Файл: Бехтерев В.М. - Внушение и его роль в общественной жизни.pdf

других лиц, поддерживавших общее настроение раскольничьего скита.

СУДОРОЖНЫЕ ЭПИДЕМИИ В ИСТОРИИ

Не  менее  ярко  сила  внушения  сказывается  в  так  называемых  психопатических

эпидемиях.

На  этих  психопатических  эпидемиях  отражаются  прежде  всего  господствующие

воззрения народных масс данной эпохи, данного слоя общества или данной местности. Но не
может подлежать никакому сомнению, что ближайшим толчком для развития этих эпидемий
являются: внушение, взаимовнушение и самовнушение.

Господствующие воззрения являются здесь благоприятной почвой для распространения

путем  невольной  передачи  от  одного  лица  другому  тех  или  других  психопатических
состояний. Эпидемическое  распространение  так  называемой  бесоодержимости  в  средние
века бесспорно носит на себе все следы установившихся в то время народных воззрений на
необычайную силу дьявола над человеком; но тем не менее также бесспорно, что развитие и
распространение  этих  эпидемий  обязано  в  значительной  мере  и  силе  внушения. Вот,
например, средневековый  пастор  во  время  церковного  богослужения  говорит  о  власти
демона над человеком, увещевая народ быть ближе к Богу, и во время этой речи

Место  не  позволяет  долее  останавливаться  на  этом  животрепещущем  вопросе; но  вся

картина самоистребительных происшествий в Терновских хуторах решительно не поддается
иному  объяснению, если  не  принять  в  этом  деле  влияния  внушения  и  взаимовнушения  на
почве  уже  укоренившихся суеверий, сыгравших здесь бесспорно крупную роль. Подробное
описание  Терновских  событий  кроме  газет  можно  найти  в  статье  проф.

И. А.Сикорского:

Вольные смерти в Терновских хуторах. Вопросы нервно-психической медицины за 1897 г. в
одном  из  патетических  мест, к  ужасу  слушателей, воображаемый  демон  проявляет  свою
власть  над  одним  из  присутствующих,  повергая  его  в  страшные  корчи.  За  этим  следует
другая и третья жертвы. То же повторяется и при других богослужениях.

Можно  ли  сомневаться  в  том,  что  здесь  дело  идет  о  прямом  внушении

бесоодержимости, переходящем  затем  и  в  жизнь  народа  и  выхватывающем  из  последнего
свои жертвы даже и вне богослужебных церемоний.

Когда  укоренились  известные  верования  о  возможности  воплощения  дьявола  в

человеке, то  это  верование  само  по  себе  уже  действует  путем  взаимовнушения  и
самовнушения на многих психопатических личностей и приводит таким образом к развитию
демонопатических эпидемий, которыми так богата история средних веков.

Благодаря  самовнушению  те  или  другие  мистические  идеи, вытекавшие  из

мировоззрения  средних  веков, нередко  являлись  вместе  с  тем  источником  целого  ряда
конвульсивных и иных проявлений большой истерии, которые благодаря господствовавшим
верованиям также получали наклонность к эпидемическому распространению.

Таково  очевидно  происхождение  судорожных  и  иных  средневековых  эпидемий,

известных  под  названием  пляски  св.  Витта  и  св.  Иоанна,  народного  танца  в  Италии,
носящего  название  тарантеллы, и, наконец, т. н. квиэтизма. Даже  знакомясь  с  описанием
этих эпидемий современниками, нетрудно убедиться, что в их распространении играло роль
взаимовнушение.

Замечательна  эпидемия  самобичевания, распространившаяся  из  Италии  по  Европе  в

1266 г., о  которой  историк  сообщает  следующее: «Беспримерный  дух  самообвинения
внезапно  овладел  умами  народа. Страх  перед  Христом  напал  на  всех; благородные  и
простые, старые  и  молодые, даже  дети  лет  пяти  бродили  по  улицам  без  одежд  с  одним
только  поясом  вокруг  талии. У  каждого  была  плеть  из  кожаных  ремней, которой  они
бичевали со слезами и вздохами свои члены так жестоко, что кровь лила из их ран».

Затем в 1370 году не менее поразительным образом распространилась по Европе мания

плясок, которая в Италии

приняла  своеобразную  форму  тарантизма. В  это  время  танцоры  наполняли  улицы

европейских городов. Все бросали свои обычные занятия и домашние дела, чтобы отдаться
неистовой пляске.

В  Италии  пляска  распространилась  под  влиянием  уверенности, что  укус  тарантулом,

часто случавшийся в Италии, становится безопасным для тех, кто танцевал под музыку так
называемой тарантеллы. Эта мания тарантеллы распространилась с необычайной быстротой
по  всей  Италии  и, вследствие  поглощения  ею  огромного  количества  жертв, сделалась  в
полном смысле слова социальной язвой Италии.

Не  менее  поразительны  и  эпидемии  конвульсионерок. Вот, например, небольшая

выдержка о средневековых конвульсионерках из Луи-Дебоннера:

«Представьте  себе  девушек, которые  в  определенные дни, а иногда после  нескольких

предчувствий внезапно впадают в трепет, дрожь, судороги и зевоту; они падают на землю, и
им  подкладывают  при  этом  заранее  приготовленные  тюфяки  и  подушки. Тогда  с  ними
начинаются  большие  волнения:  они  катаются  по  полу,  терзают  и  бьют  себя;  их  голова
вращается  с  крайней  быстротой, их  глаза  то  закатываются, то  закрываются, их  язык  то
выходит  наружу,  то  втягивается  внутрь,  заполняя  глотку.  Желудок  и  нижняя  часть  живота
вздуваются, они лают, как собаки, или поют, как петухи; страдая от удушья эти несчастные
стонут, кричат и свистят; по всем членам у них пробегают судороги; они вдруг устремляются
в одну сторону, затем бросаются в другую; начинают кувыркаться и производить движения,
оскорбляющие  скромность, принимают  циничные  позы, растягиваются, деревенеют  и
остаются  в  таком  положении  по  часам  и  даже  по  целым  дням; они  на  время  становятся
слепыми, немыми, параличными  и  ничего  не  чувствуют. Есть  между  ними  и  такие, у
которых конвульсии носят характер свободных действий, а не бессознательных движений».

Прочитав это описание современника, кто из лиц, знакомых с нервными болезнями, не

станет  сомневаться  в  том, что  здесь  дело  идет  о  припадках  большой  истерии,
развивающейся, как мы знаем, нередко и ныне эпидемически?

Еще  более  поучительная  картина  представляется  нам  в  описании  судорожных

эпидемий, развивавшихся в Париже в прошлом столетии, объединяющим объектом которых
явилось Сен-Медарское кладбище с могилой дьякона Пари, некогда прославившегося своим
аскетическим образом жизни. Это описание принадлежит известному ЛуиФигье.

«Конвульсии  Жанны, излечившейся  на  могиле  Пари  от  истерической  контрактуры  в

припадке судорог, послужили сигналом для новой пляски св. Витта, возродившейся вновь в
центре Парижа в XVIII в. с бесконечными вариациями, одна мрачнее или смешнее другой.

Со всех частей города сбегались на Сен-Медарское кладбище, чтобы принять участие в

кривляниях  и  подергиваниях. Здоровые  и  больные, все  уверяли, что  конвульсионируют, и
конвульсионировали по-своему. Это был всемирный танец настоящая тарантелла.

Вся площадь Сен-Медарского кладбища и соседних улиц была занята массой девушек,

женщин,  больных  всех  возрастов,  конвульсионирующих  как  бы  вперегонки  друг  с  другом.
Здесь мужчины бьются об землю, как настоящие эпилептики, в то время как другие немного
дальше  глотают  камешки, кусочки  стекла  и  даже  горящие  угли; там  женщины  ходят  на
голове  с той  степенью  странности  или  цинизма, которая  вообще  совместима  с такого  рода
упражнениями. В другом месте женщины, растянувшись во весь рост, приглашают зрителей
ударять  их  по  животу  и  бывают  довольны  только  тогда, когда 10 или 12 мужчин
обрушиваются на них зараз всей своей тяжестью.

Люди корчатся, кривляются  и  двигаются на  тысячу различных ладов. Есть впрочем  и

более  заученные  конвульсии, напоминающие пантомимы  и  позы, в  которых  изображаются
какие-нибудь религиозные мистерии, особенно же часто сцены из страданий Спасителя.

Среди  всего  этого  нестройного  шабаша  слышатся  только  стон, пение, рев, свист,

декламация, пророчество  и  мяуканье. Но  преобладающую  роль  в  этой  эпидемии
конвульсионеров играют танцы. Хором управляет духовное лицо, аббат Бешерон, который,
чтоб быть на виду у всех, стоит на могиле. Здесь он совершает ежедневно с искусством, не
выдерживающим  соперничества, свое  любимое «па», знаменитый  скачек  карпа (saute de
Carpe), постоянно приводящий зрителей в восторг.

Такие вакханалии погубили все дело. Король, получая ежедневно от духовенства самые

дурные  отзывы  о  происходившем  в  Сен-Медаре, приказал  полицейскому  лейтенанту  Геро
закрыть  кладбище. Однако  эта  мера  не  прекратила  безумных  неистовств  со  стороны
конвульсионеров. Так  как  было  запрещено  конвульсионировать  публично, то  припадки
янсинистов  стали  происходить  в  частных  домах  и  зло  от  того  еще  более  усилилось. Сен-
Медарское  кладбище  концентрировало  в  себе  заразу; закрытие  же  его  послужило  для
распространения ее.

Всюду на дворах, под воротами можно было слышать или видеть, как терзается какой-

нибудь несчастный; его вид действовал заразительно на  присутствующих и побуждал  их  к
подражанию. Зло приняло такие значительные размеры, что королем был издан такой указ,
по которому всякий консуль-сионирующий предавался суду, специально учрежденному при
арсенале, и  приговаривался  к  тюремному  заключению. После  этого  конвульсионеры  стали
только искуснее скрываться, но не вывелись».

Реньяр.

 Психические эпидемии.

Познакомившись  с  этими  своеобразными  общественными  явлениями, можно  ли

сомневаться  в  том, что  эпидемии  конвульсионирующих  развивались  благодаря
взаимовнушению на почве религиозного мистицизма и тяжелых суеверий.

ЭПИДЕМИИ КОЛДОВСТВА И БЕСООДЕРЖИМОСТИ

Очевидно, подобным  же  образом  объясняется  и  происхождение  колдовства, этой

страшной болезни, из-за которой погибло на костре и эшафоте наверно много более народа,
нежели  во всех вместе  взятых войнах истекшего столетия. Не  допустив  взаимовнушения  и
самовнушения, мы  не могли бы понять  ни столь  значительного распространения эпидемий
колдовства, проявлявшихся  в  самых  различных  частях  Европы, особенно  в XVI веке, ни
почти  стереотипного  описания  видений, которым  подвергались  несчастные  колдуны  и
колдуньи средних веков.

По  описанию  Реньяра, к  женщине, которая  обыкновенно  подвержена  конвульсивным

приступам, в  один прекрасный  вечер  является  изящный  и  грациозный  кавалер; он  нередко
входил через открытую дверь, но чаще появлялся внезапно, вырастая как бы из земли.

Вот как описывают его колдуньи на суде: «Он одет в белое платье, а на голове у него

черная бархатная  шапочка с красным пером или  же на  нем роскошный кафтан, осыпанный
драгоценными  каменьями, в  роде  тех, что  носят  вельможи. Незнакомец  является  или  по
собственной  инициативе, или  на  зов, или  же  на  заклинание  своей  будущей  жертвы. Он
предлагает  ведьме  обогатить  ее  и  сделать  ее  могущественной; показывает  ей  свою  шляпу,
полную денег; но чтоб удостоиться всех этих благ ей придется отречься от Св. крещения, от
Бога и отдаться сатане душой и телом».

Ренъяр.

 Психические эпидемии.

Вот  стереотипные  описания  демонических  галлюцинаций, которым  подвергались

истерические  женщины  средних  веков, или  так  называемые  колдуньи, по  тогдашним
понятиям.

Не ясно ли, что здесь дело идет о галлюцинациях такого рода, которые выливаются в

определенную  форму  благодаря  представлениям, упрочившимся  в  сознании  путем
самовнушения или внушения, быть может, еще с детства, благодаря рассказам и передаче из
уст в уста о возможности появления дьявола в роли соблазнителя.

Другое не менее распространенное убеждение в народе, которое получило особенную

силу  благодаря  религиозному  мистицизму  в  эпоху  средних  веков  и  последующий  за  ними
период  времени, есть  так  называемая  бесоодержимость, то  есть  обладание  дьяволом
человеческого тела. Благодаря  самовнушению о вселении  дьявола  в  тело, эта  идея  нередко
является  источником  целого  ряда  конвульсивных  и  иных  проявлений  большой  истерии,
которые также способны к эпидемическому распространению.

«Первая  большая  эпидемия  этого рода, по  словам  Реньяра, произошла  в  Мадридском

монастыре.

Почти  всегда  в  монастырях  и  главным  образом  в  женских  обителях  религиозные

обряды  и  постоянное  сосредоточение  на  чудесном  влекли  за  собою  различные  нервные
расстройства, составляющие  в  своей  совокупности  то, что  называлось  бесноватостью.
Мадридская  эпидемия  началась  в  монастыре  Бенедиктинок, игуменье  которого, донне
Терезе, еле исполнилось в то время 26 лет.

С  одной  монахиней  вдруг  стали  случаться  страшные  конвульсии. У  нее  делались

внезапные  судороги,  мертвели  и  скорчивались  руки,  выходила  пена  из  рта,  изгибалось  все
тело в  дугу  наподобие  арки, опиравшейся  на  затылок  и  пятки. По  ночам  больная  издавала
страшные вопли, и под конец ею овладевал настоящий бред.

Несчастная объявила, что в нее вселился демон Перегри-но, который не дает ей покоя.

Вскоре  демоны  овладели  всеми  монахинями  за  исключением  пяти  женщин, причем  сама
донна Тереза тоже сделалась жертвой этого недуга.

Тогда  начались  в  обители  неописуемые  сцены: монахини  по  целым  ночам  выли,

мяукали и  лаяли, объявляя, что они одержимы одним  из  друзей Перегрино. Монастырский
духовник Франсуа Гарсиа прибег к заклинанию бесноватых, но безуспешно, после чего это
дело  перешло  в  руки  инквизиции, которая  распорядилась  изолировать  монахинь. С  этой
целью они были сосланы в различные монастыри.

Гарсиа, обнаруживавший  в  этом  деле  известное  благоразумие, редко  встречаемое  в

людях его класса, был осужден за то, что будто бы вступил в сношение с демонами прежде,
чем напасть на них».

Бесноватость  Бенедиктинок  наделала  много  шуму, но  ее  известность  ничтожна  по

сравнению  с  эпидемией  бесноватости  урсулинок, которая  разразилась  в 1610 г. у  двух
монахинь  монастыря  урсулинок  появились  какие-то  необычайные  движения  и  другие
удивительные  симптомы. Согласно  господствовавшему  тогда  верованию, Ромильон
вообразил, что  эти  монахини  одержимы  дьяволом. Он  попробовал  делать  над  ними
заклинания, но  неуспешно; дьяволы  продолжали  мучить  бедных  урсулинок; убедившись  в
своем  бессилии, бедный  священник  обратился  к  более  могущественным  заклинателям.
Обеих  одержимых — Луизу  Кало  и  Магдалину  де-Ля-Палю, дочь  провансальского
дворянина, отправили  в  монастырь  Сент-Бом  к  инквизитору  Михаэлису. Михаэлис, не
надеясь  исключительно  на  свои  силы, пригласил  на  помощь  фламандского  доминиканца
отца Домциуса. Он сам из Лувена, говорит Мишле, не раз производил заклинания, был стало
быть  обстрелян  на  этих  нелепостях. Луиз  скорее  сумасшедшая, чем  злая, но  злая  в  своем
сумасшествии, призналась, что в ней сидят три дьявола: Веррино — добрый дьявол, католик,
легкий, один  из  демонов  воздуха; Левиафан, дурной  дьявол, любящий  рассуждать  и
протестовать; и  наконец  третий  дух  нечистых  помыслов. Чародей, пославший  ей  этих
дьяволов, князь  всех  колдунов  Испании, Франции, Англии  и  Турции  патер  Луи  Гофриди,
бывший  в  то  время  приходским  священником  церкви des Accoules в  Марселе. Магдалина,
подстрекаемая  Луизой  и  обезумевшая от  страха, сделала  такое  же  признание. Она  сказала,
что Гофриди испортил ее своими чарами, что он наслал на нее целый легион, то есть шесть
тысяч  шестьсот  шестьдесят  шесть  дьяволов. Михаэлис, как  монах, ненавидел  Гофриди —
священника  и  с  радостью  ухватился  за  прекрасный  случай. Он  донес  на  чародея
Прованскому парламенту. И хотя на стороне Гофриди были капуцины, епископ Марсельский
и  все  духовенство, тем  не  менее  парламент  в  союзе  с  инквизицией  добились  того, что  им
выдали  Гофриди.  Его,  как  преступника,  привели  в  Экс.  Пред  Магдалиной  de  la  Palu
несчастный священник сначала клянется именем Бога, пресвятой девы Марии и св. Иоанном
Крестителем, что  все  обвинения  ложны: но  скоро  он  понял, что  он  погиб: мужество  его
покинуло и под пыткой, а может быть, и ранее он признался во всем. Да, во всем, во всех
преступлениях, которых он не совершал. Он сознался, что дьявол посещал его часто, что он
поджидал  сатану  у  дверей  церкви  и  заразил  до  тысячи  женщин  ядовитым  дыханием,
сообщенным  ему  Люцифером. «Признаюсь  и  в  этом, — говорил  он, — что, когда  я  желал
отправиться на шабаш, я становился ночью у открытого окна, через которое являлся ко мне
Люцифер и в миг переносил на сборище, где я оставался два-три, а иногда и четыре часа».
Стали искать на его теле печать дьявола. Когда сняли с глаз Гофриди повязку, он с ужасом

узнал,  что  в  его  тело  до  трех  раз  вонзали  иглу  и  он  ничего  не  чувствовал.  Итак,  он  был
трижды  помечен  дьявольским  клеймом. Инквизитор  заметил: если  бы  мы  находились  в
Авиньоне, этого человека завтра же сожгли бы.

Его  и  сожгли. 30 апреля 1611 года  в  Эксе  в 5 часов  пополудни, Луи  Гофриди,

бенедиктинский  священник  церкви des Accoules, был  отрешен  от  сана. Палач  подвел  к
главному входу в церковь, где он должен был каяться и просить прощения у Бога, короля и
правосудия. На площади проповедников был уже воздвигнут костер. Несчастный взошел на
него и через несколько минут спустя от него остался один пепел», Гофриди таким образом не
спасло  его  признание  в  колдовстве; но  не  лучше  была  и  судьба  тех, которые  отличались
большей  стойкостью  характера, как  показывает  история  с  аббатом  Грандье.

Рише.

Сомнамбулизм. 1895. Луден-ская  община  урсулинок, посвятивших  себя  делу  образования,
состояла из дочерей знатных лиц.

«Приором  монастыря  был  аббат  Муссо, вскоре, впрочем, умерший. Спустя

непродолжительное время после его кончины он однажды явился к г-же де Бельсьель ночью
в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Она своими криками разбудила всю обитель. Но
после  этого  привидение  стало  возвращаться  каждую  ночь. Монахиня  рассказала  о  своем
несчастии товаркам. Результат получился как раз обратный: вместо одной привидение стало
посещать  всех  монахинь. В  дортуаре  то  и  дело  раздавались  крики  ужаса, и  монахини
пускались  в  бегство. Слово «одержимость» было  пущено  в  ход  принято  всеми. Монах
Миньон, сопутствуемый двумя товарищами, явился в обитель для изгнания злого духа.

Игуменья, мадам  де  Бельсьель, объявила, что  она  одержима  Астаротом, и  как  только

начались заклинания, стала издавать вопли и конвульсивно биться; в бреду она говорила, что
ее околдовал священник Грандье, преподнося ей розы.

Игуменья  кроме  того  утверждала, что  Грандье  являлся  в  обитель  каждую  ночь  в

течение последних четырех месяцев и что он входил и уходил, проникая сквозь стены.

На  других  одержимых, между  прочим, на  мадам  де  Сази-льи, находили  конвульсии,

повторявшиеся ежедневно, особенно во время заклинаний.

Одни

из

  них  ложились  на  живот  и  перегибали  голову  так, что  она  соединялась  с

пятками,  другие  катались  по  земле  в  то  время,  как  священники  со  Св.  Дарами  в  руках
гнались  за  ними; изо  рта  них  высовывался  язык, совсем  черный  и  распухший. Когда
галлюцинации присоединялись к судорогам, то одержимые видели смущавшего их демона.
У  мадам  де  Бельсьель  их  было 7, у  мадам  де  Сазильи 8, особенно  же  часто  встречались
Асмодей, Астарот, Левиафан, Исаако-рум, Уриель, Бегемот, Дагон, Магон и тому подобные.

В монастырях злой дух носит названия, присвоенные ему в богословских сочинениях.
В  некоторых  случаях  монахини  впадали  в  каталептическое  состояние, в  других  они

переходили в сомнамбулизм и бред или в состояние полного автоматизма.

Они всегда чувствовали в себе присутствие злого духа и, катаясь по земле, произнося

бессвязные  речи, проклиная  Бога, кощунствуя  и  совершая  возмутительные  вещи,
утверждали, что исполняют его волю».

А вот между прочим сцены, которые разыгрывались в том же монастыре, под влиянием

заклинаний, заимствованные из книги отца Иосифа:

«Однажды начальница пригласила отца отслужить молебен Св. Иосифу и просить его

защиты от демонов во время говения.

Заклинатель  немедленно  выразил  свое  согласие, не  сомневаясь  в  успешности

чрезвычайного молитвословия, и обещал заказать мессы с той же целью в других церквах.

Вследствие  этого  демоны  пришли  в  такое  бешенство, что  в  день  поклонения  волхвов

стали  терзать  игуменью. Лицо  ее  посинело, а  глаза  уставились  в  изображение  лика
Богородицы. Был  уже  поздний  час, но  отец  Сюрен  решился  прибегнуть  к  усиленным
заклинаниям, чтобы заставить демона пасть в страхе перед Тем, кому поклонялись волхвы.

С  этой  целью  он  взял одержимую  в  часовню,  где  она  произнесла  массу  богохульств,

пытаясь  бить  присутствующих  и  во  что  бы  то  ни  стало  оскорбить  самого  отца, которому
наконец, удалось тихо подвести ее к алтарю.