ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3150
Скачиваний: 1
В феврале 1700 года Флемминг вернулся к своим войскам и приступил к осуществлению нового плана взятия Риги. Войска двинулись к городу, но сбились с пути. Правда, вскоре удалось захватить небольшое укрепление Кобершанц под Ригой. По сравнению с намеченными планами — успех ничтожный. Датский посол Гейнс писал своему королю о беседе с Петром 13 апреля, в которой тот открыто порицал поведение Августа. «Царь сказал более,— писал Гейне,— он осуждает польского короля и его меры и спросил меня, можно ли одобрить его поведение, когда вместо того, чтобы лично присутствовать при предприятии такой важности, польский король остается I! Саксонии, чтобы развлекаться с дамами и предаваться там удовольствиям». Петр выразил затем опасение, «как бы этот король не заключил сепаратного мира, и не оставил своих союзников, впутав их в войну». В заключение беседы царь сказал, что «не следовало заключать договоров и подымать союзников, не исполняя дела как следует».
Правда, на другой день после этого разговора Петр получил сообщение о взятии саксонцами небольшой крепости Динамюнде, расположенной ниже Риги по Двине у выхода в море. Это считалось уже определенным успехом, но до взятия Риги по-прежнему было далеко. Только в конце июня Август II все же оторвался от обычных развлечений и прибыл к своим войскам. Но дело не продвинулось; войск было слишком мало, к тому же им давно не платили жалования. Не решаясь предпринять штурм Риги, пытались обстреливать ее, но ядра не долетали до города. Старания Августа привлечь к участию в войне Речь Посполитую успеха не имели. Среди шляхты проявлялась готовность воевать не столько за Ригу, сколько за Киев. В сентябре Август пригрозил начать бомбардировку города, но рижане предложили ему 1,5 миллиона талеров. Король деньги взял и не только отказался от бомбардировки, но вообще снял осаду и отвел свои войска. Таков оказался на деле главный союзник Петра, совсем недавно обещавший взять на себя основную тяжесть войны.
Еще хуже обстояло дело с Данией, которая казалась более надежной. Август по крайней мере все же остался союзником, хотя ожидать от него серьезной помощи в войне было трудно. Что касается Дании, то после первых успехов в войне против Голштинии, вынудивших голштинского герцога бежать в Швецию, ее положение внезапно ухудшилось. Карл XII, воспользовавшись поддержкой флотов Англии и Голландии, высадился в Дании с 15-тысячным войском. Под угрозой бомбардировки Копенгагена Фредерик IV капитулировал. 8 августа 1700 года в Травендале, вблизи Любека, был подписан договор, по которому Дания обязалась выплатить 260 тысяч талеров Голштинии и уважать ее независимость. Дания вышла из антишведской коалиции. Северный союз потерял возможность использовать сильный датский флот, который мог бы соперничать с флотом Швеции. Теперь Швеция могла бросить все свои силы в Восточную Прибалтику. Не оправдалась надежда на изоляцию Швеции, на то, что ее союзники не смогут помочь ей из-за подготовки войны за испанское наследство.
Петр стремился расширить и укрепить распадавшуюся коалицию путем включения в тройственный Северный союз Бранденбурга. Такая перспектива казалась реальной, поскольку еще в 1697 году, в самом начале Великого посольства, курфюрст Бранденбурга сам настойчиво предлагал Петру заключить наступательный союз против Швеции. Тогда это предложение было преждевременным, ибо Москва еще ориентировалась на войну с Турцией, и царь осторожно ограничился личной устной договоренностью. Теперь положение изменилось, и договор с Бранденбургом серьезно усилил бы Северный союз. Это понимали короли Дании и Польши и со своей стороны пытались привлечь курфюрста Бранденбурга в антишведскую коалицию. Казалось, все складывалось как нельзя лучше. Курфюрст в письмах к Петру именовал его «другом, братом и союзником», ловко использовал помощь Петра в округлении своих владений, например в приобретении польского города Эльбинга. А его заигрывание с Данией и Польшей дошло до того, что в начале 1700 года он даже заключил с ними оборонительные договоры, оставшиеся, впрочем, на бумаге.
Русские, воодушевленные внешними проявлениями дружелюбия со стороны курфюрста Бранденбурга, заготовили уже два текста союзного договора с Бранденбургом: на русском языке, подписанный Петром, и на немецком, который должен был подписать курфюрст. В июне 1700 года с этими документами и с личным собственноручным письмом Петра в Берлин отправился для заключения союза князь Ю. Ю. Трубецкой. Он был встречен с исключительной любезностью, курфюрст несколько раз лично принимал его и клятвенно заверял в своих самых дружественных чувствах к Петру. Однако русское предложение о заключении союзного договора и об участии в войне против Швеции он категорически отклонил. Заверяя в своем неизменном расположении к московскому государю, курфюрст отказывался от заключения наступательного союза, ссылаясь на плачевный пример Дании. В войне с нею Швеция получила военную поддержку Англии и Голландии, а также дипломатическую и финансовую помощь Франции. Если бы Бранденбург тоже выступил против Швеции, то его неизбежно постигла бы участь Дании. Вот если царю удастся побудить Англию и Голландию отказаться от поддержки шведов, то он немедленно начнет войну против Швеции. Не может же московский друг желать своему бранденбургскому союзнику верной гибели? Поэтому курфюрст выражал надежду, что, несмотря на его отказ от военного союза, московский царь сохранит с ним дружбу. В лице бранденбургского курфюрста Петр столкнулся с самым изощренным, коварным партнером и «другом» и потерпел полную неудачу.
Русская дипломатия в данном случае недооценила ряд объективных обстоятельств, таких как противоречия Бранденбурга с Данией и Полыней и особенно неодолимое желание курфюрста получить королевский титул от императора. Готовясь к войне за испанское наследство, в Вене решили удовлетворить это давнее домогательство, и курфюрст Бранденбурга Фридрих III вскоре станет прусским королем Фридрихом I в обмен за участие, правда, ограниченное, его войск в испанской войне на стороне антифранцузской коалиции.
В дипломатии России заметную роль играет деятельность первого постоянного русского представительства за границей в Гааге, возглавлявшегося А. А. Матвеевым. К сожалению, его главная миссия — предотвратить помощь Голландии и Англии Швеции и изолировать ее успеха не имела. Она сразу натолкнулась на аналогичное, но противоположное по смыслу стремление Голландских штатов. Они были против войны на севере из-за интересов своей балтийской торговли и особенно из-за участия Швеции в возможной европейской войне на своей стороне. Поэтому штаты официально просят, чтобы Россия не оказывала помощь Дании, требуют от Петра уговорить Августа II прекратить нападение на Швецию и т. д. Словом, сразу обнаруживается, что в лице Голландии, так же как и Англии, Россия будет иметь не союзников, а противников новых внешнеполитических замыслов Петра. Однако посольство Матвеева все же играет серьезную положительную роль в русской дипломатии. До этого Петр получал информацию о европейских делах в основном от А. Виниуса, черпавшего сведения из иностранных газет. Теперь русский посол в Гааге, игравшей в то время роль дипломатической столицы Европы, регулярно информирует Петра о многих вещах, которые нельзя было узнать из газет. Матвеев быстро вошел в жизнь весьма обширного дипломатического корпуса в голландской столице, установил личные доверительные отношения с представителями некоторых стран и часто получал от них ценные сообщения. В это время Петра, как известно, интересовали больше всего сведения о переговорах, которые вел Е. И. Украинцев в Константинополе. Благодаря Матвееву Петр узнавал о них быстрее, чем от самого Украинцева. От Матвеева же была получена информация о двуличном поведении Августа II. Потерпев неудачу под Ригой, он уже не прочь был выйти из войны и заключить сепаратный мир со шведами. Матвеев постоянно сообщает о перспективах решения дела с испанским наследством. Так, в феврале 1700 года он писал, что испанский король Карл II, смерти которого ждали со дня на день, «в добром здоровье обретается и ныне развлекается комедиями и всякими утехами». Поскольку война за испанское наследство отвлекла бы внимание и силы европейских держав от Северной войны, сведения А. А. Матвеева имели для Петра самое первостепенное значение. Правда, на протяжении всего 1700 года они были неблагоприятными для замыслов Петра.
Выход Дании из Северного союза, невыполнение Августом II своих союзнических обязательств, отказ Бранденбурга присоединиться к тройственной коалиции, затяжка мирных переговоров Украинцева в Константинополе — все создавало сложную и тяжелую дипломатическую обстановку полной неизвестности. Тем более знаменательно, что неблагоприятные события нисколько не поколебали целеустремленности Петра в осуществлении намеченных планов, хотя они доставляли ему немало огорчений и разочарований. Интенсивная подготовка войны против Швеции не прекращается ни на один день. Принят план войны, определено направление главных ударов. Они будут нацелены на Нарву и Нотебург — шведскую крепость на Неве. Именно в эти два пункта Петр посылает с целью разведки офицера Преображенского полка Насилия Корчмина.
Как раз в связи с этим заданием в письме Петра к Ф. А. Головину от 2 марта и раскрывается план предстоящей войны, уже созревший в замыслах царя. Корчмин, получивший за границей образование военного инженера, должен был осмотреть шведскую крепость Нарву (Ругодив), а затем Орешек (Нотебург). Петр приказывал провести эту разведку осторожно, чтобы шведы ничего не заподозрили. В Нарву Корчмин должен был ехать для осмотра и покупки шведских корабельных пушек. Что касается Нотебурга, то Петр писал: «... также, если возможно ему (Корчмину. — Авт.) там дело сыскать, чтоб побывал и в Орешке, а если в него нельзя, хотя возле него. А место зело нужное: проток из Ладожского озера в море (посмотри на картах)... а детина кажется не глуп и секрет может сохранить. Важно, чтобы Книппер того не ведал, потому что он знает, что Корчмин учен».
Непрерывно идет обучение набранных еще зимой солдат новой регулярной армии. Окажется ли она способной сражаться и побеждать одну из самых сильных и опытных армий Европы? Но кто мог дать ответ на этот вопрос, имевший решающее значение для судьбы России? Русские люди, естественно, еще не отвыкшие от старомосковских мерок, могли только прислушиваться к мнению иностранцев. Кому, как не им, видевшим и знавшим лучшие армии европейских держав, судить об этом со знанием дела. Тем более любопытно, что, например, датский посол Гейнс в своих донесениях восхищался новой русской армией. «Новые полки чудесны. Они одинаково хороши и на ученье, и на парадах»,— писал он в Копенгаген. Артиллерию Гейнс считал «образцовой», пушки — «лучшими в мире». Новый саксонский посланник барон Ланген также писал своему курфюрсту о замечательных, по его мнению, войсках Петра. Особенно он хвалил «высокодисциплинированную», «отборную» пехоту, по своей подготовке не уступавшую немецкой пехоте. Надо полагать, что эти иностранные дипломаты лично Петру давали не менее, если не более, хвалебные отзывы о состоянии русской армии. А царь нетерпеливо ожидал вестей из Стамбула и обещал споим союзникам немедленно по заключении мира направить свои войска на шведов, чтобы выполнить союзнические обязательства. «Я человек,— говорил он,— на слово которого можно положиться. Я не буду прибегать к многословию; но мои союзники увидят на дело, как я исполню обязательства и сделаю больше того, что я обязан».
ВСТУПЛЕНИЕ РОССИИ В ВОЙНУ
Наступил, наконец, день, которого Петр ждал с таким нетерпением. 8 августа 1700 года прибыли гонцы с извещением о заключении Константинопольского договора2 с Турцией. Событие отметили грандиозным фейерверком. Имелись ли основания для торжества? Дипломатический успех был несомненным, хотя договорились не о вечном мире, а о 30-летнем перемирии, да и вообще пришлось отказаться от больших черноморских замыслов. Русская дипломатия, действуя в очень сложных условиях, добилась согласия Турции на переход Азова и устья Дона к России. Прекращалась выплата Москвой дани крымскому хану. Таким образом, удалось ликвидировать позорный остаток татаро-монгольского ига, что имело не только моральное значение. Дань, достигавшая ежегодно 30 тысяч рублей, складывалась в огромные суммы. К ним следовало прибавить еще более серьезный ущерб от ежегодных разбойничьих набегов кочевников, от увода десятков и сотен тысяч русских людей в рабство. Константинопольский договор положил этому конец. Но главное — он предоставил Петру свободу действий на севере.
Уже па другой день Россия официально объявляет войну Швеции. Любопытна мотивировка исторического шага, содержавшаяся в царском указе и повторявшаяся в дипломатических уведомлениях. Нападение на Швецию предпринималось «за многие свейские неправды» и за обиду и оскорбление, нанесенное «самой особе царского величества» в Риге в 1697 году. Указание на пресловутое «оскорбление» само по себе носило курьезный характер. Официально царь в Риге не был. «Оскорбление» в виде запрета осмотреть крепостные сооружения Риги было нанесено не царю, а уряднику Петру Михайлову.
Речь не шла о действительных и вполне обоснованных причинах войны, например о праве России вернуть свои исконные прибалтийские земли. Акт объявления войны явно составили в стиле старомосковской дипломатии. В допетровскую эпоху считалось правомерным внешнюю политику России отождествлять с личными чувствами и желаниями царя, а не с государственными интересами страны. Это был очевидный пережиток старины, не отвечавший духу нового времени, сущности самой петровской политики. Не зря со временем обнаружилась необходимость серьезного обоснования тяжелой войны и последовало указание царя П. П. Шафирову подготовить «Рассуждение, какие законные причины е. в. Петр Великий к начатию войны против короля Карла XII Шведского в 1700 году имел...»
Уже 22 августа русские войска выступили в поход на Нарву, в то время сильную шведскую крепость, прикрывавшую с востока владения Швеции в Восточной Прибалтике. В октябре началась осада Нарвы, окончившаяся 19 ноября тяжкой неудачей для России. Не вдаваясь в чисто военно-техническую сторону этой злосчастной страницы петровского царствования, остановимся только на самом существенном в нарвском разгроме, оказавшем длительное и неблагоприятное воздействие на международное положение России, на ее внешнюю политику и дипломатию. Ведь почти десять лет Европа будет смотреть на Россию лишь сквозь призму превратно истолкованного опыта Нарвы.
Сохранившиеся документы, письма, воспоминания и другие исторические свидетельства далеких событий позволяют получить представление об обстоятельствах нарвского поражения. Нарва выглядит как хаотическое нагромождение несчастных случайностей, неподготовленности, растерянности и трусости, равнодушия к делу или даже предательства иностранцев, а также загадочных, непонятных действий самого Петра. Наличие крайне противоречивых данных дает видимость основания для самых противоположных суждений, выводов и оценок. Нередко историки ограничиваются простым описанием, изложением более или менее известных событий без всяких оценок и выводов, благо последующая история петровского царствования, его блистательные достижения легко заслоняют нарвскую катастрофу.