ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.10.2020
Просмотров: 1635
Скачиваний: 50
Штутгарт, май 2000 г. Райнер Пацлаф
ЗАСТЫВШИЙ ВЗГЛЯД
1. Зрение и телевидение
Активная работа глаза
Тот, кто рассматривает картину на стене или фото в иллюстрированном еженедельнике,
диапозитив на холщовом экране или картинку в комиксах, полностью свободен в этой
ситуации — он может глядеть больше или меньше, удивляться увиденному или нет: эти
объекты ни к чему его не обязывают. Поэтому большинство людей считает, что не иначе
дело обстоит и с телевидением и что они ничуть не меньше свободны и тут. Но это иллюзия.
Телеобраз прямо-таки в огромной степени принудителен, причем зритель никоим образом не
может уклониться от такого принуждения, даже если толком не вглядывается в экран.
Чтобы вникнуть в природу этого принуждения, надо сперва разобраться в
протекающей без участия сознания работе глазных мышц при обыкновенном зрении. В этой
сфере физиология органов зрения пришла за последние десятилетия к революционно новым
знаниям, бросающим свет и на ситуацию телепросмотра.
Выработанный еще в XIX веке подход, гласящий, что зрение — своего рода
фотографический процесс, в ходе которого внешний мир отображается на сетчатке, словно в
фотоаппарате, оказался несостоятельным. Хотя глаз и обнаруживает все признаки
фотоаппарата, но в процессе зрения участвует не только оптическая составляющая, а много
чего еще. Это стало четко видно, когда с помощью средств современной хирургии
оперировались слепорожденные и в результате операций «глаз-фотоаппарат» поступал в их
распоряжение вместе со всеми необходимыми нервами, полностью готовый к работе: кроме
расплывчатых цветовых пятен и градаций освещенности, они не видели ровно ничего. Они
не могли непрерывно и отчетливо распознавать объекты — а это и есть зрение в собственном
смысле слова. Не помогали даже настойчивые упражнения, и многие пациенты, чьи надежды
оказались так жестоко обмануты, отказывались от усилий, игнорировали зрительные
ощущения и возвращались к прежней ориентации по слуху и осязанию; некоторые,
отчаявшись, покончили с собой5.
А между тем причина такой неудачи науке известна: зрение — процесс отнюдь не
пассивный и глаза не просто воспринимают то, что в виде световых раздражений
предоставляет им внешний мир. Зрение — процесс в высшей степени активный. Ведь
образам действительности, доступным нам, казалось бы, с первого взгляда, на самом деле
сперва приходится подвергаться «обработке» в ходе сложных движений зрительной
мускулатуры — и лишь после этого они осознаются. В общем и целом это происходит таким
образом.
Хотя вся сетчатка (ретина) покрыта зрительными клетками (палочками и колбочками),
область четкого зрения ограничена крошечным участком на задней стенке глазного яблока,
fovea centralis (центральной ямкой). Этот участок наиболее четкого зрения занимает лишь
0,02 % всей поверхности сетчатки, охватывая угол обзора приблизительно в 2 градуса из
круглым счетом 200 градусов горизонтального поля зрения, доступного глазу. Поэтому,
глядя на окружающее, мы с полной четкостью можем видеть лишь крошечный фрагмент
целой картины, а. именно тот, на котором сходится фокус оптических осей обоих глаз.
И все же нам удается получить ясную, четкую картину, скажем, дома, благодаря тому,
что глазные мускулы по очереди фокусируют глаза на различных фрагментах целого,
помещая их перед fovea. Вот как это происходит: сначала какой-нибудь участок дома
фиксируется глазами на долю секунды, затем мускулы скачкообразным движением (на языке
специалистов называемым саккадой) переводят фокус зрения на другой участок объекта,
тоже фиксируемый на долю секунды, затем следует очередная саккада на третий участок, и
так продолжается, пока этими отдельными фиксациями глаза не просканируют достаточное
для получения четкой общей картины объекта число участков.
При спокойном созерцании отдельные фиксации длятся от 0,2 до 0,6 секунды, так что
за секунду происходит от 2 до 5 саккад6; при более лихорадочном обзоре саккады следуют
чаще, а фиксации длятся соответственно все меньшее время. И только когда произошли все
эти бесчисленные сканирующие движения глаз, человек «видит» то, на что смотрит.
Картина, которую он теперь осознает, столь же устойчива и неподвижна, как только что
законченная художником картина на мольберте. Но художнику, прежде чем возникла вся
картина, пришлось сделать руками тысячи движений: и точно так же в беспрестанном
движении были глаза зрителя, пока он по видимости «одним взглядом» не охватил весь дом
вполне ясно и четко. То, что он при этом увидел, — отнюдь не фотография объекта, а образ,
активно созданный им самим.
Человеческое «я» управляет зрением
Хотя, глядя на что-нибудь, мы не осознаем быстрых движений своих глаз, они тем не
менее связаны с нашей личностью. Ведь эти движения не подчинены какой-то единой, раз и
навсегда установленной для всех людей схеме, а в большой степени обусловлены
индивидуальностью. Они по-разному происходят даже у одного и того же человека — в
зависимости от того, на что он смотрит и что хочет видеть. Разумеется, у любого из нас есть
и собственные оптические привычки, и, если мы не ставим перед своим зрением какой-то
особой задачи, верх берут устоявшиеся привычки, т. е. типичные для каждого процессы
зрения.
С помощью специальных приборов можно сделать видимым движение глаз по объекту
при его осмотре — эти приборы вычерчивают путь от одной фиксации взгляда до другой, так
что получается своего рода рисунок оставляемых им следов. Если, к примеру, испытуемому
предъявить для осмотра фотопортрет (см. ил. 1), то на схеме, созданной прибором, можно
увидеть, что рот и глаза фиксируются множество раз, а вот менее характерные части лица,
скажем замыкающая его линия, — лишь вскользь7. Характерно и то, что правая (с точки
зрения изображенной на портрете девочки) половина лица фиксируется взглядом гораздо
чаще, чем левая: это потому, что игра света и тени на ней явно богаче и драматичней. К тому
же в повседневной жизни люди, глядя на лица, и вообще-то, как правило, осматривают
правую их половину почти вдвое чаще, чем левую (это подтверждается исследованиями8):
ведь у большинства правая половина лица характернее и выразительнее! Отсюда видно, что
глаз движется в процессе зрения отнюдь не по готовой схеме, а направляется главным
образом туда, где для смотрящего есть что-то важное, говорящее ему о многом. Интерес —
вот что управляет глазом.
Интерес может быть вызван извне — чем-нибудь характерным для объекта зрения, но
может и произвольно направляться изнутри на определенные детали объекта. В своей
фундаментальной книге Ярбус описывает следующий показательный эксперимент9. Он
предъявлял испытуемым картину, на которой были изображены собравшиеся в комнате
хозяева и словно свалившийся им на голову гость. И вот, когда он спрашивал испытуемых о
возрасте изображенных людей, их глаза (по показаниям прибора) интенсивно сканировали
отдельные лица на картине; если он спрашивал о материальном положении хозяев, взгляды
обследовали главным образом мебель, картины на стенах комнаты и т. д.; если речь шла об
одежде, досконально изучались соответствующие предметы. А когда он спросил, как долго,
по-видимому, посетитель не бывал здесь в гостях, взгляды испытуемых сновали почти
исключительно между лицом гостя и ошарашенными лицами хозяев. Ведь где еще было
искать ответ, если не в выражении лиц и повороте голов изображенных людей?
В таком случае, как этот, говорят об интенционалъном зрении — а эта способность не
дается человеку от рождения, но приобретается им в многолетнем процессе научения. Мы
бессознательно тренируем ее с самого раннего детства, а став взрослыми, научаемся
сознательно развивать и укреплять ее, дисциплинируя зрение.
Одна группа исследователей в 1995
г. убедительно продемонстрировала, как
систематическая тренировка зрения становится оптической привычкой. Серия картин, сперва
конкретных, затем абстрактных, предъявлялась группе профессиональных художников,
группе знатоков искусства и группе дилетантов, не имевших никакого знакомства с
живописью. Дилетанты (точнее, их глаза) вели себя в отношении абстрактных картин точно
так же, как и в отношении конкретных: они старались сканировать детали, очень мелкими
шагами продвигаясь вперед, чтобы найти что-нибудь знакомое. А вот художники и знатоки
даже с конкретными образами, а тем более с абстрактными, поступали совсем иначе: они
сразу производили общую разведку картины большими саккадами, постоянно встраивая
детали в целое, и намного более интенсивно созерцали картины, что подтверждается гораздо
более длительной фиксацией их взгляда10. Стало быть, здесь, можно сказать, двое смотрят
на одно, а видят разное. Способ, каким каждый из них смотрит, заранее определен
накопленными ими знаниями. В процессе зрения проявляются, с одной стороны, результаты
прежних сознательных тренировок, ставших привычкой, а с другой — возникающее
стремление различить нечто определенное.
Эта волевая способность исходит из сокровеннейшей сердцевины личности, она
представляет собой само «я» человека («я» тут понимается не в обыденном смысле, как
сознание собственной индивидуальности, а в более высоком смысле — как сила личности,
пронизывающая нас целиком, вплоть до бессознательных органических процессов). И вот
мы приходим к выводу: бессознательные движения глаз суть прямые и косвенные
проявления свободной, активной деятельности нашего «я».
Телеизображения — не обычные изображения
Для большинства зрителей телеизображение — в принципе такое же, как все
остальные. Но это роковая ошибка, как будет показано в следующих главах. Если кино- и
диапроекторы создают на экране полносоставные картины, то электронно-лучевые трубки,
применяемые в телевизорах (по имени своего изобретателя они называются еще трубками
Брауна), в принципе не могут создать полносоставной картины. В такой трубке имеется
только один исходящий из катода электронный луч, который, столкнувшись с экраном,
создает на нем крошечную световую точку. Эта световая точка посредством системы
развертки шаг за шагом обходит всю поверхность экрана, следуя при этом заложенной в
экране растровой сетке, состоящей из 625 строк, в каждой из которых по 833 точки (по
европейскому стандарту).
За время своего прохождения по растровой сетке электронный луч точка за точкой
воспроизводит заданные телекамерой значения цвета и яркости, так что кадр складывается в
своего рода мозаику из 625 х 833 отдельных точек. Все это происходит с умопомрачительной
скоростью: световой луч 25 раз в секунду обходит 520 625 точек растра, что составляет ни
много ни мало 13 миллионов точек за секунду!
Правда, в действительности дело обстоит так, что хотя за секунду проецируется 25
кадров, каждый кадр состоит из двух частичных кадров (см. ил. 2): сначала электронный луч
проходит на экране сверху вниз по всем нечетным строкам, потом, за второй проход, по всем
четным. Стало быть, вместо 25 полносоставных кадров воспроизводится 50
неполносоставных, на каждый из которых требуется 1/50 секунды.
Принудительный обстрел сетчатки
Как глаза реагируют на такое неестественное, всегда неполносоставное изображение?
Так же, как при просмотре диапозитива или другого изображения, они сканируют телекадр
быстрыми движениями, чтобы получить целостный образ. Значит, они фиксируют какой-
нибудь случайный пункт, чтобы сканировать его пристальнее, но, еще задолго до того как
вообще начнется фиксация, электронный луч успевает уйти с этой точки, возбужденное им
свечение угасает и мгновенно исчезает. Значит, здесь уже нечего сканировать. Поэтому глаза
совершают саккаду к другому пункту фиксации, делают следующую попытку — и снова
попадают впросак: то самое, что только что ярко светилось, в следующий миг растекается
бесформенной тенью. Так и продолжается: взгляд может прыгать куда угодно, но нигде не
найдет постоянного объекта, который можно было бы просканировать. Бешено мчащаяся
световая точка всегда опережает его.
Даже если бы для фиксации глазам хватало очень малого срока в 120 миллисекунд,
электронный луч за это время послал бы на сетчатку уже шесть частичных кадров, или
соответственно три полных. Значит, еще прежде, чем у глаз появилась возможность
самостоятельно зафиксировать образ, нарисованный электронным лучом мозаичный кадр
уже попал на сетчатку, и остается он там гораздо дольше, чем на экране, потому что сетчатка
слишком инертна, чтобы следовать за бешено мчащимся световым лучом. Полносоставная,
равномерно освещенная картина, которую мы, как нам кажется, видим на экране, на самом
деле существует только на сетчатке.
Тут, правда, надо ответить на одно серьезное возражение: мы-де неверно исходим из
того, будто световая точка, создаваемая электронным лучом, практически тотчас исчезает —
ведь в действительности эффект послесвечения столь силен, что точка не совсем угасает за
время до следующего прохода луча. Но это верно лишь с оговоркой. Я процитирую
специальное издание: «Место экрана, на которое попал луч, должно какое-то время
светиться, чтобы из совокупности световых точек сложилась замкнутая картина. С другой
стороны, время послесвечения не должно превышать 1/50 секунды, поскольку после этого
появляется следующая точка растра, иначе при быстром скольжении луча картина окажется
„смазанной“» 11.
Кроме того, точка экрана, на которую упал электронный луч, излучает свет не по
прямой, к зрителю, а во все стороны, так что в, скажем, нечетной строке вокруг этой точки
возникает «гало», распространяющееся и на соседние четные строки. Но поскольку луч,
создавая второй частичный кадр, уже через 1/50 секунды проходит через эти четные строки,
чистое зернистое изображение не получилось бы, если бы он не попадал на совершенно
темное место.
Стало быть, частичный кадр угасает уже в то время, когда он только
«вырисовывается»; к тому моменту, когда луч попадает на последние точки растра, первые
уже давно погасли. Вот и выходит, что глаза никогда не видят на телеэкране готовой,
полносоставной картины, которую могли бы сканировать привычным для себя образом, а
всегда находят лишь призрачно исчезающие образы, к которым им по-настоящему не
подступиться.
Застывший взгляд
Рассматривая цветную репродукцию, скажем, какой-нибудь картины, мы тоже можем
заметить, что она составлена из тысяч крошечных растровых точек. Но когда наш взгляд
падает на них, они неизменно сохраняют свои свойства — цвет, освещенность и четкость. А
теперь попробуем представить себе такую странную печать, которая выцветает до
неузнаваемости, как только ее касается взгляд зрителя: его глаза могут напрягаться сколько
угодно — стоит им приступить к фиксации какого-нибудь места, как точки растра на нем
уже почти обратились в ничто. Оптическое впечатление от такой картины всегда было бы
сильно размытым.
Но как раз в этой ситуации и оказываются глаза телезрителя: куда бы они ни
направлялись, целая картина от них всегда ускользает. Тут мы имеем дело со странным
явлением — постоянно светящиеся точки растра, которых взгляд тщетно ищет на экране,
появляются на сетчатке, но при этом собственная активность глаз в значительной степени
отключена.
Сюда добавляется и полное замирание аккомодационных движений, т. е. вращений
глазного яблока, с помощью которых угол оптических осей глаз постоянно изменяется,
приспосабливаясь к смене расстояний до объектов, как происходит, к примеру, в театре,
когда нужно четко видеть находящихся на разных расстояниях от зрителя актеров и кулисы.
При телепросмотре же расстояние до экрана остается неизменным, и потому глаза,
приспособившись к нему один раз, уже не делают аккомодационных движений, пока взгляд
направлен на экран.
Что же происходит, когда сканирующие усилия нигде не находят опоры, а растровая
картинка и без них возникает на сетчатке? Столь оживленная в других случаях деятельность
глаз становится ненужной и почти целиком сменяется пассивностью. Взгляд цепенеет,
превращаясь во всем знакомый «телевзгляд». Народная мудрость неспроста назвала прибор,
вынуждающий принимать столь противоестественную установку, «ящиком для идиотов».2
Но было бы ошибкой думать, будто «оцепеневший взгляд» — недостаток телезрителя: такой
взгляд с первого же мгновения навязывается ему самой природой телекадра, и никто не в
состоянии избежать этого принуждения12.
Разумеется, сознание телепотребителя сопротивляется такой информации: ведь на
своем опыте он не замечает никаких изменений и как раньше, так и теперь чувствует себя
полностью свободным и активным. Увы, все проводившиеся до сих пор исследования
доказывают обратное.
В 1979 г. американская группа экспериментаторов исследовала число саккад при
телепросмотре, констатировав заметное снижение активности глаз: в ходе 15-минутного
просмотра (показывали какое-то голливудское шоу) у всех испытуемых за промежуток в 20
секунд имели место лишь от 5 до 7 саккад13. Если сравнить это число с 2–5 саккадами в
секунду при свободном разглядывании природной среды (что для 20 секунд дало бы частоту
в 40 — 100 саккад), то снижение составит в среднем 90 %.
Другое свидетельство существенного снижения активности глаз при телепросмотре —
диаметр зрачков, который толкуется исследователями как показатель степени активности
мозга («кортикальной активации», стимуляции деятельности коры головного мозга) и
соответственно как индикатор бодрствующего сознания. В 1980 г. при показе одного и того
же фильма с одними и теми же размером и яркостью изображения было обнаружено
2 Соответствующее немецкое слово вызывает представление о пустом, бессмысленном взгляде. — Здесь и
далее примечания переводчика.