Файл: Геополитика номер 10.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 19.10.2020

Просмотров: 1241

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

роскошных потребностей нужно все больше ресурсов, энергии, за которые борются центры силы (о чем свидетельствует ситуа­ция в Афганистане Ираке, цветные революции).

Рационализация капиталистической системы, которая осно­вана на необходимости постоянного расширения потребления и следовательно, доходов, будет очень сложным и трудным процес­сом. По крайней мере, возможна-ли еще какая-то рационализа­ция. Не стоит говорить о культурном перемешивании населения Европы, где коренные народы часто являются дискриминирован­ными и по этом поводу поднимаются националистические тен­денции, которые за несколько лет могут стать не управляемыми. Глобализация не приводит к уменьшению народного самосозна­ния, а наоборот - к его усилению. Это серьезная причина буду­щих потенциальных конфликтов. Европейский Союз стремится к централизации своей власти и государствам остается все мень­ше и меньше пространства для осуществления своей собствен­ной политики. Это противоречит тому, чего хочет население ЕС. Чьи интересы таким образом представляет Европейский Союз? Президент Чехии Вацлав Клаус сравнил ЕС с бывшим СССР. У меня серьезные опасения, что Европейский союз уже превысил тень Советского Союза. Это сравнение конечно не идеальное, поскольку СССР создал возможность всем своим союзникам со­хранить свое национальное богатство в своих «руках». В связи с глобальным кризисом, вполне логично, что "петля" ЕС будет про­должать затягиваться, о чем свидетельствуют недавние события в Греции и усилия по созданию централизованного управления стран ЕС и их фискальной политики. Степень отчуждения власти от населения в любой стране в истории не была такой большой, как в настоящее время в ЕС. Это вместо того, чтобы спросить: Какое будущее Евросоюза, если мы посмотрим на него через его собственные недостатки?


Список литературы:

  1. http://chelemendik.sk/Kolonialny_model_eurointegracie 62085677.html

  2. Бжезинский, З.: Нет проверки. Прага, 1993, p. 105-108.

  3. Калашников, М.: Крещение огнем. Вьюга в пустыне. М., 2008.

  4. Примаков, Е.: Мир без России? К чему ведет политическая близорукость. М., 2009.


Белорусы и проблема «родного языка»

Шимов В.В.


Данные республиканской переписи населения 2009 г. вы­явили любопытные тенденции в динамике русско-белорусского языкового баланса в среде этнических белорусов. За период, прошедший с предыдущей переписи (1999 г.) этот баланс суще­ственно сместился в сторону русского языка. Во-первых, замет­но сократилось число белорусов, определяющих белорусский язык как родной: в 1999 г. белорусский назвали родным 85,6 % людей, идентифицирующих себя как белорусы, в 2009 г. - толь­ко 60,8%. Особенностью языковой ситуации в Беларуси как в 1999 г., так и в 2009 г. был значительный разрыв между числом людей, заявляющих белорусский язык как родной и реально ис­пользующих его в повседневном бытовом обиходе (прежде все­го, в кругу семьи). Так, в 1999 г. заявили, что разговаривают дома по-белорусски 41,3 % белорусов (по-русски - 58,6 %). К 2009 г. доля разговаривающих дома по-белорусски упала до 26 %; доля использующих русский язык возросла до 69,7 % 1-3.




1999 г. (%)

2009 г. (%>)

Белорусский как родной

85,6

60,8

Русский как родной

???

37

Белорусский как раз­говорный дома

41,3

26

Русский как разговорный дома

58,6

69,7


Таким образом, зафиксировано значительное сокращение численности людей, не только номинально идентифицирующих белорусский как родной, но и практикующих белорусскоязычие в быту. Сокращение доли людей, называющих белорусский язык родным, представляется вполне объяснимым и свидетельствует о крайне неустойчивых и поверхностных представлениях о самом понятии «родного языка». В 1999 г., очевидно, еще сказывались последствия периода «белорусизации» начала 1990-х гг., когда государственная политика была ориентирована на формирова­ние установки, что родным языком белоруса может быть только белорусский.


Снятие идеологического пресса государства в языковом во­просе привело к тому, что к 2009 г. многие русскоязычные бело­русы предпочли в качестве родного указать реальный язык по­вседневного обихода, т.е. русский.

А вот резкое сокращение (с 41 до 26 %) доли бытового упо­требления белорусского языка вызывает вопросы. Как представ­ляется, 10 лет - недостаточный срок, чтобы привести к столь су­щественным сдвигам в языковой практике, особенно на уровне домашнего обихода. Отчасти это может быть объяснено есте­ственной убылью старшего поколения сельских жителей, пре­имущественно использовавших разговорный белорусский язык. Однако здесь, как представляется, наблюдается не только измене­ние реальной языковой практики, но и сдвиг в восприятии языка. Важным языковым сегментом в Беларуси является «трасянка» - сельское и отчасти городское (преимущественно среди людей рабочих специальностей) просторечие, возникшее в результате интерференции русского и белорусского языков.

Переписи это явление не отражают, поскольку носители «трасянки» предпочитают относить ее либо к русскому, либо к белорусскому языку. Как представляется, значительная доля респондентов, заявивших в 1999 г., что общаются дома на бело­русском, имели в виду именно «трасянку»; к 2009 г. многие из них уже заявили, что общаются дома на русском, понимая под этим все ту же «трасянку». Причины этого сдвига описаны нами выше: инерция «белорусизаторских» установок в 1999 г. обусловливала определение «трасянки» как белорусского язы­ка; к 2009 г. ослабление «идеологического эха» белорусизации и высокий престиж русского языка побуждали идентифицировать «трасянку» уже в качестве этого последнего.

В целом, налицо тенденция, когда понятие «родного языка» все больше ассоциируется с реальным языком повседневного бы­тового общения, а не с «титульным» языком национальности. Формула «белорусский язык - родной язык белорусов» пере­стает быть актуальной: многие русскоязычные белорусы, с ран­него детства использующие русский язык в качестве основного средства общения, именно его, а не «титульный» белорусский, указывают в качестве родного. Если эта тенденция сохранится, следующая перепись может обнаружить еще большее количе­ство белорусов, называющих русский язык своим родным.

В связи с этим требует серьезного пересмотра сам концепт «национального»/«титульного» языка в отношении белорусов.


Несмотря на официально установленное в стране двуязычие, в качестве такового рассматривается только белорусский язык, в то время как государственный статус русского языка обосно­вывается соображениями «прагматичного» характера: это язык международного общения, один из шести языков ООН, а также один из ведущих языков мировой науки.

Однако в условиях, когда значительная часть белорусов даже на декларативном уровне отказывается идентифицировать себя с белорусским языком, его монополия на статус «национального» оказывается под вопросом. Также требуют детального изучения причины сложившейся ситуации.

Национальный язык как продукт «воображения»

Б. Андерсон определил нацию как «воображаемое сообще­ство», существующее как продукт коллективного «воображе­ния» своих членов. Любая нация, даже численно относительно небольшая, является неконтактной социальной группой, большин­ство участников которой лично не знают и никогда не узнают друг друга. Поэтому такое сообщество может существовать только как воображаемое, т.е. посредством воспроизводства образов, пред­ставляющих данное сообщество как внутренне интегрированную целостность - нацию. Эти образы могут быть самые разнообраз­ные - представления об общности происхождения и истории, го­сударственная символика, географические карты, обозначающие национальную территорию, некие неформальные символы (на­пример, неформальные символы Беларуси - аист или зубр) и т.п.

Важным элементом этого образного ряда является нацио­нальный язык. Следует отметить, что большинство националь­ных движений Европы носили именно языковой характер. Этим Европа отличается, например, от Америки (как Северной, так и Южной), где формирование наций происходило на основе граж­данского противостояния колоний и метрополий, говоривших на одном языке (английском, французском, испанском или пор­тугальском). В Европе, где на малом пространстве сконцентри­ровано большое разнообразие этнических групп, язык законо­мерно становился символом национальной особости 4.

Говоря о нации как о продукте «воображения», то же самое можно утверждать и в отношении национального языка. Очевид­но, следует различать язык как живую речь, средство непосред­ственной коммуникации между конкретными людьми, и образ языка как атрибут того или иного национального сообщества.


Национальный язык не является некой объективной реально­стью - он является продуктом концептуальной обработки этой реальности. Действительно, в ряде случаев оказывается достаточ­но сложным провести границы между близкородственными на­речиями и диалектами, а также обосновать либо принадлежность тех или иных наречий к одному языку, либо их лингвистическую обособленность. Кроме того, нередко национальным активистам приходится противостоять тенденциям языковой ассимиляции, когда население, язык которого по тем или иным причинам ока­зался социально непрестижным, постепенно переходит на более «престижный» язык. Во всех этих случаях речь идет о создании образа языка, который служит для национальной консолидации и мобилизации, а также для обособления от соседних, зачастую близкородственных, этнических групп.

«Языковой фетишизм», характерный для большинства евро­пейских национализмов, является достаточно новым феноменом, возникшим вместе с самим национализмом, т.е. не раньше XVII-XVIII вв. Собственно, и о феномене «национального языка» мы можем более или менее уверенно говорить только с этого време­ни. «Национальный язык» представляет собой универсальное средство коммуникации на всех уровнях социальной структуры в рамках данного национального сообщества, т.е. он выполняет функцию его внутренней интеграции. Вместе с тем - по крайней мере, это верно для Европы - «национальный язык» обособля­ет данное национальное сообщество от соседних национальных сообществ, использующих свои «национальные языки», ставит между этими сообществами культурно-информационный барьер.

Подобная языковая структура, возникающая в Новое вре­мя, разительно отличается от того, что наблюдалось в Европе в Средние века. Для этого периода характерна жесткая социальная стратификация языков. Живые разговорные наречия имеют со­циально непрестижный статус, характеризуются слабой литера­турной и художественной обработкой (на их основе существуют лишь «низкие» жанры), практически не используются в законо­дательстве. С другой стороны, существует универсальный «вы­сокий» язык, единый для всей Европы и, таким образом, находя­щийся вне каких-либо этнических границ, - это латынь. Латынь - язык мертвый и поэтому доступный только высшим, образо­ванным слоям общества.

Престижность латыни обусловливалась культурным наследи­ем Римской империи, на руинах которой возникла западноевро­