ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.10.2020
Просмотров: 4736
Скачиваний: 209
Советую прочесть данное руководство по крайней мере два раза. Описывая характеры, я
сравнивал их друг с другом. Благодаря этому сравнению характеры видятся четче и их легче отличить
друг от друга — это является важным методологическим принципом, пожертвовать которым нельзя.
Поэтому небольшая часть материала дается раньше его подробного объяснения, что может
сопровождаться некоторым непониманием. При повторном прочтении такой трудности не возникает.
Интересно, что каждый характер своей природой как бы диктует стиль его изложения. Это проявилось
в описании всех характеров, но наиболее заострено в шизоидном. Чтобы рассказать об этом характере
выразительно, и, по сути, необходим философско-символический стиль. О шизоидах нужно
рассказывать по-шизоидному — иначе скользишь по поверхности этого характера, не попадая в
глубину.
Базисные навыки диагностики психической патологии рассмотрены в соответствующих главах,
но и за их пределами встречается немало важных диагностических указаний. Книга написана в
психотерапевтическом ключе, психотерапевтические рекомендации даются не только в
соответствующей главе, но пропитывают книгу между строк. Как психиатру-психотерапевту, который
больше ценит в себе психотерапевта, мне свойственно стремление видеть в людях с серьезными
душевными трудностями не только недостатки, но и высокие достоинства, и скрытые резервы.
Перечитывая текст в последний раз, я обнаружил, что в описании эпилептоидного и истерического
характеров я, возможно, не удержался от несколько критикующей интонации. Отчасти это объяснимо
тем, что пациенты, которым я помогаю, немало претерпели в жизни от людей упомянутых характеров.
И все-таки я сожалею об этой критичности, потому что всякий раз, когда моим пациентом оказывается
эпилептоид или истерик, я ощущаю к нему интерес и симпатию. Кое-что из написанного может
показаться трюизмом, но мой опыт свидетельствует, что часто люди, опираясь на сложное, не видят
простого, что приводит к самым большим ошибкам. Пожалуй, мне удалось наиболее личностно
выразить себя в 3-й части книги (случаи из практики), дидактические задачи первых двух частей не
позволяют этого сделать в полной мере.
Преимущественное употребление мужского рода обусловлено особенностью русского языка, в
котором слово «человек» — мужского рода. В той же степени, в какой описание главных особенностей
характеров относится к мужскому полу, оно относится и к женскому.
В руководстве ассимилирован опыт многочисленных исследователей, из которых хочется
выделить таких психиатров-характерологов, как Э. Кречмер и П. Б. Ганнушкин. В понимании
патологии детско-подросткового возраста большую помощь мне оказали исследования Г. Е.
Сухаревой, В. В. Ковалева, А. Е. Личко.
За клиническую подготовку и школу выражаю глубокую благодарность М. Е. Бурно. Также я
глубоко благодарен В. П. Криндачу за понимание на практике, что такое клиент-центрированная работа
и контакт с чувствами пациента. Хочется поблагодарить Ф. Е. Василюка и В. Н. Цапкина, чья манера
мышления оказала на меня серьезное влияние. Хочу отметить дружескую помощь и поддержку В. П.
Руднева, без которых эта книга вряд ли бы вышла в свет. Глубоко признателен М. О. Дубровской за
многостороннюю помощь в работе над текстом. И особую благодарность выражаю своим
психотерапевтическим группам, которых было немало, но каждую из которых я вспоминаю с теплом и
грустью разлуки. Благодаря нашим праздничным духовным встречам и родился мой мягкий клинико-
экзистенциальный подход в противовес жестко-авторитарному, увы, типично клиническому
психиатрическому подходу. Когда в этой книге я пользуюсь местоимением «мы», то прежде всего
имеются в виду участники моих учебных групп.
Часть I. Характерология
Определение ключевых понятий
Необходимо кратко определить три понятия: темперамент, характер, личность. Существует
множество определений. Мне хочется опереться на те, которые дал Вольфганг Кречмер (сын классика
характерологии Эрнста Кречмера) в своем выступлении перед московскими психотерапевтами.
«
Темперамент
— это врожденная особенность протекания психофизиологических процессов (их темп,
инертность, накал, способность к переключению и т. п.).
Характер
же — устойчивая особенность
отношения человека к миру, окружающим людям и себе».
Добавлю от себя, что характер — «это разнообразные черты, образующие типический ансамбль,
сочетание, рисунок. Это не просто черты сами по себе, они связаны друг с другом и проникают друг в
друга по логике характера. У каждого характера своя внутренняя связующая логика» /2/. Характер
проявляется не только внутренними реакциями, чувствами, мимикой, жестами, телосложением, но и,
конечно же, в поведении, наборе его стереотипов. У каждого характера имеется свое ядро, то есть
самое существенное в нем, что пронизывает всего человека и позволяет говорить о разных людях, как
об одном характере. Как биение сердца отдается в дрожании мельчайших капилляров, так и в каждой
человеческой черточке ощущается ядро характера. Не почувствовав ядра характера человека и того, как
им все окрашивается, трудно за разнообразием частностей уловить цельность.
Характер может быть патологически выражен, уродливо дисгармоничен, и тогда он именуется
психопатией
. Если он не достигает патологической выраженности, то называется
акцентуацией
.
Широко известно определение немецкого психиатра Курта Шнайдера о том, что психопат — это
человек, по причине трудного характера страдающий сам или заставляющий страдать окружающих
(часто одновременно происходит и первое и второе, только в разной степени).
Что же такое неповторимая человеческая
личность
? Это то, что ускользает от любых точных
дефиниций, но существует в каждом из нас и составляет тайну нашей автономии и свободы. Итак, наш
характер как-то определяет нас, но это не значит, что отнимает свободу. Свобода личности остается, но
она наталкивается на особенности характера. Диалектику соотношения личности и характера поясню
следующей аналогией. «Характер — это автомобиль определенной конструкции, а свободная личность
— водитель, сидящий в этом автомобиле. Понятно, что водитель волен ехать, как и куда ему угодно, но
скорость, проходимость и многие другие особенности движения зависят от автомобиля» /2/. Еще более
выразительна следующая аналогия. Река — это характер, а личность — пловец в ней. У него имеются
три возможности. Он может плыть против течения, и тогда остается на месте, расходуя массу усилий.
Пловец может слепо отдаться течению реки и разбиться о камни, попасть в водоворот. И наконец, он
может, плывя по течению, с помощью хорошей техники плавания управлять траекторией своего
движения. Это сравнение поясняет то, как личность может соотнести себя с характером. Очевидно, что
третий вариант — лучший, но он требует знаний и работы над собой.
Конечно, главным является познание конкретного человека, с которым мы имеем дело в данный
момент. Разумеется, абсолютно такого же человека, как наш собеседник, никогда не было и никогда не
будет. Весь вопрос в том, как двигаться навстречу познанию его уникальности. Клиническая
характерология подводит нас к пониманию уникальности человека через знание характеров. Многие
психологические подходы идут к этому, минуя это знание, напоминая человека, который пристально
изучает листочек, не задаваясь серьезно вопросом о природе дерева, на котором этот листочек вырос.
Глава 1. Эпилептоидный (авторитарно-напряженный) характер
1. Краткие общие сведения
Эпилептоидный человек рисунком своего характера в чем-то напоминает больного эпилепсией,
по этой причине характер и получил свое название. Эпилептоид — значит похожий на эпилептика.
Эпилептоидный характер и эпилепсия составляют единый конституционально-генетический круг: в
семьях больных эпилепсией чаще встречаются люди эпилептоидного характера, чем в других семьях.
Отчетливо отделил человека эпилептоидного склада от больного эпилепсией М. О. Гуревич в 1913 году
/3, с. 265-284/. Подробные клинические описания эпилептоидного характера были сделаны Ф.
Минковской (1923 г.) и П. Б. Ганнушкиным (1933 г.).
У эпилептоидов и некоторых больных эпилепсией обнаруживается характерологическое
сходство в виде обстоятельности, злобноватости, вязкости, льстивости, мстительности,
подозрительности, гневной взрывчатости и т. д. Однако у эпилептоидов не развивается слабоумие, нет
припадков, не отмечается развернутых психозов. Эпилептоидный человек с детства несет в себе
типичные черты своего характера.
При эпилепсии же речь идет о болезни, которая имеет свое начало на определенном этапе
жизни, протекает с судорожными припадками или их эквивалентами и порой заканчивается
слабоумием. Эпилепсия может сопровождаться психозами. Болезнь разрушает целостность ядра
характера, делая его мозаичным. По мере развития болезни у эпилептика могут появляться не только
эпилептоидные, но и истерические, аутистические, психастенические черты характера. В течение жизни
эпилептик способен сильно меняться, становясь совершенно непохожим на того, кем был раньше.
Эпилептоид же, при всей динамике своего развития, сохраняет неизменным ядро характера.
Итак, эпилептоид развивается в рамках своего характерологического склада, а эпилепсия, как
всякая тяжелая болезнь, имеет разрушительное влияние на организм человека и его личность.
Эпилепсия будет рассматриваться во второй части руководства, а сейчас переходим к подробному
рассмотрению авторитарно-напряженного характера. Нужно учитывать, что когда говорят об
эпилептоиде, то имеют в виду человека с тяжелым характером — психопата. Когда же говорят об
эпитиме, то имеют в виду тот же эпилептоидный склад характера, но без его патологической
выраженности (то есть речь идет об акцентуации и об акцентуантах).
2. Ядро характера
Ядром данного характера является напряженная дисфорическим зарядом прямолинейность с
тягой к власти и образованием сверхценных идей.
Разберем это определение детально. П. Б. Ганнушкин /4, с. 37/ отмечал, что эпилептоиду
свойственна дисфория (от
греч.
— досада, раздражение). Это особое состояние психики, как правило, с
трудом
скрываемое. Дисфория
состоит
из
мрачно-тоскливого
настроения, тревожной
подозрительности и напряженной злобноватости, по причине которой вся эта смесь обжигает
собеседника, как крапива. Дисфория напряжена потребностью в разрядке, взрыве, потому люди
стараются вести себя с эпилептоидом осторожнее, чтобы не стать объектом дисфорического гнева.
Даже когда эпилептоид находится в спокойном состоянии, легкая злобновато-мрачноватая
напряженность чувствуется в его давящем взгляде, натянутой улыбке, колком смехе, сердитом тоне
голоса, тяжелой осанке. Эта сердитая напряженность нередко проникает в робких, ранимых людей, как
бы гипнотизирует их, сковывает, лишает свободы мысли, повергает в оцепенелость.
Дисфорическое состояние составляет фон эпилептоидного настроения, а может сгущаться,
накапливаться, что было описано Ф. Минковской /5, с. 483-493/ под названием аффективно-
аккумулятивной пропорции. Существо данной пропорции выражается формулой «вязкость — застой —
взрыв». Дело в том, что эпилептоид, в отличие от циклоида или ювенила, в силу своей вязкости,
тяжеловесности не способен легко и быстро реагировать на неприятности, сразу же избавляясь от
переживаний по их поводу. В нем растет душевный дисфорический дискомфорт, который он пытается
сдержать сильным волевым напряжением. К этому дискомфорту добавляются все новые неизжитые
эмоции, которые, в конце концов, переполняют чашу его терпения, и все заканчивается гневно-
агрессивной разрядкой.
Эмоциональный взрыв эпилептоида, как отмечает А. Е. Личко /6, 253/, подобен не быстрой
вспышке пороха, а взрыву парового котла, который долго нагревается, дрожит от напряжения, наконец
мощно взрывается и еще долго пышет паром. Иногда эпилептоид может впадать в состояние сильной
дисфории сам по себе, без всяких видимых причин. Нередко это происходит по утрам — как говорят в
таких случаях: «Встал не с той ноги». Эпилептоид не виноват за возникновение дисфории, она
самопроизвольно рождается в его теле. Однако отвечает за то, как проявит ее в своем поведении.
Теперь рассмотрим эпилептоидную
прямолинейность
мысли и чувства. Имеется в виду не
внешняя манера жестко высказывать «правду-матку» в глаза, а закономерность проявления внутренних
душевных процессов. Прямолинейность — это склонность мысли, шествуя четко и уверенно, двигаться
к намеченной цели по кратчайшему пути, то есть по прямой. Мысль не кружит закоулками сомнений,
не громоздит витиеватых теоретических построений, не вдается в замысловатую игру парадоксов, а,
упрощая и срезая углы, прямолинейно идет вперед, малоспособная к критике самой себя. Человек с
таким мышлением плохо чувствует подтекст, у него неважно обстоят дела с юмором, иронией,
самоанализом, компромиссами. Даже при кажущейся внешней сложности прямолинейная мысль
движется внутри определенных рамок, правил, коридоров. Себе самой подобная манера мышления
кажется четкой правильностью.
Теперь представим, что вышеописанная прямолинейность наполнена дисфорией и, стало быть,
это уже не какая-то вялая, безразличная и нейтральная прямолинейность. Она прокладывает себе путь
вперед злобновато-агрессивным дисфорическим зарядом. Такое прямолинейное мышление не может
остановиться, свернуть с пути, а может лишь неукоснительно идти вперед. Оно нетерпимо к
инакомыслию, склонно к силовому решению проблемы, не способно понять чужую правоту.
Эпилептоидная прямолинейность не переносит резких шуток в свой адрес, редко раскаивается в
содеянном, свои неудачи любит объяснять внешними причинами (например, врагами), а не
собственной внутренней несостоятельностью.
Но благодаря тому, что подобное мышление логически крепко сколочено, оно способно брать в
плен многих людей без собственной позиции и по-хозяйски вести за собой. Своей упрощенной
уверенностью подобное мышление прельщает неуверенных в себе последователей. Прямолинейность,
заряженная дисфорией, болезненно реагирует, если ей начинают перечить, и агрессивно защищается,
поэтому желающих спорить обычно находится немного.
Мышление эпилептоида вязковато, обстоятельно, ригидно. Если эпилептоид прочно занял
какие-то позиции, то его, как тяжелый шкаф, трудно хоть чуть-чуть сдвинуть с места. Эпилептоиду не
хватает внутренних оснований для отступления от своих принципов, самое естественное для него —
борьба за них. Этот душевный склад называют еще «характером воина, хозяина, хранителя традиций».
Подобными «воинами» могут быть и женщины, хотя мужчины все-таки чаще.
Вышеописанные особенности мышления в общении с людьми неизбежно оборачиваются
авторитарностью.
Авторитарность
— это стремление доминировать, начальствовать в широком
смысле слова, командирская глухота к инакомыслию, убежденность, что все должно быть, «как я
сказал, и точка».
Отсюда понятно, почему многие эпилептоиды рвутся к
власти
: именно там они могут дать
выход своей авторитарности. Эпилептоиды оказываются на своем месте там, где нужно держать
дисциплину, единство. Благодаря несгибаемой твердости они умеют держать «в кулаке» трудный
коллектив, заставить всех «шагать в ногу». Типичный путь для эпилептоида — пойти в армию и
дослужиться до высоких чинов или в гражданской жизни занять место спортивного тренера, кресло
начальника и т. п. Если этого не происходит, то остается лишь быть тираном в своей семье, жестким
хозяином своей собаки.
Обычно власть дается в структуре какой-то иерархии, где низшие подчиняются высшим, а
высшие самому высокому. Эпилептоиду хорошо в подобной системе: он с готовностью подчиняется
начальнику (если считает его действительно сильным) и с радостью руководит подчиненными. Таким
образом, эпилептоид является важным «кирпичиком» пирамиды власти.
По временам люди разных характеров могут внешне вести себя авторитарно. Однако на то есть
психологические причины. Например, человек с неудовлетворенным желанием признания, авторитета
пытается компенсировать недостаток уважения к себе авторитарными методами. Как только проблема
фрустрированного авторитета решается, от авторитарности может не остаться и следа. Эпилептоид
авторитарен и тогда, когда у него нет проблем с уважением. Он авторитарен по причине
вышеописанной
напряженной дисфорической прямолинейности
, которая делает его малоспособным
к уступчивости, многопрощающей терпимой доброте. Таким образом, его авторитарность, в отличие
от психологической, временной, уходит своими корнями в стойкую психобиологическую конституцию
(характер). По причине своей прямолинейной правильности он сам себя не поймет, если позволит
людям жить, как им хочется, а не так, как его строгому взгляду представляется нужным.
Некоторым эпилептоидам свойственна высокая степень справедливости, ведь справедливость, в
отличие от милосердия, любви, тоже своеобразная правильность — четкий баланс проступка и
наказания, успеха и поощрения.
Сильные природные инстинкты и влечения
неотделимы от ядра данного характера.
Сексуальное и пищевое влечение, тяга к материальным благам и острым ощущениям, инстинкт
самосохранения со свойственной ему эгоистичностью оказывают влияние на психическую жизнь
эпилептоида, делая его несколько приземленным чувственником.
Также неотделима от ядра характера склонность эпилептоида к образованию
сверхценных
идей
. Сверхценные идеи выделены немецким психиатром К. Вернике в 1892 году. В их основе —
патологическая убежденность в чем-либо без достаточных для того оснований. В отличие от бреда это
психологически понятная убежденность, опирающаяся на реальные обстоятельства, которые
переоцениваются. Как указывал Карл Ясперс /7, с. 143-144/, в сверхценную идею можно
«вчувствоваться», она становится психологически понятной, если принять во внимание особенности
личности человека и его судьбы. Пример: муж неожиданно пришел раньше с работы и увидел в ведре,
приготовленном к выносу, бутылку из-под шампанского, заметил испуганный взгляд жены (она не
ожидала его прихода) и убежден, что дома был любовник, а не подруга жены, как было на самом деле.
Ход его мыслей понятен, в нем нет нелогичности (подобное могло бы быть). Патология в том, что
бутылки в ведре и испуганного взгляда ему достаточно для глубокой убежденности в том, что жена
изменила и будет изменять впредь. Даже если вся дальнейшая жизнь покажет, что он ошибался в
отношении жены, в глубине его души будет продолжать жить убежденность по поводу того случая и
настороженность к подобному в будущем. Важными предпосылками его убежденности служит то, что
в последнее время у него стало чуть хуже с потенцией, а жена стала немного любезнее с другими
мужчинами.
Совсем иначе выглядит бред ревности. Жена выбрасывает в ведро фантик от конфеты, и мужу
становится все абсолютно ясно: «Ага, конечно же, эту конфету ей дал любовник». Очевидно, что его
убежденность носит нелепый характер, строится на ложной алогичной посылке, в нее невозможно
вчувствоваться, серьезно поверить. Это глубокая патология мышления. Сверхценная же идея
эпилептоида строится на реальной логической посылке, которую можно понять, но значение которой
человеком явно переоценивается с далеко идущими последствиями. При этом к веским,
разубеждающим контраргументам эпилептоид остается глуховат.
Поскольку обычно подробно не показывают тесную связь стойких сверхценных идей с
характерологическими особенностями эпилептоида, то я хотел бы это продемонстрировать.
1. Из-за прямолинейной узости мышления у эпилептоида изначально доминирует один путь
мысли, а не многообразие вариантов, в каждом из которых нужно серьезно разобраться.
2. Инертность, тугоподвижность мышления. Один раз на чем-то застряв, мысль с этого уже не
сходит. Эпилептоиду не хватает отвлекаемости, легкомыслия, переменчивости натуры.
3. Самоуверенность мышления. Так как изначально не хватает иных значимых вариантов, а своя
мысль кажется логичной и правильной, то эпилептоиду трудно подумать: «А вдруг все как раз
наоборот?».
4. Патологическая стойкость аффекта. Как отмечал Карл Леонгард /8, с. 119/, у людей, склонных
к «застреванию» (эпилептоиды являются таковыми), аффект со временем мало гасится. Любые
прикосновения к значимому переживанию заставляют аффект заново вспыхивать. Обычно под такой
стойкостью аффекта лежит сила какого-либо влечения. В ревности — сексуального, в идеях
преследования — инстинкт самосохранения, в сутяжничестве — жадность, эгоизм. Также стойкость
аффекта поддерживается неправильным поведением окружающих, которые постоянно напоминают
эпилептоиду о чем-то болезненном для него. Да и сам эпилептоид может разжигать себя яркими
воображениями на тему того, что, по его мнению, случилось.
5. Сверхценные идеи чаще возникают не про все на свете, а концентрируются на актуальных для
эпилептоида сюжетах: ревность, борьба за свои права (сутяжничество), подозрительность вплоть до
идей преследования, беспокойство о своем здоровье (ипохондричность), карьеризм, борьба за власть
или справедливость. Для эпилептоида это горячие темы, поэтому не удивительно, что именно в данных
областях его мысль приобретает качество сверхценности. Чем эпилептоид злее, тем уязвимей его
самолюбие, тем более въедливыми, стойкими оказываются сверхценные идеи.
6. Такие особенности эпилептоида, как дисфорическая напряженность, сильная воля,
целеустремленность, мстительность, последовательность, помогают сверхценной идее сохранять себя
неизменной в меняющемся потоке жизни.
Целесообразно отделять сверхценные идеи от доминирующих. В случае
доминирующих идей
речь идет не о самоуверенной убежденности и вообще не об убежденности, а об увлеченности каким-то
предметом, деятельностью, областью знания (психологией, историей, политикой и т. д.). Эта
увлеченность захватывает всего человека, предмет ее становится самым ценным. Доминирующие идеи
бывают у людей разных характеров, в том числе и у эпилептоидов, но не составляют специфической,
ядерной характеристики эпилептоидного типа. Эпизодически сверхценные идеи могут вспыхивать у
людей разных характеров, но там они носят иную тематику и отличаются меньшей стойкостью.
Итак, схема ядра данного характера выглядит так:
1. Дисфория и сильные влечения и инстинкты.
2. Прямолинейность мышления и чувствования.
3. Авторитарность, склонность к стойким сверхценным идеям.
4. Тяга к власти.
Все эти четыре особенности составляют единую цельность, а не отдельные независимые пункты.
Краткое итоговое объяснение: напряженная дисфорическим зарядом прямолинейность мысли и
чувства в социальных и межличностных отношениях с неизбежностью оборачивается