Файл: Molchanov_Diplomatia_Petra_Pervogo-1.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 18.10.2020

Просмотров: 3108

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

И вот это самое богатое из всех когда-либо существовавших наследств, казалось, само шло в руки Людовика XIV. Ведь он был женат на старшей сестре Карла II испанского Марии-Терезии и, следовательно, их сын — законный наследник огромных испан­ских владений, которые вот-вот останутся без хозяина. Но беда в том, что был и еще один наследник — император Священной рим­ской империи, то есть Австрии, Леопольд I. Он был женат на дру­гой сестре Карла II — Маргарите-Терезии и имел от этого брака сына — эрцгерцога Карла, который также мог претендовать па наследство. Кто же будет наследником? Ответ мог дать сам Карл II, вернее, те, кто сумеет убедить его назначить того или иного наслед­ника. В этом направлении и шла работа. Супруга Карла II Мария-Анна являлась сестрой Леопольда I и, действуя по указаниям ав­стрийского посла фон Гарраха, выступала за передачу испанского наследства сыну своего брата, австрийского императора. Но дей­ствовала под руководством ловкого дипломата — посла Франции графа д'Аркура и другая, французская партия.

Все эти дипломатические проблемы осложнялись не только старым соперничеством Бурбонов и Габсбургов, то есть Франции и Австрии, но и борьбой за колонии и за господство на море так называемых морских держав — Англии и Голландии. Эти и другие европейские страны опасались, что переход Испании с ее владени­ями только к Бурбонам или только к Габсбургам нарушит равно­весие сил и создаст опасное сосредоточие мощи в одних руках. Поэтому уже давно шла напряженная дипломатическая борьба за испанское наследство. И становилось все ясней, что миром дело не кончится. Каждый из претендентов намеревался любой ценой по­лучить свое «законное» наследие. Словом, дело шло к войне. По­тому и спешили развязать себе руки заключением Рисвикского мира и получить время для дипломатических маневров так же, как и для подготовки к войне.

Ясно, что Россия должна была иметь возможно более точное представление о тогдашней ситуации. И в этом отношении Вели­кое посольство не могло не оказаться крайне полезным. Ведь ни в Бранденбурге, ни в Голландии, ни в Англии Россия не имела, как мы видели, постоянных представителей. Из далекой Москвы Евро­па представала в очень неопределенном виде. Вряд ли, в частности, можно было оттуда увидеть все с такой достоверностью, как это увидел Петр за границей. В самом деле, с первого взгляда Рисвикский мир казался выгодным для России. Ведь он освобождал руки, а точнее, войска союзника по войне с Турцией, Австрии. Можно было бы надеяться поэтому, что, освободившись от войны с Фран­цией, она усилит военные действия против общего врага. Однако Австрия явно не останется в стороне от борьбы за испанское на­следство, и, значит, на ее поддержку в отношении Турции рассчи­тывать нельзя. Вернее было бы считаться с очень большой вероят­ностью близкой большой войны. 29 октября 1697 года Петр писал А. Виниусу из Амстердама: «Мир с французами заключен и три дня назад был отмечен в Гааге фейерверком. Дураки очень рады, а умные опасаются, что французы их обманули и ожидают вскоре новую войну, о чем буду писать подробнее».


Главным направлением тогдашней русской внешней полити­ки было продолжение и усиление войны с Турцией. После взятия Азова она осуществлялась успешно. В январе 1697 года был под­твержден и закреплен союз с Австрией и Венецией. Но вскоре после этого перспектива войны за испанское наследство ставит все под вопрос. Основная угроза для русской политики возникала с той стороны, с которой как будто ее меньше всего можно было ожидать. Дипломатия морских держав — Англии и Голландии, любезно при­нимавших Петра, одновременно ведет против него опаснейшую игру. Ее можно было почувствовать уже в той твердости, с какой в Гааге была отвергнута русская просьба о помощи в создании флота против Турции. Но это вовсе не значило, что Голландия, а вместе с ней и Англия не хотели продолжения войны России против Турции. Нет, речь шла о коварном замысле с целью оста­вить Россию в войне с Турцией один на один, предоставив ей лишь роль противовеса, который отвлекал бы на себя турецкие силы, а Австрия имела бы свободные руки для войны с Францией за испанское наследство. Война этих стран между собой была крайне желательна Англии и Голландии, ибо она создавала прекрасные возможности в их борьбе за колонии, рынки, торговые привилегии, за господство на морях. Война давала им шансы урвать богатые куски не только испанского колониального наследия, но и части заморских французских владений. Но без полного участия всех сил Австрии в борьбе с Францией такие замыслы могли не осуще­ствиться. Поэтому дипломатия Голландии и Англии, используя также внутреннее ослабление Османской империи, предпринимает энергичные шаги в Стамбуле (Константинополе), чтобы склонить турок к миру с Австрией. Французские дипломаты, естественно, всеми силами препятствуют этому, но безуспешно. Берет верх «мирное посредничество» Англии и Голландии.

Еще 8 декабря в Амстердаме Великое посольство получает письмо от своего тайного агента из Вены о том, что турецкий сул­тан намерен прислать послов для переговоров о мире с Австрией. Правда, одновременно сообщается, что Вена готовит 100-тысячную армию для похода на Белград. Что здесь является правдой и что ложью? Судя по назойливости, с какой австрийский посол заве­рят, что в апреле войска императора обязательно пойдут на Бел­град, именно это было ложью. В действительности уже начались переговоры о сепаратном мире Австрии с Турцией. Но это тщатель­но скрывалось от России, ибо для нее отводилась неблагодарная роль пешки в игре Англии, Голландии, Австрии и других стран Западной Европы, уже расставлявших главные фигуры на шахматной доске большой внешнеполитической игры.

В то время как маркиз Кармартен занимал Петра катанием на изящной яхте, а король — показательными морскими сражениями, экскурсиями в Оксфорд и палату лордов, за его спиной шли все эти закулисные махинации. Позднее, 27 июня, когда уже в Вене для Петра станут ясными маневры австрийского и английского дворов, к русским великим послам явится резидент английского короля Старлат с извинениями по поводу того, что король во время пре­бывания Петра в Англии ничего не сообщил ему о своем посредни­честве между турками и цесарем. Русским объяснили, что так было сделано в соответствии с принятым «среди христианских госуда­рей» обычаем хранить посредничество в тайне, а также по просьбе австрийских министров ничего не разглашать, пока не состоится сепаратная сделка между Турцией и Австрией, пока не будут раз­работаны втайне от союзника, то есть от России, условия мирного договора. Но все это будет позднее, а пока в Англии Петра оставля­ли в неведении относительно опасного дипломатического заговора против него, заверяя царя при этом в дружбе и любви. Однако, по косвенным данным, все же и тогда было ясно, что возможна большая европейская война. 29 марта Петр пишет А. Виниусу, что в Бресте французский король готовит большой флот. Из письма следует, что царь в принципе верно уловил смысл вероятного раз­вития событий в случае смерти испанского короля Карла П. Он понимал также невозможность своего воздействия на них и поэто­му решал собственные четко поставленные задачи, внимательно наблюдая за обстановкой.


В Голландии, где русская дипломатия стремилась к заключе­нию определенных соглашений, достичь этого не удалось. Напро­тив, в Англии, куда Петр поехал без великих послов, неожиданно открылась возможность выгодного договора. Еще в Амстердаме к нему обратились английские купцы с просьбой разрешить им тор­говлю табаком в России. Тогда царь дал уклончивый ответ. Авст­рийский дипломат Гофман писал в своем донесении в Вену, что Петр «по своей обычной манере говорить (как будто бы он не был сам царем) отвечал, что у царя в его стране есть Совет, к которому и надо обратиться по этому делу, и что царь в подобных случаях ничего не предпринимает без его мнения». Как видно, Петр уже усвоил самый распространенный прием дипломатии: никогда не давать сразу определенного ответа.

Но в Англии предприимчивые английские торговцы нашли все же подход к царю. Его новоиспеченный друг маркиз Кармартен, этот беззаботный весельчак, бесшабашный кутила и вообще душа нараспашку, оказался весьма расчетливым дельцом. Он легко до­бился согласия Петра предоставить ему монопольное право ввозить и продавать табак в России. Но и Петр в этой сделке показал, что он усвоил методы европейского практицизма и не дал маху. В России русские купцы уже получили право табачной торговли. Однако по договору с Кармартеном казна должна была получить в три раза больше прибыли. Более того, уже в Голландии Великое посоль­ство оказалось без гроша и требовало присылки из Москвы новых денег. Большие закупки и наем специалистов быстро поглотили все. В Лондоне дело дошло до того, что Петр вынужден был взять взаймы у английских коммерсантов. Аванс за табачную монопо­лию в 12 тысяч фунтов давал возможность расплатиться с долгами и продолжать разные закупки вроде медицинских инструментов или чучела крокодила.

Во всем этом деле с табаком был один весьма щекотливый мо­мент. Курение табака в России запрещалось. Уложение царя Алек­сея Михайловича в статье 16 главы XXV предусматривало за ку­рение в первый раз — пытку и битье кнутом, а попавшимся вторич­но полагалось вырывать ноздри и обрезать носы. Курение табака преследовалось по религиозным соображениям. Незадолго до Ве­ликого посольства патриарх Адриан предал анафеме (наказание, считавшееся хуже смертной казни) за торговлю табаком не только самого купца, но и его детей и внуков.

Петр, направляя своим послам в Амстердам повеление подго­товить договор о табаке и сообщая о всех деталях договоренности, приказал не распечатывать конверт, не осушив предварительно по три больших кубка вина, что великие послы охотно и сделали. Ознакомившись затем с письмом, они радостно одобрили его. Да­же богобоязненный Возницын горячо приветствовал «такое при­быльное и пожиточное дело». После прочтения письма, сообщали царю послы, они уже по собственной инициативе осушили еще по три кубка, после чего, как писал Головин, «гораздо были пьяны». Петр знал свои дипломатические кадры! С их стороны не последо­вало никакого возражения против закрепленного в договоре обяза­тельства царя отменить все законы, запрещающие курение.


В Лондон из Амстердама срочно прибыл Ф. А. Головин, самый серьезный помощник Петра по дипломатической части. Он дол­жен был подписать табачный договор; у Петра не было для этого официальных полномочий. Он был в Англии под вымышленным именем П. Михайлова. К тому же Головин в своих письмах уже давно жаловался на гору нерешенных важных дел и вообще тре­бовал поскорее ехать в Вену, откуда поступала кое-какая обры­вочная, но тревожная для русских интересов информация.

18 апреля 1698 года Петр в сопровождении Ф. А. Головина на­нес прощальный визит королю Вильгельму III. В завершение бе­седы царь вынул из кармана завернутый в коричневую бумажку небольшой предмет. Развернув, король увидел огромный необрабо­танный алмаз (по другим сведениям, это был рубин). Говорили, что такой камень мог бы стать лучшим украшением королевской короны. Прощание не затянулось. Австрийский посол Ауерсперг писал в Вену императору: «Царь откланялся королю Вильгельму и с нежностью уверил его в своей постоянной дружбе. Однако, когда он узнал, что сюда от лорда Пэджета (посол Англии в Стамбуле) прибыл секретарь с некоторыми мирными предложениями, он выразил недовольство, что король не сообщил ему о том. Царь того мнения, что еще не время заключать такой мир, и, вероятно, будет противодействовать его заключению, когда прибудет ко двору нашего величества».

Что касается самого по себе пребывания Петра в Англии, то ему в целом жаловаться не приходилось. Он выражал полное удовлетворение знакомством с этой страной и говорил, что «английский остров — лучший и самый красивый в мире». Нее предоставлялось к его услугам, перед ним открывались все двери. От Петра ничего не скрывали, будь то новинки военной техники или тайны англий­ского денежного обращения. Исключением оказались тайны английской дипломатии, причем тайны, которые самым прямым, непосредственным и болезненным образом касались жизненных ин­тересов России. За обаянием дружелюбного, радушного хозяина скрывался опасный дипломатический противник. Правда, серьез­ные политические отношения двух стран еще только начинались, хотя связи между Англией и Россией возникли еще при Иване Грозном. Но теперь Россия в облике самого царя действительно выходила на арену европейской политики. Во всяком случае мо­лодой русский царь имел весьма смелые, необычные планы и на­мерения. Все еще было в будущем, в котором, как писал Маркс. Англии суждено было стать «главной опорой или главной помехой планам Петра».

Но для основных внешнеполитических планов Петра пока не настало время, а для конкретных дипломатических замыслов того периода она явно оказалась помехой. Как бы то ни было, но о трехмесячном пребывании Петра в Англии в 109К году знамени­тый английский историк XIX века Маколей напишет: «Его путешествие — эпоха в истории не только его страны, но и нашей и все го человечества».


25 апреля Петр оставил берега Англии. После короткого перехода через бурное, и на этот раз, море он уже снова в Голландии. Первую неделю Петр вместе с Лефортом использовал для осмот­ра того, что он еще не видел в этой стране. Он посетил замок принцев Оранских, университет в Лейдене, его анатомический театр. Он встретился также с Левенгуком, который показывал ему своп знаменитый микроскоп.

Когда Петр находился в Англии, Великое посольство, остававшееся в Голландии, занималось главным образом приобретением снаряжения для будущего флота и наймом специалистов. Затем на нескольких кораблях началась их отправка в Архангельск. Что касается политики, то Петра ожидали в Голландии неприятные известия, и прежде всего из России. Дело началось с того, что Петр попытался использовать стрелецкие полки по прямому назначе­нию. Они участвовали во взятии Азова и затем больше года несли там кое-как гарнизонную службу. Но больше всего они мечтали о возвращении в Москву, где занимались торговлей и другими промыслами. Однако осенью 1697 года им приказали идти на ли­товскую границу и присоединиться к армии М. Г. Ромодановского, находившейся здесь в связи с польским междоусобьем из-за вы­боров нового короля. Хотя войскам Ромодановского так и не при­шлось воевать и вообще вступать в Польшу, стрельцы были крайне недовольны, ибо служить государству не привыкли. Весной 1698 года 175 стрельцов самовольно отправились в Москву, вступив в связь с Новодевичьим монастырем, где томилась Софья. Серьез­ного ничего не случилось, беглых стрельцов после мелких столкно­вений отослали обратно, но симптом был тревожный. Оживали прежние опасения Петра. К тому же его продолжительное отсут­ствие оказалось почвой для слухов, что-де с царем что-то случи­лось. Тревога и растерянность охватили даже людей, которым Петр доверил власть.

Главные, хотя уже и не новые огорчения ожидали Петра в де­лах международных. Поступали сведения о распаде антитурецкой коалиции. В феврале Турция и союзники России — Австрия и Ве­неция, а также посредники — Англия и Голландия начали разра­ботку конкретных положений мирного договора. 12 мая резидент в Варшаве Никитин прислал текст официальной грамоты цесаря Петру, в которой сообщалось о мирных предложениях султана, сделанных через английского короля, и предлагалось назначить русских представителей для участия в мирных переговорах. Кроме того, получены были копии шести документов, которыми обмени­вались между собой Турция, Австрия, Англия и Голландия. Под­готовив все втайне и за спиной союзника, император хотел соблю­сти видимость приличия и приглашал царя присоединиться к уже достигнутой договоренности. Фактически речь шла о том, что до­говор о продолжении совместной войны против Турции, заклю­ченный немногим более года назад, и прежние соглашения были грубо нарушены и, таким образом, Россию поставили перед свер­шившимся фактом закулисной сделки. Дальше ждать было нече­го, решили ехать в Вену.