Файл: Медушевский А.Н. - История русской социологии.(1993).doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.11.2020
Просмотров: 2729
Скачиваний: 14
Если социология дает историку права знание только тех последовательных стадий общественного развития, в которых слагается и совершенствуется система юридических норм, то сравнительная история права, по мнению Ковалевского, должна дать ответ на вопрос
о том, какие юридические нормы и порядки соответствуют родовой, какие государственной или мировой стадии общественности, в какой внутренней связи состоят между собой отдельные юридические нормы в каждый из указанных периодов, а также что в том или ином законодательстве может считаться пережитком прошлого, а что — задатком будущего, каковы в соответствии с этим цели действующего права. Именно поэтому ряд традиционных для социологов тем, как, например, сравнение учреждений и институтов различных народов, большое внимание которому уделяли Спенсер и Милль, Ковалевский считал задачей историка. Он пишет, в частности, о необходимости ознакомления с теми приемами, к которым прибегает историк не одного права, но историк вообще — для восстановления тех весьма часто «скрытых фактов», с которыми ему приходится работать, в особенности при исследовании древнейшего периода истории общества и права.
Новые идеи в социологическом обосновании сравнительно- исторического метода находим в работах по истории семьи, собственности и государства. Это, во-первых, идея всемирно-исторических сравнений, привлечения для них не только западного, но и восточного материала и, во-вторых, идея эволюции, органической смены стадий общественного развития. Развивая первое из указанных положений, ученый подчеркивает, что «всякое социологическое обобщение останется неполным, пока Восток не выдаст тайны происхождения социальных явлений. Для того чтобы выводы социологии стали вполне убедительными, ее наблюдения и опыт не должны замыкаться в какие- нибудь определенные границы. Основатель социологии Опост Конт сделал, по-моему, большую ошибку тем, что не разделял этого убеждения. Он воздвиг величественное здание на фактах, которые вовсе не являются общераспространенными, как он это предполагал, так как чести быть объектом его позитивистских исследований удостоился лишь римско-католический мир. И всякая новая попытка установить какое-нибудь социологическое положение может иметь значение только при условии, что она введет в поле нашего изучения жизнь Востока, в особенности же славянского мира» .
Вторая идея — о руководящей роли социологии при изучении эволюции права и социальных институтов также находит обоснование в ряде трудов ученого. Она, в частности, была положена Ковалевским в основу программы известной Школы общественных наук в Париже, созданной им совместно с рядом других выдающихся ученых для эмигрировавшей русской интеллигенции. В программной речи по этому вопросу он говорил о невозможности изучения обширной области политики с государством и правом в центре без приложения к ней сравнительно-исторического метода. «Один этот метод,— добавлял он,— дает ключ к пониманию тех причин, благодаря которым предвиденная одинаково и Токвилем и Гизо демократизация Европы с каждым днем становится все более и более совершившимся фактом» .
Ковалевский не является собственно создателем сравнительного метода. Сравнения применялись- во всей предшествующей правовой традиции, начиная главным образом с Монтескье. В XIX в. сравнительный метод, в частности в трудах таких историков, как Бокль, Фримен, Мэн, все более становится на твердую научную почву. Благодаря его распространению уже в это время были получены ценные научные выводы об общих чертах в историческом развитии ряда древних и современных народов. Сравнительный метод исторически возник как метод правовой науки и имел своей целью установление общих юридических норм, их происхождения, развития и реального функционирования в законодательствах разных стран. К концу XIX в. сравнительное правоведение достигло больших результатов и выделилось в самостоятельную отрасль правовой науки. Необходимо отметить, что такое развитие права стало возможно благодаря сильной и очень продуктивной традиции юридических наук в Европе предшествующего времени. Не случайно Ковалевский при построении новых (социологических) основ сравнительного метода опирался на эту традицию и уделял ее разбору большое внимание. С этой точки зрения представляет интерес рассмотрение им таких ведущих направлений правоведения, как естественная школа права, историческая школа права, ее модификация Иерингом, а также те выводы, к которым приходил ученый в процессе ее переосмысления.
Обосновывая отношение своего сравнительного метода к предшествующей традиции, Ковалевский приходил к выводу о том, что прежняя социологическая доктрина, противостоявшая всякой попытке оторвать изучение законодательства от исследования исторической эволюции в целом, нисколько не противоречит новым течениям в исторической науке вообще и в истории права в частности. Единственное течение, с которым новая социология не может найти точек соприкосновения,— это доктрина естественного права, подходящая к нему с метафизических позиций. Напротив, она всячески поддерживает школу исторического подхода к правовым явлениям и в особенности ту ее часть, которая пользуется сравнительным методом, сопоставляя между собой юридические системы различных времен и народов с целью выявления присущих им общих черт. «Ставя себе задачей посредством своих обобщений руководить более конкретными и специальными исследованиями историков права, социология,— пишет Ковалевский,— стремится в то же время воспользоваться их открытиями и ввести вытекающие из них заключения в общую систему своей доктрины» .
Как представлял себе Ковалевский историю разработки ключевых вопросов социологии права и непосредственно связанного с этим применения сравнительного метода? К числу основных достижений в этой области он относил прежде всего исторические аналогии Нибура при изучении родового строя Древнего Рима и Европы, обоснование Гегелем связи родового строя с определенными юридическими учреждениями и правовыми нормами прошлого, труды представителей исторической школы права в Германии Савиньи — Эйхгорна, продолжившей исследование древнего римского и германского законодательства эпохи великого переселения народов. Заявление Савиньи о том, что право представляет собой продукт исторического развития, вырабатывается как язык и подобно ему развивается в процессе эволюции, ознаменовало, согласно Ковалевскому, переход правовой науки на новые методологические позиции. В свою очередь, большую заслугу Р. Иеринга он усматривает прежде всего в признании того факта, что изменения, происходящие в области права, всегда обусловлены соответствующими изменениями социальной среды. В этом он видит реальный смысл теории Иеринга о том влиянии, которое оказывает на право все, что находится вне его непосредственной сферы: не отрицая основного положения исторической школы, состоящего в признании права отражением национального духа, Иеринг показал настоящие факторы формирования этого явления общественного сознания, увидев их в явлениях экономических, социальных и политических и вскрыв, таким образом, их причинно-следственные отношения и зависимости.
Процесс становления сравнительного права как самостоятельной научной дисциплины, дающей важный материал для социологических обобщений, вступил в конце XIX — начале XX в. в свою решающую фазу. Осмысление данного факта и попытки его научного объяснения предпринимались наряду с Ковалевским и другими видными представителями науки права в России. Говоря об этой проблеме, Ф. В. Тарановский выделил ряд важных моментов в ее развитии. По его мнению, идеалистическая философия Гегеля, выдвинувшая доктрину спиритуалистической эволюции, проникнув в юриспруденцию, побудила юристов к сравнительно-историческим исследованиям в области права, а когда на смену идеализма Гегеля пришел позитивизм Конта, сравнительное изучение права из служения априорной схеме превратилось в строго научный прием исследования. Объяснение этого процесса Тарановский связывает с появлением социологического метода. Он указывает при этом на то обстоятельство, что сами наблюдения в социологии имеют специфический характер. В отличие, например, от астрономии или какой-либо другой естественной науки, наблюдение в социологии утрачивает, так сказать, свой непосредственный характер и направляется на уяснение исторической преемственности, исследование которой одинаково необходимо как для социальной динамики, так и для социальной статики, поскольку законы социального существования обнаруживаются преимущественно в движении. Исходя из этого, социологическое наблюдение представляет собой, по словам ученого, не что иное, как исторический метод, важнейшим инструментом которого становится сравнительный анализ данных. Основное преимущество сравнительного подхода состоит в том, что он, во-первых, позволяет установить фазы исторического развития, их смену и, во-вторых, заменяет недостающий социологии опыт непосредственного наблюдения, компенсируя таким образом невозможность для социолога провести эксперимент, осуществить произвольное изменение условий, при которых происходит изучаемое явление. Таким образом, «применение положительного метода к юриспруденции повело к сравнительно-историческому изучению правовых явлений»49.
Вопрос о сравнительном правоведении как особой дисциплине стал предметом обсуждения на ряде международных конгрессов. Так, на Парижском конгрессе 1900 г. отмечалось, что сравнительное правоведение следует отличать от сравнительной истории права и социологии. От первой оно отличается тем, что не ограничивается простым констатированием юридических актов, но занимается еще и построением самостоятельных юридических конструкций. От социологии же сравнительное правоведение отличается тем, что имеет цели не теоретические, а прикладные — формирование политики права. Таким образом, история права, сравнительное правоведение и социология выстраивались в логическую иерархию в соответствии как с уровнем обобщения данных, так и со своими целями в области науки и практики. Сравнительному праву отводилась при этом промежуточная роль при переходе от простого накопления фактов (история права) к их теоретическому осмыслению (социология). Согласно такой классификации правовых наук, очевидно, являвшейся результатом рассмотрения их с позитивистской точки зрения, сравнительное правоведение призвано создавать идеальные типы правовых установлений. При этом теоретической основой такого метода являются сравнительная история права и социология. От первой сравнительное правоведение заимствует необходимые факты для сравнения, от второй — знание естественных законов социального развития, с которыми приходится иметь дело. В соответствии с этим область собственно сравнительного правоведения составляют критическое изучение всех отдельных законодательств с точки зрения экономической и социальной, определение общих черт между ними в соответствии с ходом социальной эволюции в целом, наконец, установление соответствующих правовых типов изучаемого юридического института, которые могли бы использоваться в юридической практике разных стран, однородных по своему социальному развитию.
Характерно при этом, что выступление на том же конгрессе Ковалевского было посвящено вопросу об отношении сравнительной истории права и социологии, а основная его идея состояла в том, что юридическая наука вообще и сравнительное правоведение в частности должны искать в социологии руководящую нить, установления стадий социальной эволюции, которыми, в свою очередь, определяются и фазисы развития права. Такой взгляд на сравнительную историю права Ковалевский отстаивал на протяжении всего научного творчества, подробно обосновав его уже в первых теоретических трудах. Наиболее полно этот подход обоснован в работе «Историко-сравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права», которая представляет собой его философское и социологическое кредо, явдяясь в то же время программой дальнейшей научной деятельности .
Констатировав тот факт, что сравнительно-историческое изучение права находится как в Европе, так и в России на стадии формирования (1880) и не имеет поэтому достаточной четкости в понимании своей сущности, задач и методов, Ковалевский вообще ставит принципиальный вопрос о том, что следует считать сравнительным методом применительно к исследованию права. Испытав влияние Мэна, Спенсера и Маркса, Ковалевский с самого начала однозначно отвергает узкоправовое, формально-юридическое понимание сравнительного права и отстаивает, по существу, чисто социологическую интерпретацию данных сравнительного права. Мы видели уже, как ученый критиковал Гнейста и вообще германскую юриспруденцию именно за то, что за изучением догмы права и отдельных юридических институтов они не видели социальных отношений, вызывавших эти нормы к жизни. Ковалевский подчеркивает, что без должного теоретического обоснования сопоставления, понимаемые как простая аналогия двух или большего числа законодательств, не имеют и не могут иметь научного значения. Коренной порок такого рода сравнений, применявшихся неоднократно к истории законодательств и политического строя Англии и Франции (Б. Констаном, Барантом и другими публицистами), состоит в том, что в основу его кладутся различные, а следовательно, несопоставимые стадии исторического развития социального процесса. Сопоставление законодательства и учреждений приобретает поэтому внешний, формальный характер, а практические выводы (скажем, о заимствовании тех или иных институтов другого государства) не только не состоятельны научно, но и не выполнимы практически. Надо сказать, что, критикуя здесь формальные сравнения историко-правового характера, Ковалевский фактически исходит из своего собственного философского миросозерцания, которое, как представляется, было достаточно оригинальным и во многом опережало современные ему воззрения большинства юристов старой школы. Характерен в связи с этим рассказанный Ковалевским впоследствии студентам эпизод его встречи с Г. Мэном — крупнейшим представителем нового воззрения на задачи сравнительного правоведения в Англии. Именно этим он и привлек Ковалевского, ставшего его учеником и последователем. Ковалевский рассказывал, что Мэн, желая убедиться в том, что имеет дело с человеком, обладающим определенным мировоззрением и научной подготовкой, попросил его, по своему обыкновению, написать по-английски реферат о каком-либо выдающемся представителе русской правовой науки, тем более что это позволяло ему ознакомиться с новым исследованием по истории русского и славянского права. Ковалевский выбрал книгу В. М. Сергеевича «Вече и князь»51, и английский ученый «пришел в изумление от обилия данных, которые здесь были собраны, и высказал мнение, что ряд положений, в нем установленных, труднее отстаивать на материале Западной Европы, чем на русском... Предшественник Сергеевича Кавелин, говоря об источниках, по которым можно восстановить древнейший период развития государства в России, указывал, что он сомневается в том, чтобы на основании летописей можно было прийти к каким бы то ни было положительным выводам на этот счет, поэтому Кавелин и советовал перейти к так называемому методу переживаний, т. е. искать в русском крестьянском быту следов учреждений, которые существовали в отдаленной древности... Если к исследованиям профессора Сергеевича прибавить еще то, что говорит в своем, можно сказать, классическом сочинении «Боярская дума» профессор Ключевский, то вы придете к тому заключению, что в русской и вообще славянской древности имеются все три элемента: князь, народное вече и княжеский совет в форме княжеской думы»52. Критикуя традиционную правовую школу в лице таких, например, юристов, как Г. Еллинек, Ковалевский противопоставлял им методы работы Мэна, который «знание источников соединил с редким свойством — необыкновенно изощренной научной фантазией, которая позволяла ему делать неожиданные сопоставления и из этих неожиданных сопоставлений приходить к блестящим выводам».
Указание на необходимость не всяких, а лишь стадиально сопоставимых периодов развития права и институтов наводит на мысль
о том, что ученый исходил при этом из идеи историзма в подходе к явлениям прошлого, что уже само по себе во многом отличало ею от той формальной юриспруденции, которую интересовала исключительно абстрактная норма права, взятая едва ли не в полном отрыве от времени, места и реального значения этого права.
Можно констатировать далее, что важнейшей идеей общего подхода ученого к историческому процессу была идея его закономерности. Иначе нельзя понять, каким образом в прошлом разных народов отыскиваются одни и те же или, по крайней мере, сходные ступени развития, тем более что внешним факторам Ковалевский не склонен был придавать серьезного значения. Наконец, третьей существенной особенностью подхода ученого следует признать представление об объективном и поступательном характере развития общества, чем обусловлена определенная последовательность перехода от одной стадии развития к другой. В связи с этим интересно отметить вполне верное воззрение Ковалевского на роль заимствования тех или иных социальных и правовых учреждений другого народа: он считал, что оно имеет успех лишь тогда, когда подготовлено объективно, а в противном случае проходит, не оставляя никаких следов. Примером тому, по его мнению, могут служить попытки перенесения английских нравов, обычаев или институтов на континент, прежде всего во Францию, без учета того, что эти страны находились на двух совершенно различных ступенях развития.
Излагая свою точку зрения по этому вопросу, Ковалевский подчеркивает, что простое сравнение между законодательствами двух стран без учета того, в какой мере одна из них отстала от другой в своем общественном развитии, и бесполезно, и опасно. С одной стороны, из факта случайного сходства или различия нельзя выводить научных заключений. С другой — принимая произвольные заключения за научный вывод, можно прийти к ошибкам в практической деятельности. Отметим, что Ковалевский весьма сочувственно относился к позиции Спенсера, высказавшего в переписке с одним японским деятелем убеждение в том, что Япония еще не достигла той стадии общественного развития, на которой возможно введение в ней конституционных учреждений по английскому образцу, и, более того, считал целесообразным продолжение политики изоляционизма с целью сохранения и органического эволюционного развития традиционных структур, обычаев и ценностей японского народа. Сам же Ковалевский высказал как-то афоризм: «Во Франции я республиканец, в России
-
сторонник конституционной монархии». Слова эти, как, например, и другое его утверждение — о том, что в России женщины не должны допускаться к голосованию наравне с мужчинами (так как традиционная структура крестьянской семьи исключает их самостоятельную позицию)5 , в свое время вызывавшие многочисленные протесты и действительно отражавшие некоторый консерватизм политических воззрений ученого, в значительной мере были в то же время научным выводом, основанным на сравнении социально-экономического развития Европы и России.