации. Ее нельзя упразднить директивным методом, объявив ожившие
мифологические представления ложными, но можно и нужно изучать, вычитывать и расшифровывать скрытые мифы.
Это  поможет  не  утрачивать  связи  с  реальностью, имея  в  виду  основополагающую  ограниченность  мифического
сознания, и использовать полученные знания в терапевтической практике, коррегируя вредные и создавая необхо-

127

димые  мифологии. Это  требует  тщательного  изучения  принципов  мифологизации  болезни, так  как

навязываемые, не  вписанные  в  общую  систему  медицинские  требования  плохо  приживаются  на  чужой  почве.
Лечение, лишенное  адекватного  мифа, в  значительной  степени  утрачивает  свою  субъективную  эффективность,
тогда  как  самые  абсурдные  и  вздорные  рекомендации, включенные  в  миф, сохраняют  свою  притягательность,
несмотря на объективно приносимый ими вред.

Медицинская  практика  и  мифология  болезни  блестяще  подкрепляют  выдвинутое  Р. Бартом  положение  о

стремлении  всякого  общества (и  в  особенности  сферы  массовой  культуры) к  построению  семиотических  систем,
замещая «вещи» «словами» и «знаками», но, по  мере  конструирования  этих  систем, оно столь  же  последовательно
маскирует  их  семиотическую  природу, превращая  в «естественное», «рациональное». Этот  семиотический  парадокс
взаимных «заслонений» натурального и знакового существенным образом запутывает ситуацию и служит источником
огромного количества недоразумений (

Barthes,

1970).

Г

ЛАВА

6 С

МЫСЛОВОЕ ОПОСРЕДСТВОВАНИЕ ТЕЛЕСНОСТИ

6.1. П

РОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ СМЫСЛА НА ПЕРЦЕПЦИЮ

Мифологизация  или  вторичное  означение  не  исчерпывают  возможностей  субъективного  влияния  на

интрацептивные  ощущения. Дело  в  том, что  болезнь — это  не  просто  какое-то, пусть  даже  весьма  неприятное
состояние, она затрагивает самые основы существования человека.

Самое  простое  следствие  такого  изменения — ограничение  свободы  человека, сужение  возможностей  его

деятельности. Это  либо  ограничения, не  позволяющие  ему  выполнять  ту  или  иную  работу, уменьшающие
возможности передвижения и пр., либо вообще фрустрирующие основные потребности социального и физического
существования. Болезнь  не  только  ограничивает  возможности  человека  в  настоящем, но  и  сужает  нормальную
временную  перспективу  человеческой  жизни, лишь  в  контексте  которой  она  имеет  смысл

(Тхостов,

1980;

Муладжанова,

1983;

Николаева,

1987).

Однако это не единственно  возможное  отношение к болезни. Как  ни  парадоксально, болезнь может иметь и

позитивную окраску, например быть способом решения жизненных проблем. Больному человеку уделяют большее
внимание, он пользуется особым

129

привилегированным экономическим и правовым положением и другими выгодами. Существует целый спектр

типов  личностного  отношения  к  болезни: болезнь  как «враг», «наказание», «слабость», «упадок», «облегчение»,
«способ  решения  жизненных  проблем», «утрата», «ценность» и  пр.

(Pfiferling,

1982). Выбор  отношения  зависит  от

культурных  традиций, типа  ментальности, системы  ценностных  ориентации. Не  следует, конечно, думать, что
человек  осознанно «выбирает», какому  типу  отношения  ему  следовать. Для  заболевшего  значение  болезни
формируется  прежде  всего  через  преломление  ее  субъективной  картины  в  структуре  его  потребностей, мотивов,

ценностных ориентации и пр. Для нас это важно потому, что так же, как и в случае со вторичным означением, выбор
типа  отношения  не  безразличен  для  самих  интрацептивных  ощущений. Прежде  чем  перейти  к  систематическому
изложению  вариантов  смыслового  опосредствования  телесных  интрацептивных  ощущений, необходимо  рассмотреть
общие  принципы  решения  сходных  проблем  в  других  областях  психологии  и  обсудить  некоторые  важные
теоретические вопросы.

6.2. П

СИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ РЕШЕНИЯ

Влияние  мотивации на  перцептивную деятельность — достаточно давно  и  хорошо известный  феномен. Идея

такого влияния стала краеугольным камнем психоанализа, полагавшего, что мотивация как прямо отражается в так
называемых  первичных  процессах (воображении, грезах, сновидениях), подчиняющихся «принципу  удовольствия»,
так  и  прорывается  во  вторичных (мышлении, восприятии, памяти) в  виде  специфических  оговорок, ошибок,
забывании

{Фрейд,

1924). Если в первичных процессах ничто не мешает реализации либидинозных влечений «Id», то

социо-культурные  ограничения «Super-Ego» затрудняют  их  реализацию  во  вторичных. Это  энергетическое
противоречие  приводит  к невротическому  симптому — как результату «прорыва» неразрешенного мотивационного
напряжения. Симптом — заместительное  проявление  нереализованного  влечения, результат  психологической
защиты «Ego» перед  лицом  реальности, делающей  невозможным  удовлетворение  влечений «Id». Психоанализом
разработана  довольно  стройная  классификация  типов  защит, некоторые  из  которых, такие  как, например,
«подавление» и «регрессия», конвертируют  психологическое  напряжение  на  соматический  орган

(Sjoback,

1973;

Laplanch, Pontalis,

1963;

Лапланш, Понталис,

1996;

Bellak,

1978;

Bergeret,

2000).

Психоанализ сумел уловить то, что телесные феномены могут выходить далеко за границы своего содержания,

приобретая жизнь

130

в новых смыслах. Правда, следует сразу же оговорить, что основные усилия  исследователи этого  направления

сконцентрировали на ответе на вопрос, «почему» конфликт приобрел телесное выражение, а не «как» он это делает

{Арина,

1991). Ответу  на  вопрос «почему» посвящены  многочисленные  работы  самого 3. Фрейда  и  его

последователей — представителей  классической  психосоматики. В  самом  общем  виде  они  сводятся  к  тому, что
«конверсия  на  орган» символически  разрешает  аффективно  заряженную  ситуацию. Возникновение  многих
заболеваний можно понять на основе тенденции вытесненного влечения, проявляющегося через расстройство органа,
и  существует  понятная  связь  между  содержанием  конфликта  и  клиническими  симптомами. «Выбор  органа»
определяется  его  символическим  значением  и  связью  с  содержанием  конфликта (

Juliffe,

1939;

Бассин,

1968, 1970).

«Психологический  симптом — конверсия  с  помощью  органов  тела, на  языке  тела  в  форме  аллегории  воплощает
конфликтный смысл»

(Арина,

1991, с. 47).

Найти ответ на вопрос, «как» это происходит, в работах психоаналитиков значительно сложнее. Для самого 3.

Фрейда этой проблемы не существовало. В этом он достаточно твердо стоял на позициях физиологизма конца XIX в.,
искавшего за каждым телесным проявлением соответствующий физиологический процесс. Хотя в его работах нигде
нельзя  найти  прямого  утверждения, можно, тем  не  менее, предполагать, что  в  тех  случаях, когда  речь  шла  не  о
реальном  заболевании, возникшем  в  результате  конфликта, а  о  символических  жалобах, источником  телесных
сенсаций была некая либидинозная энергия, понимаемая в стиле П.Жане или А. Бергсона.

Механизм  влияния  этой  энергии  понимался  в «гидравлических» терминах. «Процесс  воплощения  в  симптом

Фрейд  описывал  с  помощью  образа  реки, текущей  по  двум  руслам: препятствие  на  пути  движения  потока
бессознательных  смыслов  и  переживаний  в  первом  русле  с  необходимостью  ведет  к  переполнению  в  русле,
соединенном  с  ним, — это  и  есть  прорыв  бессознательного. Для  Фрейда  не  имеет  принципиального  значения,
произошел  ли  прорыв  в  сфере  телесных  функций (и  тогда  возникает  такой  психосоматический  симптом  как
конверсия) или  в  сфере  открытого  поведения (и  тогда  возникают  многочисленные  симптомы "психопатологии
обыденной жизни"). На вопрос о носителе смысла в телесном русле нет однозначного ответа»

(Там же,

с. 46).

К  этому  можно  добавить, что  самые  современные  психоаналитические  исследования

(Bergeret,

2000) в

интерпретации  психосоматических  отношений  не  слишком  отличаются  от  условно-рефлекторных  схем  и  теории
оперантного обуславливания. Трудности

131

объяснения  конверсии  на  символическом  уровне  частично  решались  использованием  физиологических

механизмов. Если  эмоции, сопровождающие  конфликт, не  могут  получить  соответствующего  выражения, они
переходят в хронические вегетативные сдвиги и, впоследствии, в органические нарушения

(Dunbar,

1943;

Alexander,

1952;

Махин,

1981;

Holland, Rowland,

1989). Как можно видеть, хотя проблема смысловой регуляции телесности была

ядром самой теории, она понималась  лишь  в контексте патогенеза болезни, сами  же телесные ощущения  в полном
соответствии традициям объективизма однозначно соответствовали физиологическим событиям в организме.

6.3. Г

ЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Несколько  иным  образом  проблема  влияния  потребностей  и  мотивов  человека  на  телесные  ощущения  и

болезни разрабатывалась последние годы в рамках «герменевтического направления исследования проблем здоровья»
в  США

(Тищенко,

1987а). Главные  идеи  этого  подхода  основаны  на  философских  взглядах X. Гадамера

(Gadamer,

1976;

Гадамер,

1988).

Идея герменевтического подхода строится на попытке внести в медицинскую науку достижения гуманитарного

знания, изменить  понимание  симптома. Хотя  многочисленными  исследованиями  продемонстрировано  влияние
культурного  оформления  на  проявление  натурального  симптома, большинство  врачей  негативно  относится  к  этой
идее. Причина  состоит, как  мы  уже  отмечали, в  том, что  для  врача  симптом  представляет  собой  лишь
манифестацию биологической реальности и влияние культуры может только ее искажать.

Герменевтический  подход  утверждает  принципиальную  невозможность  совпадения  порядка  слов (реалий

отражающего) и порядка вещей (реалий отражаемого) и это несовпадение обнаруживает особый смысл. Недостаточно
просто «... установить  отношение "знак (симптом) — объект (поломка  организма)". Принципиально  важно
обнаружить  тот "троп" — поворот, который  осуществляется  в  естественном  языке  и  превращает  объектно
ориентированное  знание  в  личностно  ориентированное. Поэтому  каждое  состояние  организма  в  норме  и  патологии
переживается  человеком  как  фундаментальное  семантическое (герменевтическое) явление, которое  для  своего
понимания  требует "толкования". Хотя  каждая  из  болезней  имеет  некоторые  биологические  или  физиологические
корреляты (причины), однако, эти причины становятся фактами человеческого переживания или страдания только
через восприятие, интерпрета-

132

цию, выражение и адресование "другому", т.е. входя в мир человеческих слов и гуманитарной дискурсивности.

Симптом в этой ситуации приобретает личностный смысл — становится запросом, адресованным другому человеку,
а  совокупность симптомов (синдром) превращается  в  текст, требующий  прочтения. Например, симптом анорексии
(отказ  от  еды) может  служить  метафорой  неадекватности  межличностного  общения  мать — ребенок»

{Тищенко,

1987а, с. 107). Герменевтическая  процедура  позволяет  от  врачевания  болезни  перейти  к  врачеванию  пациента,
переориентировать  медицину  с «объекта» на «личность». Радикальность  переориентации  медицинского  знания
демонстрирует таблица 1

{Good, Good,

1976).