Файл: Лунеев В.В. Преступность XX века_ мировые, региональные и российские тенденции (2-е издание, 2005).doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 13.10.2020
Просмотров: 11351
Скачиваний: 219
Другие доказывали, что нельзя, так как при любой работе правоохранительных органов от уголовной ответственности уходят организаторы и руководители преступных сообществ, которые, «чтя уголовный кодекс», стремятся непосредственно не совершать и не организовывать конкретные преступления, предусмотренные в действующем законодательстве. Правоохранительные органы о многих из них знают, но привлечь их к уголовной ответственности не могут, так как составов преступлений за создание преступных группировок и руководство ими не было. Крестные отцы, таким образом, выпадали из института соучастия, в связи с чем преступные сообщества не теряли управляемость, обладали исключительной жизнеспособностью и свойством быстрого восстановления потерь «шестерок». Число квалифицированных маргиналов из Вооруженных Сил, правоохранительных органов и спортивных обществ растет, и некоторые из них вынуждены идти на работу к мафии.
Глубокого аналитического обсуждения противоположных позиций так и не получилось, хотя было много «круглых столов», семинаров, публикаций и исследований293. Криминологическая ассоциация предпринимала серьезные попытки открыто обсудить эту проблему294. Их оппоненты чаще всего уходили от ее серьезного обсуждения, ссылаясь на то, что организованная преступность — проблема якобы криминологическая, а не уголовно-правовая. И это, пожалуй, был самый мягкий и дипломатичный аргумент. В устных выступлениях звучало и другое. Криминологов упрекали в недемократичности и незнании элементарных канонов уголовного права, которые преподносились как незыблемые, Богом данные заповеди.
И.М. Гальперин назвал мифом «недостаточность» действующего законодательства в борьбе с организованной преступностью и не допускал возможности отделения организационной деятельности руководителей преступного формирования от совершения конкретных преступлений конкретными организаторами и исполнителями295.
А.В. Наумов, рецензируя материалы одного из «круглых столов» по организованной преступности, в которых были и сомнительные предложения, отстаивал примерно ту же позицию, дополнив ее аргументацию печальным опытом прошлого, в частности высказываниями А.Я. Вышинского об общей преступной деятельности и соучастии в широком смысле слова: «Участие в группе, осуществляющей преступное действие, может влечь за собой ответственность участника этой группы даже в том случае, если сам он к этим преступным действиям непосредственного отношения не имел и согласия на их совершение не давал... Участник преступной группы должен быть признан ответственным за всякое конкретное преступление, если оно вытекает из общей преступной деятельности». Приводя эту цитату, Наумов пишет: «Вот он — ключ к решению проблемы — «общая преступная деятельность». Преступлений как таковых может и не быть, а «деятельность» будет»296. И этот аргумент он использует для критики предложений о криминализации организационной деятельности. Аналогичные доказательства приводились и при отклонении закона о борьбе с организованной преступностью.
К этому нельзя не прислушаться, но рассмотрим глубже аргументацию. Во-первых, наивно полагать, что сталинские репрессии определялись уголовным законом или речами Вышинского. Все было наоборот. Во-вторых, высказывания Вышинского не имеют прямого отношения к сути предложений криминологов. Введение конкретной уголовной ответственности за создание преступной организации, руководство ею и участие в ней не имеют ничего схожего с «общей преступной деятельностью» или с ответственностью за «чужую вину», как говорили другие оппоненты. Каждый организатор, руководитель или участник преступного формирования и конкретные организаторы и исполнители других преступлений несут ответственность за свои действия в рамках субъективного вменения и действующего института соучастия.
Сказанное, однако, не принималось во внимание. Поэтому много лет одни пугали общество наглеющей мафией, а другие — возможным возвращением 1937 г. Ни то, ни другое к пониманию реальной организованной преступности, к криминологической и уголовно-правовой науке не имеет серьезного отношения.
Противников криминализации организационной преступной деятельности оказалось больше, чем публикаций об этом. Многие из них являются видными учеными. Письменно или устно они демонстрировали приверженность и лояльность новой демократической идеологии и боязнь возврата к прошлому. На памяти некоторых из них результаты применения ст. 58 УК РСФСР (1926 г.) и в 90-е гг. уже бездействующей, но не исключенной ст. 72 УК РСФСР 1960 г. об уголовной ответственности за организационную деятельность, направленную на совершение особо опасных преступлений, а равно участие в антисоветской организации.
Статья 58" УК РСФСР (1926 г.) гласила: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений (контрреволюционных преступлений. — B Л.), а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой...» Эта статья предусматривала расстрел за совершение организационной деятельности по политическим, антисоветским, мотивам. Оценка этих мотивов производилась по своим политическим побуждениям. Статья 58" оставила самый большой кровавый след в репрессивной деятельности 2 0 — 50-х гг. Именно это деяние обычно вменялось в вину политически неугодным лицам (партийным, советским, военным и общественным деятелям, поэтам, писателям, ученым и другим, которые ныне реабилитированы) за их якобы организационную деятельность против советской власти. На этой основе в общественном мнении выработалась своеобразная «аллергия» к криминализации организационной деятельности. Поэтому в России долгое время не вводилась уголовная ответственность за общественно опасную организационную деятельность.
В принципе же криминализация организационной деятельности не является новшеством и для общеуголовных деяний.
Кроме ст. 72 в УК РСФСР (1960 г.) было еще семь статей, предусматривающих уголовную ответственность за организацию преступных образований и участие в них: банд (ст. 77), преступных группировок в ИТУ (ст. 77'), незаконных вооруженных формирований (ст. 772), массовых беспорядков (ст. 79), объединений, посягающих на личность и права граждан (ст. 143'), азартных игр (ст. 2081), притонов (ст. 2261). Президент Российской Федерации вносил проект об уголовной ответственности за организацию фашистских объединений и групп (ст. 742). Попутно заметим, что абсолютное большинство перечисленных статей имело значки, свидетельствовавшие о том, что эти нормы были внесены позже принятия УК РСФСР. И, как правило, не случайно. Жизнь заставила.
Ученые западных стран, объективно, а не мифологически представляющие демократию и не по газетам знающие организованную преступность в своих странах, не разделяют позицию либерального отношения к организованной преступности и прямо писали, что в России нет необходимого законодательства для борьбы с этим явлением. Американец С. Хендельман, например, полагал, что теневая экономика и всепроникающая коррупция в СССР создавали благоприятную почву для организованной преступности, но ее развитие сдерживалось партийным и государственным контролем. Крах КПСС и советского государства разрушил систему социального контроля и систему уголовного правосудия. Новые условия, для которых характерны практически полное отсутствие законов о борьбе с организованной преступностью и низкая эффективность экономической системы, стали благоприятной средой для развития организованной преступности. Для перехода к рыночной экономике не было также разработано четкой системы регулирования. Российская Федерация приступила к созданию рынка свободной торговли, не имея законодательных норм и положений, необходимых для обеспечения его целостности, действенности и эффективности297.
Этоже подтвердили две серьезные разработки 1997 и2000 г., проведенные Центром стратегических и международных исследований под руководством бывшего директора ЦРУ США У. Вебстера о российской организованной преступности и коррупции298. Авторы рассматривают Россию как государство криминальных синдикатов, где имеются большие трудности законодательного, организационного, экономического и политического характера борьбы с организованной преступностью и взаимосвязанной с ней коррупцией. При всей политизированности и тенденциозности этих исследований, в которых четко прослеживается стремление авторов показать Россию только с отрицательной стороны и еще более усилить ее реальный негатив, в них сделаны важные выводы, которые следовало бы проанализировать российской законодательной, исполнительной и судебной власти, а также Генеральной прокуратуре РФ и другим правоохранительным органам.
В США, Италии и многих европейских странах вопросы правового и организационного обеспечения борьбы с организованной преступностью и коррупцией более полно отражают криминальные реалии299. Чего не скажешь о нашей стране.
Уголовное законодательство, на наш взгляд, должно быть прагматичным. Оно не выполнит своего назначения в современном динамично меняющемся мире, если его догматизировать или политизировать. Прагматизм и здравый смысл трудно приживаются в российской социальной и юридической науке и практике. Поверхностное представление о действительном социально-правовом контроле, на котором держится демократия развитых стран, неспособность законодательной, исполнительной и судебной власти в России учредить и поддерживать правовой порядок способствовали образованию в нашей действительности беспрецедентной «предпринимательской» ниши, где интенсивно формируется новая криминальная элита, для которой руководство и управление преступной средой стали высокоприбыльной и абсолютно безопасной (если не считать внутренних разборок) сферой приложения своих интеллектуальных и профессиональных способностей.
Между социологическими и криминологическими данными, с одной стороны, и уголовным правом (законодательством) — с другой, если они не идеологизированы, не политизированы и не догматизированы, не может быть непримиримых противоречий. Когда социология и криминология, объективно (!) отражая реальность, свидетельствуют о каком-то новом общественно опасном явлении, которое не контролируется действующим законодательством и не вписывается в привычные уголовно-правовые схемы, прагматическая уголовно-правовая наука и законодатель, если они действительно озабочены общественной безопасностью, на вызовы криминальной реальности должны адекватно, своевременно и цивилизованно реагировать. Давно известно, что правовые отношения не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа. Они коренятся в материальных жизненных отношениях300. Уголовно-правовой догматизм и консерватизм полезны лишь в рамках объективно отражаемой ими общественно опасной реальности.
Но если наука, в данном случае уголовно-правовая, отдаляется от эмпирически установленных фактов и начинает развиваться в автономном режиме, апеллируя не к действительной, а только к писаной реальности (законам, комментариям, сочинениям), то она неизбежно попадает в мир абстрактных понятий и представлений, которые могут быть изящны и притягательны (как коммунизм в XIX в.), но утопичны, непрактичны и даже вредны. В этом вопросе, видимо, можно вспомнить слова А.С. Пушкина: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман»301.
Социально-правовой и криминологический подходы изучения проблемы организованной преступности и коррупции предполагали анализ реальных условий жизни, которая складывается на основе действующих норм права. Ее нельзя познать на основе изучения писаной реальности по законам, отдельным приговорам и статьям в журналах. Чисто логическое мышление не приносит знания эмпирического мира. Серьезная наука начинается с измерения. Нужно изучать фактическую реальность на основе массовых статистических и социологических тенденций и закономерностей. В этом случае необходим выход за пределы догмы права к политическим, экономическим, социальным, организационным и прочим реалиям, которые формируются под воздействием той или иной отрасли права. Между догматической и социологической позициями нет китайской стены. Объект исследования один и специализация одна. Мудрый А.А. Герцензон при втором рождении криминологии в 60-е гг. XX в. писал, что нельзя отделять уголовное право от криминологии, одно замкнется на догматике, а другая оторвется от права. Не послушали. Процесс суверенизации везде опасен. Известно, что многие «уголовники» не терпят криминологии и социологии своей отрасли права, поскольку они требуют более широкого подхода. Но ведь социология уголовного права — это часть самого уголовного права, внутренне ему присущая.
Своевременное обращение к ней не вызвало бы десятилетнего схоластического политизированного спора на тему, миф или реальность организованная преступность. Более того, в капиталистических странах она к этому времени уже была и даже процветала.
Директор ФБР США Луис Дж. Фри, побывавший в Москве в июле 1 9 9 4 г., сказал, что Россия очень быстро осознала опасность организованной преступности, на что Америке понадобилось 50 лет. Так ли это?
Организованная преступность в США в 20—60-е гг. развивалась и приобретала опыт намного медленнее, чем это делается сейчас. Но в это время в стране уже действовали законы о борьбе с рэкетом (1946 г.), о контроле над наркотиками (1956 г.), о контроле над преступностью и безопасности на улицах (1968 г.), об ответственности за неуплату налогов, которые прямо или косвенно были направлены на борьбу с организованной преступностью. Шло относительно быстрое осознание новых опасностей американцами. В 1970 г. это осознание генерализировалось. Был создан Национальный совет по организованной преступности и принят закон о контроле над ней. Цель закона, сформулированная в его введении, состояла «в попытке искоренения организованной преступности в Соединенных Штатах путем усиления правовых средств в процессе сбора доказательств, путем установления новых уголовных запретов и применения усиленных санкций и новых мер правовой защиты для борьбы с незаконными действиями тех, кто занимается организованной преступностью».
Президент США Р. Никсон тогда определил: «Организованная преступность в США имеет три цели: эксплуатацию, коррупцию и уничтожение. То, что она не может эксплуатировать непосредственно, подвергается коррупции; то, что непосредственно не поддается коррупции, подвергается уничто-жению»302. Он призвал ликвидировать ее, как злокачественную опухоль. Не получилось. Следующим шагом было принятие закона о постоянно действующем преступном предприятии (ССЕ), направленного против лиц, участвующих в крупномасштабной торговле наркотиками (1970 г.).
Судебное толкование Конституции США не разрешало законодательному органу запрещать само членство в какой-либо организационной структуре. Криминальная реальность заставила искать адекватные меры на вызовы времени в рамках Конституции. И они были найдены в Законе 1978 г. о рэкетированных и коррумпированных организациях (RICO), где в качестве преступления рассматривается участие какого-либо лица в делах предприятия в форме рэкетирской деятельности, а сама она в упомянутом законе охватывает практически все виды серьезной преступной деятельности, запрещенной федеральными законами и законами штатов.
Согласно основным понятиям закона RICO, под предприятием имелись в виду отдельное лицо, партнерство, корпорация, ассоциация, объединение без прав юридического лица, группа лиц, фактически действующих совместно. К преступным деяниям, связанным с организованной преступной деятельностью, отнесены преступления по уголовному праву штатов (убийство, похищение людей с целью выкупа, поджог, ограбление, преступления, связанные с наркотиками, эксплуатация азартных игр, вымогательство, взяточничество, непристойное поведение); преступления по федеральному уголовному праву: преступления, связанные с наркотиками, преступления по Закону Хоббса (вымогательство и грабеж), мошенничество с использованием почты (телеграфа), гангстерское ростовщичество, взяточничество, фальшивомонетничество, вооруженное ограбление грузовиков (воздушное пиратство), профсоюзный рэкет, отмывание денег, операции с валютой, тайный ввоз иностранцев, убийство по найму, перевозка похищенного имущества из одного штата в другой, мошеннические операции с ценными бумагами, торговля «белыми рабынями» (проституция).