Файл: Майерс Д. - Социальная психология.pdf

препятствуют этому. Можно также привить людям нормы
альтруистического поведения и воспитать их таким образом,
чтобы они почувствовали себя способными к оказанию помощи.

УСТРАНЕНИЕ ПРИЧИН, ПРЕПЯТСТВУЮЩИХ ОКАЗАНИЮ ПОМОЩИ

Один из способов превращения альтруизма в более

распространенное явление – устранение причин,
препятствующих оказанию помощи. Если нам известно, что
спешащие и погруженные в свои мысли люди менее склонны к
оказанию помощи, нельзя ли убедить их в том, что стоило бы
слегка «притормозить» и оглянуться по сторонам? Если нам
известно, что присутствие других очевидцев приводит к
размыванию ответственности, что можно сделать для того,
чтобы каждый человек, оказавшийся свидетелем критической
ситуации, почувствовал себя ответственным за её исход?

С

НИЖЕНИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

,

 ПОВЫШЕНИЕ

ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Если механизм принятия решения об оказании помощи

действительно таков, как его представляет «дерево» Латане и
Дарли, то, помогая людям правильно интерпретировать
ситуации, свидетелями которых они оказались, и брать на себя
ответственность, можно добиться увеличения числа
альтруистических поступков. Леонард Бикман и его коллеги
проверили эту гипотезу в серии экспериментов, участники
которых становились свидетелями краж в супермаркетах или в
книжных магазинах (Bickman et al., 1975; 1977; 1979). Одним
свидетелям подавались специальные знаки, которые должны
были сделать их «более чувствительными» к краже и
подсказать, как сообщить о ней, однако эти знаки практически
не оказали никакого влияния. Другие свидетели слышали, как
интерпретировал происходящее стоявший рядом покупатель:
«Эй! Вы только посмотрите! Она же ворует! Ну, вот уже
положила в свою сумку!» (Затем сказавший это очевидец
уходил искать потерявшегося в магазине ребенка.) Испытуемые,
входившие в третью группу, слышали все то, что слышали

испытуемые из второй группы, плюс следующее: «Мы же все
видели. Нужно сказать менеджеру. Это наш долг». И во второй,
и в третье группе количество сообщений о краже значительно
возросло.

Теперь уже никто не подвергает сомнению силу личного

влияния. Роберт Фосс, опросив несколько сот доноров, пришел к
выводу о том, что, в отличие от ветеранов, доноры-новички
приходят в клиники по чьему-либо личному приглашению (Foss,
1978). Результаты исследования, проведенного Леонардом
Джейсоном и его сотрудниками, подтверждают выводы Фосса:
личные призывы доноров значительно более эффективны,
нежели различные плакаты и объявления в средствах массовой
информации, но при одном условии –

если

эти личные призывы

исходят от друзей (Jason et al., 1984). Эффективным может быть
также и невербальное обращение, если оно персонифицировано.
Путешествующие «автостопом» получают в 2 раза больше
предложений о помощи, если, разговаривая с водителями,
смотрят им в глаза (Snyder et al., 1974). Облапошивший меня
жулик знал, что человек, к которому обратились лично,
перестает быть анонимом и становится более ответственным.

Генри и Линда Соломон изучали способы снижения

анонимности (Solomon & Solomon, 1978; Solomon et al., 1981).
Они обнаружили, что очевидцы, которые представились друг
другу и сообщили о себе какую-то информацию, например
возраст, более склонны предложить помощь больному человеку,
чем люди, незнакомые друг с другом. То же самое можно
сказать и о другой ситуации: если, находясь в магазине,
женщина-экспериментатор, поймав взгляд другой
покупательницы, улыбнулась ей в ответ, прежде чем ступить на
эскалатор, именно эта женщина скорее поможет ей, когда чуть
позже она спохватится: «Черт! Забыла очки! Кто-нибудь может
сказать мне, на каком этаже продаются зонтики?» Даже самый
незамысловатый обмен репликами с кем-либо («Простите, вы
случайно не сестра Сьюзи Спир?» – «Нет, вы ошиблись»)
оказывает очень сильное влияние на последующую готовность
человека прийти на помощь.

Готовность к оказанию помощи возрастает и тогда, когда у

человека есть реальные шансы на последующую встречу и с
пострадавшим, и с другими очевидцами. Джоди Готтлиб и
Чарльз Карвер убедили своих испытуемых, студентов
Университета Майами, в том, что им предстоит обсуждать свои
студенческие проблемы с одним из их соучеников, используя
селектор для внутрилабораторной связи (Gottlieb & Carver,
1980). (На самом деле роль второго участника дискуссии
«исполняла» магнитофонная запись.) Когда по ходу дискуссии
он начинал задыхаться и звать на помощь, ему быстрее
помогали те испытуемые, которые думали, что вскоре им
предстоит личная встреча. Короче говоря, все, что так или иначе
персонифицирует очевидца, – просьба, обращенная лично к
нему, зрительный контакт, то, что он представится
окружающим, или ожидание дальнейших контактов с
пострадавшим или с другими очевидцами, – делает его более
склонным к оказанию помощи.

Персонализация позволяет очевидцам лучше осознать самих

себя и «настроиться на волну» собственных представлений об
альтруизме. Выше мы уже говорили, что люди, самоосознание
которых повысилось благодаря тому, что они действуют перед
зеркалом или перед телекамерой, демонстрируют б

о

льшую

согласованность установок и поступков. Напротив,
«деперсонифицированные» люди менее ответственны.
Следовательно, все, что благоприятствует самоосознанию, –
«бейджики» с собственными именами, сознание, что за тобой
наблюдают и тебя оценивают, сосредоточенность и
уравновешенность – тоже должно благоприятствовать
альтруизму. Экспериментальные данные, полученные Шелли
Дюваль, Вирджинией Дюваль и Робертом Нили, подтверждают
этот вывод (Duval, Duval & Neely, 1979). Они показывали
студенткам Университета Южной Калифорнии их собственные
изображения на телеэкране или просили заполнить
биографические опросники, а затем предлагали им
пожертвовать нуждающимся либо деньги, либо собственное
время. Те, кому сначала была предоставлена возможность

осознать самих себя, продемонстрировали б

о

льшую щедрость.

Аналогичным образом вели себя и пешеходы: на помощь
человеку, рассыпавшему почтовые конверты, быстрее
приходили те, кого незадолго до этого кто-то сфотографировал
(Hoover et al., 1983). Люди, уровень самоосознания которых
высок, чаще реализуют свои взгляды на практике.

Ч

УВСТВО ВИНЫ И ЗАБОТА О СОБСТВЕННОМ ИМИДЖЕ

Выше мы уже говорили о том, что люди, переживающие

чувство вины, стремятся загладить свои проступки и
восстановить утраченное уважение к самим себе. В связи с этим
возникает такой вопрос: может ли увеличение осознания
людьми своих дурных поступков усилить их желание помогать
другим? На этот вопрос попыталась ответить группа
исследователей из

Reed College

(Katzev et al., 1978). Когда

группа посетителей Портлендского музея искусств не обратила
никакого внимания на объявление «Просим не трогать
экспонаты руками», экспериментаторы сделали некоторым из
них замечание: «Пожалуйста, ничего не трогайте. Если все
будут трогать экспонаты руками, от них скоро ничего не
останется». То же самое произошло и в Портлендском зоопарке,
где посетители попытались накормить медведей: «Нельзя
кормить животных чем попало. Разве вы не знаете, что можете
причинить им вред?» В обоих случаях 58% тех, кому было
сделано замечание, вскоре бросились помогать другому
экспериментатору, который «случайно» что-то уронил. Из тех,
кто не получал замечаний, готовность помочь изъявили только
около 30% испытуемых.

Люди также неравнодушны и к тому, что о них думают

другие. Когда Роберт Чалдини и его коллеги попросили
студентов Университета штата Аризона сходить с малолетними
правонарушителями в зоопарк, согласием ответили 32%
(Cialdini et al., 1975). К другой группе испытуемых
экспериментаторы обратились с несравненно более серьёзной
просьбой – поработать в течение 2 лет с малолетними
правонарушителями в качестве волонтеров-консультантов.

Когда экспериментаторы получили решительный отказ (ни один
человек не согласился выполнить эту просьбу), им ничего не
оставалось, как изменить тактику: «Хорошо. Но раз вы
отказываетесь выполнить эту просьбу, может быть, согласитесь
хотя бы сводить их в зоопарк?» Эта стратегия принесла свои
плоды: сходить с детьми в зоопарк согласились 56% студентов.

Чалдини и Дэвид Шредер предложили ещё один применимый

на практике способ «запуска» механизма заботы о собственной
репутации (Cialdini & Schroeder, 1976). Попросите о таком
незначительном денежном пожертвовании, что любой
отказавший вам сразу же почувствует себя Скруджем. Чалдини
понял это, когда в дверь его дома постучала активистка
движения «Общий путь». Пока девушка уговаривала его
пожертвовать деньги, он мысленно репетировал свой отказ, и
это продолжалось до тех пор, пока она не произнесла
магические слова, сделавшие бессмысленными все его ссылки
на финансовые затруднения: «У нас каждый цент на счету».
«Мне ничего не оставалось, как только уступить, – вспоминал
Чалдини. – Но в нашем разговоре было и кое-что ещё
интересное. Когда я перестал кашлять (я действительно чуть не
подавился, когда был вынужден проглотить свой отрицательный
ответ), я дал ей не цент, как она просила, а столько, сколько
обычно даю официальным представителям благотворительных
организаций. Получив деньги, она поблагодарила, улыбнулась
невинной улыбкой и ушла».

Была ли реакция Чалдини нетипичной? Чтобы ответить на

этот вопрос, он и Шредер провели эксперимент, по ходу
которого «сборщик пожертвований» обходил дома жителей
пригорода. На его призыв: «Я собираю деньги для
Американского общества по борьбе с раком» откликнулись 29%
тех, к кому он обращался, и каждый пожертвовал в среднем
$1,44. Когда же он добавлял «У нас каждый цент на счету», 50%
внесли в среднем по $1,54. Аналогичные результаты были
получены и Джеймсом Уэйантом, повторившим этот
эксперимент (Weyant, 1984): когда сборщик произносил фразу
«У нас каждый цент на счету», количество жертвователей