ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3111
Скачиваний: 1
14 мая состоялась прощальная встреча Великого посольства с официальными голландскими лицами, среди которых были великий пансионарий Гейнсиус и бургомистр Амстердама Витзен. Сначала встреча проходила в обстановке взаимной любезности, но затем Петр не выдержал и выразил возмущение двуличием голландцев, на словах выражавших русским пожелания победы, а на деле помогавших расколоть антитурецкий союз своим посредничеством. Застигнутые врасплох представители голландских властей прибегли к явной лжи, говоря, что им ничего не известно о переговорах. Тем не менее до разрыва не дошло, хотя прощание явно было испорчено.
15 мая Великое посольство отправилось в дорогу: послы до границы плыли по каналам и рекам, а Петр, обгоняя их, двинулся но суше. Но пути он посетил владения курфюрста Саксонского Августа I, ставшего теперь и польским королем. Несколько диен потратил Петр на осмотр и изучение коллекции музеи в Дрездене, арсеналов, крепостей, на неизбежные церемонии и празднества. Принимали русских с исключительным радушием: придворные Августа II («вторым» он стал как польский король) хотели отблагодарить за полученную им польскую корону.
Совсем другую атмосферу ощутило Великое посольство, подъезжая 11 июня к Вене. Уже в первых беседах с австрийскими представителями в городке Штокерау обнаружилось пренебрежительное отношение к послам. Из-за мелких формальностей и проволочек торжественный въезд в столицу откладывался. Во время согласования различных деталей церемониала Петр проявляет крайнее раздражение. Академик М. М. Богословский пишет: «Видимо, терпение Петра истощалось: лишний день казался ему тягостным и, понятно, если припомним, что он спешил в Вену на почтовых лошадях, налегке, проводя день и ночь в дороге».
Это замечание, совершенно справедливо в отношении конкретных событий, о которых идет речь, вызывает тел; не менее серьезные вопросы. Если Петр спешит, чтобы вмешаться и переговоры о мире и оказать на них свое влияние, то почему он начал спешить так поздно? Ведь первые сведения о сепаратных мирных переговорах между Турцией и Австрией и о посредничестве в этом деле Англии и Голландии Петр получил примерно за два месяца до приезда в Вену! Почему на протяжении этого времени русская дипломатия ничего не предпринимала? Очевидно, можно было послать в Вену специального представителя или хотя бы одного из великих послов, находившихся в Амстердаме. Наконец, имелась возможность обратиться к императору с каким-то посланием, запросить информацию для подтверждения или опровержения слухов о переговорах и т. п. В действительности, однако, ничего не делалось. Такая внешняя пассивность может показаться таинственной загадкой, если забыть, что именно в эти месяцы кажущегося дипломатического бездействия Петр осознавал, как это видно из его писем Внниусу, вероятный ход событий. А они развивались в совершенно определенном направлении. Австрийские Габсбурги дождались давно вожделенного момента, когда наконец-то они получили реальную возможность сокрушить своего заклятого врага — Францию, Людовика XIV. В войне против Аугсбургской лиги ясно обнаружилось ее роковое ослабление. Но Франция может воспрянуть, если обретет испанское наследство. Помешать ей теперь, имея поддержку морских держав — Англии и Голландии, казалось вполне реальным делом. При этом империя имела блестящий шанс приобрести львиную долю испанского наследства — саму Испанию, предоставив союзникам части испанских и французских колониальных владений. В Вене понимали, что Турция, наголову разбитая знаменитым австрийским полководцем Евгением Савойским в сентябре 1697 года при Зенте, легко отдаст Австрии захваченные у нее богатые территории Венгрии и Трансильвании и долго не будет опасной, особенно если продолжится ее война с Россией. Петр видел, что выбор Австрии сделан и побудить ее действовать иначе — задача почти невыполнимая. Словом, надежд на успех в попытке побудить Австрию продолжать войну с Турцией и тем ослабить себя перед грандиозной схваткой за испанское наследство почти нет. За колебаниями и медлительностью царя скрывалась мучительная, напряженная работа его еще неискушенной мысли, которой надлежало проникнуть в это сложнейшее дипломатическое хитросплетение. Но еще труднее для него было понять, что бросить все на произвол судьбы и вообще выйти из игры тоже нельзя. Даже в самой сложной, и чем-то безнадежной ситуации надлежало сделать все, что можно, для наилучшего обеспечения интересов России. Истинное дипломатическое искусство начинается там, где действуют с минимальными шансами на успех. Это искусство кончается и превращается и капитуляцию, если такими шансами пренебрегают и отдаются па волю слепого случая. Для Петра такое поведение было немыслимым, ибо его главная особенность как дипломата и политического деятеля, проявляющаяся все отчетливее по мере приобретения опыта, заключалась в способности не опускать рук даже в самых трудных, самых сложных условиях. Вот почему после официального торжественного въезда его посольства в Вену он начинает действовать исключительно энергично.
Еще в Штокерау русские поставили вопрос о личной встрече царя с императором Леопольдом I. Поскольку Петр находился в составе посольства «инкогнито», под вымышленным именем и знанием, речь, следовательно, шла о встрече неофициального характера. Австрийская сторона отнеслась к идее встречи сдержанно, сведя все дело к тщательной разработке церемониала. Традиционное пристрастие к этикету вообще отличало австрийский двор, и это почувствовалось при встрече царя с императором 10 июня.
Впрочем. Петр, одетый в темный голландский кафтан и поношенный галстук, сразу же из-за своей порывистости нарушил сценарий, пройдя слишком далеко навстречу Леопольду. Свидание 26-летнего русского царя с 58-летним австрийским императором было характерным во многих отношениях. Разница в возрасте лишь символизировала огромное различие между партнерами: молодой, энергичный, преисполненный планов и надежд Петр и пожилой глава империи, представлявший остатки прежнего величия. Пышное название — Священная римская империя германской нации — выглядело несколько устарелым после Тридцатилетней войны, оставившей под властью династии Габсбургов лишь Австрию с искусственно присоединенными к ней различными славянскими, венгерскими, германскими владениями. Тем более упорно и осмотрительно действовали австрийские политики, увидев перед собой возможность возродить прежнее могущество. К тому же император отличался осторожностью и опытностью. Его канцлер граф Кинский соперничал с ним в этих качествах. Словом, уже в чисто человеческом плане Леопольд I был антиподом Петра. В политическом отношении, несмотря на существование формальных союзнических отношений, они также стояли на различных позициях. Одержав победу над турками, австрийцы спешили закрепить ее, чтобы освободить руки для войны за Испанию. Петр добился взятием Азова только первого успеха, который надо было развить, продолжая войну. Для этого строился флот, приглашались иностранные офицеры и специалисты, закупалось военное снаряжение. Заключение мира перечеркнуло бы все усилия Петра, сделало бы бесцельными тяготы, которые он уже наложил на свою страну. Итак, интересы партнеров явно расходились. Поэтому, соглашаясь на личную встречу, Леопольд не хотел говорить о конкретных политических делах, а Петр согласился с этим, не имея другого выхода. Действительно, беседа свелась к обмену пустыми любезностями. Петр выражал свое особое удовольствие приветствовать «величайшего государя христианского мира». Из подобных банальностей и состояла вся беседа, продолжавшаяся менее четверти часа. В одном Петр превзошел самого себя. Своей учтивостью он сразу успокоил все опасения, вызванные слухами о крайней экстравагантности поведения царя. Видимо, это стоило ему большого напряжения. После окончания беседы и прощания, проходя по парку. Петр увидел стоявшую в пруду лодку, немедленно вскочил в нее, схватил весла и сделал несколько кругов, чтобы дать выход сдерживаемой энергии...
Иностранные послы в Вене в своих донесениях, словно сговорившись, в один голос писали о воспитанности и цивилизованности царя мало известной им России. Например, испанский посланник сообщал: «Он не кажется здесь вовсе таким, каким его описывали при других дворах, но гораздо более цивилизованным, разумным, с хорошими манерами и скромным».
Однако скромностью и хорошими манерами в реальной дипломатии мало чего можно добиться. Оказалось, что русское Великое посольство не может даже начать официальные переговоры. Дело в том, что переговоры могли состояться только после торжественной аудиенции посольства у императора, а она оказалась невозможной, поскольку забыли привезти с собой обязательные подарки, пресловутые собольи шкурки, без которых не начиналась и не кончалась ни одна акция дипломатии Московского государству. Приходилось ждать, пока дворянин Борзов привезет подарки из Москвы. Затягивались также переговоры о деталях сложнейшего церемониала аудиенции. А между тем союзники и посредники полным ходом вел и переговоры с турками, о содержании которых Петру оставалось только догадываться.
Тогда Петр, отбрасывай формальности, направляет канцлеру Кинскому записку с тремя четкими вопросами: 1) Каково намерение императора: продолжать ли войну с турками или заключить мир? 2) Если император намерен заключить мир, то какими условиями он удовольствуется? 3) Известно, что турецкий султан ищет у цесаря мира через посредничество английского короля: какие условия предлагаются турками императору и союзникам?
Когда граф Кинский сознал совещание австрийских министров с участием посла Венеции по поводу записки Петра, то вопрос стоял не о том, чтобы согласовать с союзником общую позицию. Ответ туркам на их мирные предложения пока не был послан и еще можно было бы учесть требования России. Однако решили сначала послать окончательный ответ Турции. Только потом будет дан ответ царю. Иначе говоря, Россию (в лице самого царя!) заранее отстраняли от разработки условий мира. Это была поразительная, наглая бесцеремонность. Петру давали понять, что его мнение в принципе не имеет значения, что он заслуживает лишь информации о свершившихся фактах. 11равда. посылая ответ на турецкие предложения, документ на всякий случай пометили задним числом, будто он отправлен еще до приезда Великого посольства.
И только на другой день, 24 нюня, Кинский принес письменный ответ па вопросы царя. На первый вопрос австрийцы отмечали, что император выбирает «почетный и прочный мир». На второй — мир будет заключен на основе сохранения за сторонами тех территорий, которые сейчас занимают их войска. В качестве ответа на третий вопрос прилагались копии документов, в том числе письмо великого турецкого везира и уже отправленный ответ туркам за подписью Кинского и посла Венеции Рудзини. то есть документ с фальсифицированной датой.
Русские, конечно, насквозь видели трюки австрийской дипломатии. Однако открыто разоблачать ее — значит, идти на разрыв, что привело бы к полной изоляции России. Такой шаг, казалось, более всего соответствовал крутому характеру Петра, если этот характер рассматривать в соответствии с ходячей версией, согласно которой царь по своей природе просто не способен выносить противодействие. В действительности. Петр умел идти на компромиссы, реально оценивать спои возможности, смирять свою гордость ради долговременных интересов русского государства.
Но Петр не собирался прекращать борьбу. В этот же день, 24 июня, к нему явился тайный посланник польского короля Августа II, генерал Карлович. Король выполнял пожелание Петра, высказанное польскому послу еще и Голландии. Таким образом, царь предвидел спою изоляцию в Вене и хотел заручиться под дерзи кои хотя бы короля Польши, несмотря на его крайне неустойчивое положение на шатком троне. Поддержку он получил, и агент Августа заверил Петра, что его король во всем полагается на него и готов вместе с ним противостоять маневрам венского двора. В свою очередь Петр просил передать Августу свое твердое намерение по-прежнему защищать интересы короля. Беда заключалась в том, что король Польши еще не сама Польша, власть короля там эфемерна. Существовала Речь Посполитая. то есть польские магнаты, которые проводили свою внешнюю политику. Как бы то ни было, тайные встречи Петра с Карловичем явились попыткой приобретения хотя бы одною союзника в условиях, когда обнаружилось, что другие официальные союзники, то есть Австрия и Венеция, а также «дружественные» морские державы Англия и Голландия открыто пренебрегают Россией и ее интересами. Петр, ознакомившись с письменными ответами на свои три вопроса, решил лично провести переговоры с графом Кинским и пригласил его на беседу 26 июня. Содержание беседы дошло до нас почти в стенографической записи «Статейного списка посольства». Говорил в основном Петр, говорил резко и прямо. Отвечал — коротко, уклончиво, неясно — Кинский. Доводы Петра неотразимы, ответы Кинского гуманны и неубедительны. Русский царь заявил, что император, вступая в переговоры с общим врагом и не предупредив союзника, нарушает свои обязательства. Он делает это не ради прекращения «пролития христианской крови», а для подготовки войны за испанское наследство. Петр отклонил заключение мира на основе сохранения за каждым того, чем он владеет в данный момент. Россия, взяв Азов, но не получив Керчь, еще не обеспечила своей безопасности от нападений крымских татар. Поэтому она не может принять мир, который делает напрасными ее жертвы и бесцельными затраты для продолжения войны. Мир не гарантирует от опасности новых турецких нападений не только Россию, но и саму Австрию, что она почувствует, когда бросит свои силы против Франции с целью приобретения испанского наследства. К тому же переброска армии на запад сразу же усилит борьбу Венгрии за независимость, где и без того не прекращаются анти-австрийские восстания. Ссылки Кинского на требование Англии и Голландии поскорее заключить мир означают, что император ставит торговые интересы этих стран выше соблюдения обязательств перед союзниками. Свои конкретные предложения для мирных переговоров царь намерен наложить в «статьях», то есть в специальном документе, который он прикажет подготовить.
Все заявления Петра напоминают современные международные документы, обращенные не столько к политикам других стран, сколько к общественному мнению. По тогда этот фактор, естественно, почти полностью в дипломатии игнорировался. Тем более что это были конфиденциальные переговоры. Остается сделать вывод, что Петр искренне верит в принципы справедливости, морального права и доводы разума. Это вытекает также из того обстоятельства, что заявление Петра не содержит в себе обычно выдвигавшегося предложения о сделке. Он практически не предлагает выгодной альтернативы партнеру, взывая лишь к его совести. Позиции Петра обладает бесспорным моральным преимуществом, но страдает отсутствием прагматизма, отражай недостаточный дипломатический опыт Петра.
На другой день, 27 июня, Кинский явился снова за обещанными «статьями», которые и были ему вручены. Они сводились к двум пунктам: для установления прочного мира необходимо, чтобы России была передана крымская крепость Керчь. Без этого царь не видит никакой пользы от заключения мира. Если Турция не согласится выполнить требование о передаче Керчи, то император должен со своими союзниками продолжать наступательную войну до окончания трехлетнего срока союза, заключенного в январе 1697 года, то есть до 1701 года.
30 июня канцлер Кинский вручил Петру письменный ответ на «статьи» Петра. Император признавал справедливым требование присоединения Керчи к России, но считал это крайне трудным делом, поскольку турки не привыкли отдавать своих крепостей без боя. При этом, словно отвечая на язвительные доводы Петра, император не без ехидства указывал, что турок «легче будет склонить к уступке Керчи, когда русские войска овладеют ею», для чего будет достаточно времени из-за длительности предстоящих переговоров. На этих переговорах император обещал поддерживать требования России, хотя и не принял идеи продолжения до 1701 года наступательной войны в соответствии с союзным договором.
Император позолотил пилюлю: полностью отклонив требования Петра, он завуалировал это туманным обещанием платонической поддержки. Устрялов в своем многотомном сочинении, ценнейшем по фактическому материалу, но наивном своими монархически-верноподданническими комментариями, пишет: «Как ни досадно было Петру.., он доверчиво положился на императорское слово». Петру действительно ничего не оставалось, как «доверчиво положиться» на слово императора, бесцеремонно нарушавшего все свои обязательства. Дипломатическая миссия Петра и на этот раз завершилась неудачей: обстоятельства оказались сильнее. Однако приходилось оставаться в Вене, ведь официальная аудиенция послов все еще откладывалась. Теперь задержку вызывали споры протокольного характера. Австрийцы мелочно разработали церемониал, предусматривавший почести императору как «высшему главе всего мира». Что касается русских, то, как искренне возмущается Устрялов, «назначенные российскому посольству почести были не блистательны. Венский двор не отказал бы в них последнему курфюрсту», бесконечные пререкания по вопросам дипломатического этикета продолжались, а Петр не знал, как убить время. Он объездил и осмотрел в Вене и вокруг нее все, что можно. Великое посольство устроило большой прием по случаю именин Петра. Царь наносил визиты императрице, встречался с сыном императора. Чтобы как-то скрасить затянувшееся пребывание царя, император устроил роскошный бал-маскарад. А споры о деталях церемониала продолжались, и неуступчивость русских привела к тому, что в аудиенции вообще послам отказали. Чтобы избежать скандала, русские капитулировали, и аудиенция все же состоялась. Обмен визитами императора и Петра внешне смягчал натянутость отношений и по форме, и по существу. 19 июля царь принял наследника императора и вдруг во второй половине дня с небольшой свитой, всего в пяти колясках, поскакал в Россию, «к неописуемому изумлению Венского двора», как пишет Устрялов. Было от чего прийти в изумление. Ведь царь собирался ехать в Венецию. Там уже вовсю готовились к приему русского царя, страстно мечтавшего посетить Италию. Он считал совершенно необходимым как следует изучить технику строительства галер, чем славились венецианцы. Предполагалась даже поездка в Рим, а затем и во Францию...