ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2954
Скачиваний: 1
Когда Петр находился в Митаве, пришло известие, которое вызвало у него более сильную тревогу, чем прибытие новых шведских войск. Разразился так называемый астраханский бунт. С начала войны Россия терпеливо переносила выпавшие на ее долю трудности. Армия получала все, что ей нужно: хлеб, скот на мясо, лошадей, оружие, деньги, а главное — рекрутов. Но потребности росли, и прибыльщики вроде Курбатова изощрялись в изобретении источников новых доходов. Воеводы и приказные, привыкшие «кормиться» за счет подвластных людей, стали вводить под шумок собственные новые поборы, но уже в свой карман. В местах отдаленных, таких как Астрахань, они действовали без всякого контроля. К тому же здесь, на южной окраине, образовался как бы сборный пункт всех недовольных: раскольников, бывших стрельцов, беглых крестьян; и разнузданность местных властей была особенно опасна. Злоупотребляли своей властью и многочисленные иноземные офицеры, нередко издевавшиеся над русскими «варварами». Недоставало только повода, чтобы накопившееся недовольство вылилось в восстание. Таким поводом оказались европейские новшества: насильственное бритье бород, введение немецкого платья. Вокруг реальных мер возникали слухи, сеявшие тревогу. Из уст в уста передавали, что скоро всех девок отдадут иноземцам. Спешно начали выдавать дочерей за кого попало замуж. В один день в Астрахани крутили по сотне свадеб, а пьянство по этому поводу подогревало накопившиеся страсти. И вот 30 июня 1705 года вспыхнуло восстание «за старину». Убили воеводу, особо ретивых поборников новшеств и, конечно, перебили иноземцев. На призыв астраханцев к ним присоединились еще четыре города — поменьше. Однако донские казаки отказались примкнуть к восставшим. В астраханских событиях было много запутанного. Вызванные вполне конкретными тяготами и притеснениями, они имели смутные, противоречивые цели, а чувство законного возмущения тяжкой жизнью выливалось у народа в бешеную ярость ко всему непривычному, новому, непонятному. В глазах простого народа именно так и выглядели некоторые из петровских преобразований...
Беспокойство Петра по поводу астраханского восстания было настолько велико, что он приказал фельдмаршалу Шереметеву оставить театр войны и с несколькими полками идти к Астрахани. Бунт против иноземных новшеств, против иностранцев и в защиту старины царь считал возможным ликвидировать не путем применения обычных средств: насилия, пыток и казней. Он проявляет небывалую гибкость, что сказалось в самом назначении Шереметева. Подавлять восстание был послан не иностранец, не представитель новой знати типа Меншикова, а человек, воплощавший в своем облике старомосковскую Русь, боярин, о котором все, в том числе и Петр, знали, что он отрицательно относится к крайностям в деле европеизации страны и болеет душой за сохранение исконно русских нравов и обычаев. Это должно было само по себе обескуражить восставших в Астрахани. К тому же Петр приказывает использовать в борьбе с мятежом прежде всего политические, мирные средства. Его участникам обещают пресечение злоупотреблений и прощение в случае раскаяния. В указах и письмах царь требует осторожного обращения с восставшими: «Не дерзайте, не точию делом, но словом жестоким к ним поступать»; «всех милостию прощением вин обнадеживать, и взяв Астрахань, отнюдь над ними и над заводчиками ничего не чинить»; «зачинщиков причинных ничем не озлоблять и всяко трудиться, чтобы ласкою их привлечь.., без самой крайней нужды никакого жестокого и неприятельского поступка не предпринимать».
…Этот новый необычный подход к мятежникам удивлял тех, кому было поручено восстановить спокойствие в тылу во время жестокой войны, он вызывал недоумение и недоверие у самих восставших. Поэтому примирительные намерения Петра имели незначительный, временный успех. Их саботировал и фактически сорвал Шереметев. Он предпочел брать Астрахань штурмом, а затем последовали и казни свыше трехсот активных участников восстания. Во всяком случае поведение Петра отличалось от того, как он действовал в связи со стрелецким мятежом. С возрастом, по мере приобретения все большего опыта он уже не так непримирим и нетерпим, как прежде. Искусство компромисса, которое он столь широко применял в дипломатической деятельности, он пытался перенести на внутреннюю, временами столь горячую, почву...
Между тем одновременно с астраханским восстанием продолжается нелегкая гродненская операция. В соответствии с планами Петра необходимо прежде всего не рисковать армией. В Гродно было 40 тысяч лучших русских войск, включая гвардейские полки. Однако Огильви вопреки мнению русских генералов был против отступления и требовал ждать крайне сомнительной помощи саксонской армии. Фельдмаршал ссылался на соображения «чести». «Жаль будет,— писал он Петру,— что его царское величество славу своего оружия, доселе постоянно гремевшую, потеряет постыдным, неожиданным отступлением и тем навлечет на себя насмешки».
Огильви явно навязывал Петру опасную авантюру, грозившую гибелью русской армии. Меншиков имел основания писать Петру: «Особенно вашу милость прошу: не изволь, Государь, фельдмаршаловым письмам много верить... Истинно он больше противен нам, нежели доброжелателен».
Что касается Августа II, то он, после того как Карл, не решившись штурмовать город, отошел от него, внезапно уехал из Гродно, захватив с собой четыре русских полка. Курфюрст обещал через три недели вернуться на помощь русским с сильной саксонской армией. Огильви же продолжал отстаивать свой план в письмах к Петру, которые неизменно заканчивались требованием денег. Царь отправляет письмо за письмом. Он объясняет, уговаривает, наконец, просто категорически приказывает вывести армию из Гродно.
Характерно, что фельдмаршал Огильви одновременно вел секретную переписку с Августом. В связи с этим князь Репнин просил инструкций на случай явной измены: «Просим о тайном указе его величества, что нам делать, когда увидим противное интересу государственному?» Все свидетельствовало, что в Гродно армия находится в смертельной опасности, при этом не столько от военных действий Карла XII, сколько от махинаций Августа и Огильви, этих союзников-наемников, деятельность которых все больше походила на измену. В Гродно происходила вопреки обычным описаниям драма не военная, а дипломатическая. Гродно оказался западней, ибо доверили руководство Августу и Огильви. Петру с огромным трудом приходилось буквально вырывать свою армию из лап лживых «друзей».
В феврале лопнул миф о пресловутой саксонской армии, которая должна была, согласно обещаниям Августа и Огильви, создать такой перевес сил против Карла XII, что гибель его была бы неминуема. С помощью этого довода русскую армию и хотели втянуть в опасную авантюру в Польше. Но вот поступили сведения о движении саксонцев по направлению к Гродно. По пути предстояло лишь разгромить небольшой шведский корпус генерала Реншильда. Эта встреча произошла в начале февраля 1706 года при Фрауэрштадте. Закончилась она страшным поражением саксонцев. Петр с горечью писал Ф. А. Головину: «Все саксонское войско от Реншельда разорено и артиллерию всю потеряли. Ныне уже явна измена и робость саксонские: 30000 человек побеждены от 8000! Конница, ни единого залпу не дав, побежала; пехота более половины, кинув ружья, сдалась, и только наших, одних, оставили, которых не чаю половины в живых. Бог весть, какую нам печаль сия ведомость принесла и только дачею денег беду себе купили».
Но даже после этого позорного разгрома, опрокинувшего все предположения, расчеты и планы фельдмаршала Огильви, он упорно противился отводу русской армии! «Если покинуть Гродно,— писал он Петру,— то вся Польша и Литва склонятся на сторону шведов, и вся тяжесть войны обрушится на Россию; лучше бы постоять целое лето в Гродно».
Петр ответил, что не только делать, но и думать об этом запрещает и что если Огильви и дальше будет упорствовать, то его придется рассматривать как неприятеля. Именно в это время Петр, как он писал, в «адской горести жил». И это было вызвано не страхом перед противником, а возмущением действиями иноземных наемных «друзей» и союзников. 24 марта в точном соответствии с детальными инструкциями Петра русская армия вышла из Гродно, а Карл не смог ее преследовать и вскоре отправился в Саксонию, чтобы окончательно разделаться с Августом. Вывод войск из Гродно Петр отмечал как радостное событие, равноценное большой победе. В сущности, так и было, и не случайно Петр признавал, что до этого у него «всегда на сердце скребло».
Поскольку планы Карла XII еще не были окончательно известны, готовились отразить его в России. Укреплялись Киев, Смоленск, создавалась оборонительная линия на границах. И в этом деле Огильви продолжал ставить палки в колеса, посылая свои жалобы на Меншикова и других русских генералов. В конце концов в сентябре 1706 года Петр приказал его уволить. Можно только удивляться тому, сколько дипломатической выдержки было проявлено в этом давно назревшем деле. П. П. Шафиров писал Меншикову: «Не взирая на все худые поступки, надобно отпустить Огильви с милостию, с лаской, даже с каким-нибудь подарком, чтобы он не хулил государя и ваше сиятельство, а к подаркам он зело лаком и душу свою готов за них продать».
Иноземцы охотно продавали душу и оптом, и в розницу. Пример первого — Саксония, которая еще сохраняла союз с Петром ради денежных субсидий, примеров же второго было бесчисленное множество. Уже говорилось о Паткуле, о его весьма двусмысленной игре. В это время с ним приключилась история, в которой спутались авантюристические затеи самого Паткуля, недобросовестно игравшего интересами России, находясь у нее на службе, с двуличным поведением русского «союзника» Августа II и его саксонских министров.
Напомним, что Паткуль, облеченный полномочиями чрезвычайного русского посла, был направлен к Августу II. На русской службе он являлся не только тайным советником, но и генералом. В этом качестве он командовал русским вспомогательным корпусом, отправленным к Августу. Паткуль сразу вступил в острый конфликт с находившимся при этом войске князем Д. М. Голицыным и со всеми русскими офицерами, которых он третировал и хотел поголовно заменить иностранцами. Дело происходило в Саксонии, где русские солдаты оказались в отчаянном положении. Саксонские союзники довели до того, что русские полки оказались буквально под угрозой голодной смерти. Вернуться в Россию они не могли, ибо пришлось бы идти через земли, занятые шведами. Паткуль нашел выход в передаче этих войск на временную австрийскую службу и заключил соответствующее соглашение с императором. Это использовали саксонские министры, лютую ненависть которых Паткуль заслужил не только своим скандальным характером, но и дипломатическими комбинациями.
Дело в том, что ему поручили, кроме всего прочего, наладить отношения с прусским королем. Паткуль должен был попытаться либо привлечь короля Фридриха I к союзу против Швеции, либо, на худой конец, добиться нейтралитета Пруссии. Он много раз вел переговоры в Берлине и в конце концов пришел к предварительному соглашению, по которому Пруссия вступала в союз против Швеции при условии смещения якобы неприемлемых для нее саксонских министров Августа II. Дипломат-фантазер совершенно не понял смысла хищнической прусской политики. Стремясь захватить Западную Пруссию, в Берлине готовы были идти на союз с любым победителем, все равно — Россией или Швецией, поддерживать любого польского короля, Августа или Станислава Лещинского. Но в ходе войны создалось тогда неопределенное и колеблющееся равновесие сил; она шла с переменным успехом. Поэтому Пруссия одновременно заигрывала с русскими и шведами, склоняясь все же к союзу с Карлом XII. Требование смещения саксонских министров, которое серьезно воспринял Паткуль, было выдвинуто исключительно для того, чтобы, не отвергая прямо русских предложений о союзе, оставить заключение этого союза как бы в резерве своей невероятно изощренной дипломатической игры. Но Паткуль наивно принял эти условия за чистую монету, чем, естественно, довел до высшей степени ненависть саксонских министров. Вот они и воспользовались в качестве повода для расправы с Паткулем его намерением передать вспомогательные русские войска в распоряжение императора, что объявили «изменой», хотя Пат-куль согласовал эту передачу с Ф. А. Головиным. В декабре 1705 года по решению Тайного совета Саксонии, управлявшего в отсутствие короля, Паткуля арестовали и заключили в крепость Зонненштейн. Несомненно, Паткуль сам способствовал такому неожиданному повороту событий своей сверххитроумной дипломатией.
Но все же это имело и другую весьма важную сторону дела. Паткуль официально являлся полномочным послом русского царя — союзника Саксонии. Его арест представлял собой не только вопиющее нарушение элементарных норм международного права, но и прямое оскорбление России и лично Петра. Наглая, вызывающая акция в отношении союзника осуществлялась, однако, не без верного расчета: саксонцы знали, что царь крайне нуждается в сохранении союза с Августом и на разрыв из-за Паткуля не пойдет. Поэтому многочисленные решительные протесты и требования Петра освободить его посла оставались гласом вопиющего в пустыне. С другой стороны, саксонские министры доставляли удовольствие Карлу XII, для которого Паткуль был не только изменником, но и личным злейшим врагом. В целом вся затея представляла собой еще один шаг по пути внешнеполитической переориентации Саксонии и отказа от союза с Россией путем заключения мира с Карлом XII. И Петр ради высших интересов своей политики терпел эти провокации «союзника». Особенно гнусно вел себя сам Август II, уверявший русских, что в Лейпциге и Дрездене действуют без его ведома, хотя в секретных письмах он полностью одобрил поведение своего Тайного совета.
Однако история с Паткулем служила лишь прелюдией к финалу предательства Августа II. После того как Карл XII упустил русскую армию из Гродно и не смог успешно преследовать ее в землях России, он повернул к Саксонии и явился туда в конце августа 1706 года, оставив в Польше под Калишем армию Мардефельда для поддержания польских сторонников короля Станислава. В Саксонии он не встретил никакого сопротивления. Все во главе с королевским семейством Августа II в панике бежали.
Сам король находился в Польше, где он и получил сообщение о захвате его наследственного владения. По совету своей очередной любовницы — графини Коссель и тайком от союзника он, в нарушение всех своих обязательств, послал представителей к Карлу с мольбой о мире. Август соглашался разделить Польшу пополам со Станиславом Лещинским. Шведы с презрением отвергли эту идею и продиктовали ультиматум.
Август должен навсегда отказаться от польской короны и признать законным королем Станислава, разорвать все враждебные Швеции союзы, в особенности с московитами, освободить всех пленных шведов, выдать шведских перебежчиков, и прежде всего Рейнгольда Паткуля.
Представители Августа приняли все требования, и еще до формального подписания договора 19 сентября Паткуль, закованный в кандалы, был передан шведам. Подписание договора состоялось 24 сентября в Альтранштадте, вблизи Лейпцига, где была штаб-квартира Карла XII. Август обещал также дополнительно к условиям ультиматума выдать шведам русские вспомогательные войска, находившиеся в Саксонии, и взять на содержание шведскую армию. Это была полная капитуляция: Август предал своего союзника Петра, он предал поляков, которые поддерживали его. Единственное, что он выпросил,— это обещание содержать пока в тайне подписание договора.