Под влиянием новых представлений, идей и ценностей в странах Европы совершенно изменяется характер отношений между личностью и обществом. Новые свободы требовали новой власти для их охраны и обеспечения. Отсюда был только один шаг к выводу о необходимости конституции как фундаментального закона, гарантирующего права индивида. Возникает новая доктрина национального суверенитета, национальной воли и свободного ее выражения, но при непременном уважении к меньшинствам и правам индивидов.

Новое гражданское общество есть, таким образом, результат прошедшего и залог будущего: оно развивается в рамках определен­ных социально-экономических структур, правовых гарантий и менталитета. Не случайно в ходе его становления (например, во Франции, Германии) активно обсуждаются вопросы конституционализма, парламентаризма, государственного строитель­ства и др. В трудах корифеев либеральной мысли Б. Констана, Д. С. Милля, А. Токвиля, Ф. Гизо, Л. Гамбетты и далее вплоть до Леона Блюма центральным политическим требованием становится невмешательство государства в жизнь индивида. Гарантией этого, по их мнению, является внедрение в сознание масс начал законности и уважения к праву, плюрализм в избирательной системе и во мнениях людей, наконец, отстаивание значения человеческой личности как таковой. Примером может служить борьба Вольтера в защиту Каласа, выступление Жореса за Дрейфуса, Чичерина по делу старообрядцев и пр. Данная мысль хорошо выражена в словах Л. Блюма о том, что «равенство — это правовое уважение разнооб­разия».

Простое, механическое, так сказать, равенство — утопия; оно не достижимо так же, как невозможно появление совершенно одинаковых индивидов, а если возможно, то лишь одним путем — насильственным уравнением потребностей и взглядов людей. Имеет поэтому смысл го­ворить только о равенстве людей перед законом, что и является одним из основных лозунгов всех великих революций. Смысл выступления буржуазии против феодальных порядков, состоявший в борьбе со всеми возможными (экономическими, сословными, политическими, религиозными) ограничениями, был выражением более общей исторической тенденции — стремления к свободе.

Теоретические основы либеральной правовой идеологии не оста­ются постоянными, напротив, непрерывно развиваются вплоть до сов­ременности. В настоящее время, как подчеркивают американские ав­торы, «либеральная демократия есть система представительного прав­ления большинства, в которой некоторые индивидуальные права, тем не менее, защищены от вмешательства государства и не могут быть ограничены даже выбирающим большинством» . Критерии отнесения той или иной системы к либеральной демократии остаются, однако, весьма неопределенными. Либеральная демократия это не эквивалент простой системы управления большинством голосов, ибо такое управ­ление также может иметь тиранический характер и попирать интересы большинства.

---

В теории государственно-правового строительства существуют различные понятия для обозначения такого типа правления, как либе­ральная демократия. Это прежде всего доктрина политического плю­рализма, восходящая к учениям Локка и Монтескье, идеям английской, американской и французской революций, а в последую­щее время — к воззрениям Милля, Токвиля, Гумбольдта и других мыслителей. Для представителей данного направления характерен так­же несомненный интерес к социальным институтам, социальному плю­рализму и культуре. Практическое выражение это находит в детальном внимании ко всем сторонам системы представительного правления, в частности к отстаиванию интересов меньшинства. Примером может служить конституция США, которая, будучи выражением лучших сто­рон просветительской мысли, содержит эффективную систему ме­ханизмов сдерживания и противовесов в лице Конгресса, президента, Верховного суда, государственной администрации и законодательной власти для обеспечения воли большинства, но при соблюдении инте­ресов меньшинства, защите его от «тирании большинства» ⁹. Сто­ронники плюралистической теории государства утверждают, что эти институциональные установления сами по себе не способны обеспечить приемлемых результатов; для этого необходимы дополнительные га­рантии.

Данное (плюралистическое) направление мысли, возникнув в ан­гло-американской традиции политической культуры, с ее неприятием государства как единой монистичной и централизованной организации, противостоящей обществу, вообще предпочитает использовать вместо «государства» такие понятия, как «правительство», «система прав­ления» и пр. Государство предстает эмпирически как различные уч­реждения (например, суды, гражданская служба, публичные предприятия) или обозначается неопределенным термином «бюрок­ратия», под которой понимается часть правительства, не входящая в политическую или выборную его структуры. Плюралисты взяли на во­оружение два основных веберовских тезиса о бюрократии: публичная бюрократия может быть подчинена демократическому давлению, осу­ществляемому через парламент; политика должна быть отделена от администрации. Сторонники плюрализма отстаивают консти­туционную модель бюрократии, которая рекрутируется по заслугам (меритократия), но обучена и дисциплинирована в традициях конституционного правления при соблюдении «публичного интереса» и «интересов государства». Гражданская служба должна быть изолирована от социальных конфликтов для предотвращения подчинения ее правящей партии или воздействия на нее групп дав­ления. О социальной представительности и независимости такого чиновничества свидетельствует тот факт, что в основе его комплек­тования лежит принцип равенства возможностей.

---

В современной теории конституционализма различаются два основ­ных подхода к этим законодательным актам. Они могут рассматривать­ся (что имеет место главным образом в марксистской традиции) как результат и юридическое закрепление определенной расстановки социальных и политических сил. Такой подход, не лишенный суще­ственных оснований, имеет, однако, тот недостаток, что весьма одноз­начно трактует связь между социальной борьбой, государством и правом, в то время как реально все это весьма автономные институты, каждый из которых может поэтому оказывать самостоятельное влияние на ход социального развития. Данный подход вполне право­мерен к конституциям, действительно отражающим крупные перемены в обществе. Как правило, такие конституции и возникают в результате фундаментальных социальных потрясений, а само их появление озна­чало определенный компромисс между борющимися реально силами или победу одной из них, например в результате революции или радикальной реформы.

Другой подход рассматривает конституции прежде всего как иде­ологический документ, выражение господствующих в обществе теорий, идей и ценностей социального развития или тех из них, которые пра­вящая группа стремится навязать обществу. Примером могут служить конституции, провозглашающие национальный суверенитет (в развивающихся странах), религию, идеологию и т. д. основой политической системы. Такие конституции могут не соответствовать реальному положению вещей, вообще не отражать его, но тем не менее представлять ценный объект исследования как раз по причине их сла­бости и иллюзорности. Следует отметить, что такой тип конституций является вторичным по отношению к первому и указывает не столько на реальные процессы социальной трансформации, сколько на стрем­ление правящих режимов приспособиться к установившимся мировым стандартам с целью поддержания собственной легитимности и попу­лярности. Не случайно такой тип конституционализма мы встречаем прежде всего в развивающихся странах Азии и Африки, а отчасти в государствах Европы (Греции, Португалии и Испании), стремящихся таким путем осуществить переход от военных диктатур с тираническим правлением и режимом личной власти к правовому го­сударству современного типа с разработанной системой социального

регулирования и контроля⁴⁰. Таким образом, в данном контексте конституционализм выступает как еще одно средство модернизации и европеизации страны, стремления обеспечить легитимность прав­ления и правовое воспитание масс.

Оба типа конституций и оба типа подхода к ним могут и должны быть совмещены в исследовании по истории конституционализма, осо­бенно стран Восточной Европы, прежде всего России. Это хорошо понимали такие ведущие русские ученые и юристы, как В. М. Гессен, Б. А. Кистяковский, С. А. Муромцев, М. Острогорский и другие пред­ставители так называемой юридической школы, заложившие теоретический фундамент конституционного движения в России. Эле­мент заимствования здесь был особенно значителен в силу отсталости страны, скачкообразности перемен в условиях революции 1905 г., во­обще догоняющего характера развития. Напрашиваются аналогии из конституционного процесса в странах третьего мира на современном ' этапе. Конституция здесь — скорее декларация (положения которой берутся главным образом из европейского социального опыта), опре­деляющая не столько реальные достижения, сколько путь, по которому следует идти. Особенно показателен в этом отношении опыт стран, освободившихся после второй мировой войны от колониального гос­подства: они во многом заимствовали конституционные принципы своих прежних метрополий. Вообще можно констатировать появление определенных конституционных стереотипов, которые переходят почти без изменений из одной конституции в другую, например из конституции США. При этом, однако, не следует упускать из виду и обратное воздействие юридических принципов на общество, в ча­стности отражение в национальных конституциях и практике норм международного права. Провозглашение юридических норм всегда является политическим шагом с большими последствиями.

---

Данный подход, связанный с социологической интерпретацией конституционализма, представляется нам весьма перспективным и при обращении к русской модели указанного процесса. Можно, однако, констатировать, что теория модернизации, получившая широкое рас­пространение при объяснении русского исторического процесса и рево­люционного движения, еще недостаточно применяется к объяснению явлений идеологического порядка и, в частности, конституционализма, хотя именно в этой области процесс заимствования развивающимися странами опыта передовых государств дает себя знать в наибольшей степени. Если учесть тот факт, что особенно быстро и бурно мо­дернизация идет как раз в странах с традиционными социальными отношениями, а носителем ее является интеллигенция (как главный посредник передачи в общество «европеизирующего» влияния), то вполне целесообразно рассмотреть с этой точки зрения и русский конституционализм рассматриваемого периода.

В современной историографии такую попытку предпринял К. Фрюлих, на концепции которого имеет смысл остановиться под­робнее. «Под «русским конституционализмом»,— говорит он,— мы понимаем соответствующее политическое движение, происходящее из процесса модернизации, провозглашенная цель которого состояла в ус­тановлении парламентарной системы политических решений и обще­ственного контроля, стремящееся достичь этой цели с помощью организованной деятельности»⁴¹. Поэтому зарождение русского конституционализма автор раскрывает путем анализа отношений меж­ду социальной мобилизацией и формированием политических групп, составивших ядро партий.

В период, непосредственно предшествующий революции 1905 г., когда отчетливее стала поляризация сил и активно шел процесс кон­солидации политических партий, конституционализм все более прев­ращается из идейного течения в политическую организацию, выдвигает своих лидеров. В ходе революции и после нее вплоть до 1918 г. (разгон Учредительного собрания) конституционализм пред­ставлял собой весьма значимую общественную силу, ставящую своей задачей постепенную трансформацию самодержавного строя в правовое государство парламентским путем. При изучении итогов революции в современной науке не прекращаются поэтому споры о роли конституционализма вообще и кадетской партии в частности, в политической борьбе эпохи. Основными проблемами в этой связи явля­ются основные теоретические принципы, программа и организация конституционализма.

Анализ социального движения в России позволяет констатировать ряд присущих ему фундаментальных противоречий — между реальным положением вещей и целями, с одной стороны, целями и средствами

• с другой. Главное противоречие такого рода состоит в странном, на первый взгляд, сочетании предельно строгого и трезвого взгляда на социальные противоречия эпохи и тех нереальных, утопических выводов, которые делаются из этого, представлений о путях достижения справедливого общественного устройства. Так, кон­статируя слабость или (как народники) даже отсутствие капитализма в России, интеллигенция в основной своей массе видела выход не в развитии буржуазных отношений, а в построении социализма, который избавит Россию от издержек западного пути. Такое представление, красной нитью проходящее через всю историю русского революционно­го движения, уже в силу этого не может быть признано явлением слу­чайным или результатом одного лишь заблуждения. Об этом свидетельствует и история других, прежде всего развивающихся стран, вставших на путь модернизации, интеллигенции которых также свой­ственны аналогичные воззрения. Действительно, проведение мо­дернизации в отсталой стране, осуществляемое путем резкой ломки традиционных социальных установлений, в кратчайший исторический промежуток, а часто и в экстремальных условиях, практически никог­да не происходит исключительно эволюционным путем, без кон­вульсий и применения насилия. Острота социального конфликта и степень общественного возбуждения объективно диктуют потребность в быстрых и решительных действиях, способных дать немедленные и ощутимые для масс результаты или, как минимум, видимость таких результатов.

---

С этим связана важная особенность всего русского политического процесса и умонастроений интеллигенции — стремление к достижению поставленных целей, не считаясь с потерями и средствами их достижения, которые постоянно рассматривались как нечто второсте­пенное. Исключительно важным следствием этого является правовой нигилизм — негативное отношение к праву как инструменту социаль­ного регулирования, что вообще свойственно интеллигенции отсталых стран . Презрение к праву, стремление оказаться вне его или над ним свойственно в равной степени как консервативной, так и радикальной тенденциям русской общественной мысли. Примерами этого могут служить, с одной стороны, анархическая теория JI. Н. То­лстого, отвергавшего право во имя внутреннего нравственного само­усовершенствования, и с другой — теория классовой интерпретации права, трактующая его лишь как волю определенных классов, способ проведения в жизнь их социальных интересов. Констатируя эти общие тенденции, мы, однако, не должны впадать в телеологию, поскольку реализация закономерностей на практике может иметь различные исторические формы. Как писал, например, Л. Шапиро, ученому сле­дует отбросить легенду об отсутствии для России иного пути, кроме черной реакции и красной революции .

В данной исторической перспективе русский конституционализм оказывается единственным носителем правовой идеологии, которая должна рассматриваться как его подлинная политическая философия. «Доминирующей русской традиции пренебрежительного отношения к праву,— пишет А. Валицкий,— противостояло нарастающее по силе течение мысли, отстаивающее право и подчеркивающее необходимость превращения России в правовое государство. О силе этого движения можно судить не столько по числу его последователей, сколько по его интеллектуальным достижениям. Этот уровень был очень высок, воз­можно, слишком высок для того, чтобы быть легко понятым и стать популярным в широкой публике, включая и людей, называющих себя либералами»⁴⁴. Отрицанию права как способа разрешения социальных противоречий русские конституционалисты противопоставили в пред­дверии революции доктрину правового государства.

Будучи вождями или видными деятелями кадетской партии, такие крупнейшие юристы, как С. А. Муромцев, П. Н. Милюков, П. И. Новгородцев, Л. И. Петра жидкий, В. М. Гессен, считали своей основной задачей и долгом проведение указанных общих принципов

---

Смотрите также файлы

• Kots_Ya_M_-_Sportivnaya_fiziologia_Uchebnik_dlya_institutov_fizicheskoy_kultury.doc

• Pravila_po_sportivnomu_orientirovaniyu_2017_goda.pdf

• Pravila_povedenia_zanimayuschikhsya_v_sportivnom_zale.docx

• Pravila_vida_sporta_quot_Sportivny_turizm_quot.doc

• Shashkova_I_M_Sportivnoe_pravo.pdf