Файл: Медушевский А.Н. - История русской социологии.(1993).doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.11.2020
Просмотров: 2802
Скачиваний: 14
Разделяя эти распространенные настроения, Милюков, однако, считал, что большевизм не может переродиться и объективно оказывается все более изолированным от остальной части общества. Из этого следовал вывод о неизбежности завершения экономической реакции политическим переворотом, потенциально открывающим возможности для умеренных элементов эмиграции. Как показала история, расчет этот, основанный на применении французской модели к русским условиям, должен быть признан либо соверешнно неверным, либо верным лишь отчасти, а основной его порок коренится, вероятно, в том, что действующие лица делают все возможное, чтобы помешать повторению событий, ведущих к их гибели. СССР предстояло не развитие нэпа и реставрация капиталистических отношений, а насильственная коллективизация сверху, не демократизация, а сталинский террор, по числу жертв оставивший далеко позади эпоху революции и гражданской войны. Тем не менее позиция Милюкова отнюдь не была совершенно беспочвенной и содержала в себе несомненное рациональное зерно. Милюков как ученый и историк и здесь оказался дальновиднее Милюкова-политика и тактика.
Рациональный элемент воззрений Милюкова в эмиграции, как и в предшествующий период, состоит, на наш взгляд, прежде всего в интерпретации им существа и перспектив развития советской государственности, политической системы и организации власти, которую он оценивал гораздо более трезво и реалистично, чем кто-либо другой в эмиграции. Констатируя неизбежность политического термидора в СССР, Милюков особенно внимательно анализировал расстановку сил в партийной олигархии после смерти Ленина. Главным вопросом развернувшейся борьбы за власть он считал отношение к ленинскому революционному наследию, постепенный отказ от него, переход от «идеализма» к реализму. В данной перспективе «триумвират» оказывался лучше самого вероятного преемника Ленина — Троцкого, а Сталин лучше триумвирата. «Правда,— писал позднее Милюков,— первая «дискуссия» декабря 1923 г. кончилась поражением «троцкизма», символизировавшего тогдашнюю оппозицию, и торжеством Зиновьева и «учеников Ленина». Но в конце 1925 г. мы уже присутствовали при расколе самих этих «учеников», пресловутой «тройки», которая в споре потеряла право быть единственными толкователями евангелия Ленина. Победил лицемерный оппортунизм Сталина, скрывавший неизбежные уступки под маской верности старым принципам...»50 Тот факт, что партия после смерти Ленина предпочла Сталина Троцкому, является, по мнению Милюкова, глубоко символичным: это был сознательный отказ от идей всемирной или перманентной революции, предпочтение стабилизации власти сухой и безжизненной доктрине. В этом отношении понятен и новый подход к проблеме термидора, который, как считает теперь Милюков, оказался возможен в рамках существующей в СССР политической системы. «Термидор,— писал он,— есть действительно перерождение тканей,— сама революция, принявшая новый аспект, а не отрицание революции, не «контрреволюционный» переворот» . Такой вывод, по существу, окончательно сближал позицию Милюкова со сменовеховской и делал его отношение к «обновленной» советской власти более терпимым. Только в этом контексте можно понять, почему Милюков не пересмотрел своего отношения к Сталину в последующий период проведения им «революции сверху» — коллективизации с катастрофическими последствиями, а также процессов 1937 г., которые он считал естественным завершением термидора и окончательной расправой со сторонниками ленинизма в партии.
Интересно, что, оценивая происходящие в СССР изменения, Милюков давал им интерпретацию, весьма сходную с той, которая была предложена Троцким в его известной книге «Преданная революция». Как и Троцкий, Милюков считал, что победа Сталина объясняется главным образом работой безликого бюрократического аппарата в условиях затухания революции. Однако в отличие от Троцкого Милюков, как истинный государственник, видел в этом не только и не столько отрицательное явление, сколько позитивный процесс. Воспринимая Сталина вполне трезво, Милюков в то же время считал, что Сталин попросту делает грязную работу истории, уничтожая большевиков и дух Брест-Литовска в партии. «Разочароваться» в Сталине мог, считал он, поэтому только тот, кто вообще был очарован Октябрьской революцией и большевизмом. В этой связи интересно отметить, что не только Милюков проявлял значительный интерес к Сталину, но и, наоборот, Сталин — к Милюкову, точнее, его газете, которую он, не зная иностранных языков, явно предпочитал как русскую и одновременно иностранную .
В эмиграции Милюков, как и ранее, в бытность его министром иностранных дел Временного правительства, исходил из того, что как бы сильны ни были расхождения с советским режимом представителей оппозиции, это никоим образом не должно было отразиться на целостности государства и незыблемости его границ. Правительство, политическая и социальная система, полагал он, могут измениться, но Россия как государство должна оставаться единой и неделимой, каких бы человеческих и материальных жертв это ни стоило. Эта великодержавная и националистическая позиция заставляла Милюкова отрицательно относиться к тому крылу эмиграции (возглавляемого П. Б. Струве), которое считало возможным объединить усилия всех антибольшевистских сил за пределами СССР для организации иностранной интервенции. С другой стороны, Милюков таким образом приходил к поддержке внешней политики СССР и считал своим долгом поддерживать ее в издаваемой им газете. Внимательно следя за развитием сложной международной обстановки в годы, предшествующие второй мировой войне, Милюков, как и ранее, склонялся к идее союза СССР с Англией и Францией против Германии, тем более что Гитлер не скрывал своих агрессивных намерений в отношении СССР. Поэтому он резко осуждал соглашение Сталина с Гитлером в 1939 г., называя его предательством Англии и Франции. С вступлением СССР в войну Милюков, как и многие другие лидеры эмиграции, целиком переходит на патриотические позиции. В это время он постепенно отходит от научной и публицистической работы, которая почти прекратилась с тех пор, как газета перестала выходить в 1940 г. Умер Милюков на юге Франции в маленьком городе Экс- ле-Бэн в Савойских Альпах в 1943 г. Он успел дожить до битвы под Сталинградом и в последние дни жизни с нарастающим волнением следил за началом наступления Советской Армии, успехами которой гордился. В его комнате можно было увидеть в это время карту Европы, на которой разноцветными бумажными флажками была отмечена линия русского фронта. Незадолго перед смертью Милюков написал известную статью под названием «Правда о большевизме», которую многие современники считали его окончательным примирением с советской властью. Основная идея этой статьи, размноженной на ротаторе и тайно распространявшейся среди русских во Франции периода оккупации, состояла в том, что в экстремальной ситуации войны, когда необходимо было сделать выбор между Гитлером и Сталиным, встать на сторону последнего. Сравнивая Сталина с Петром Великим, Милюков усматривал в их деятельности фундаментальное сходство. Оно заключалось в принесении ими народа в жертву великодержавию России. Отсюда известный вывод: «Когда видишь достигнутую цель, лучше понимаешь и значение средств, которые привели к ней». Эти слова свидетельствуют скорее об идеализме, чем о макиавеллизме Милюкова, стремлении понять прошлое и настоящее, но не оправдать худшие его стороны.
История России рубежа двух веков —XIX и XX — знает немало выдающихся личностей — ученых, писателей, политических деятелей. Оценка их места и роли в ходе великих социальных потрясений этого времени — социальных кризисов, революций, войн — во многом еще нуждается в уточнении. В ряду наиболее ярких деятелей той эпохи несомненно стоит и П. Н. Милюков — свидетель и активный участник поразительных исторических событий. Являясь наследником выдающихся научных достижений предшествующего времени, Милюков переосмыслил их в новых исторических условиях, обогатив опытом современных ему событий. В результате был создан ряд фундаментальных научных трудов, теорий и концепций, которые во многом не утратили своего научного значения до настоящего времени. Во всяком случае, можно отметить их значительное влияние на современную западную литературу по русской социологии.
Глава 9
К СОЗДАНИЮ СОВРЕМЕННОЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ.
П. А. СОРОКИН
§ I. Истоки и основные компоненты философских и общесоциологических взглядов П. А. Сорокина. Основные этапы разработки социологической теории. Система социологии, g 2, Социологические исследования в России. Теория социальной и культурной динамики. Сорокин и современная социологическая
мысль
g 1. Проблема преемственности в науке совершенно обоснованно становится предметом изучения в настоящее время. Действительно, понять общественно-историческое место и содержание той или иной философской теории, социологической и политической доктрины можно лишь обратившись к истокам ее формирования, характеристике основных этапов развития и окончательного становления. Проанализируем с этой точки зрения социологическую концепцию П. А. Сорокина — одного из крупнейших социологов XX в., идеи которого оказали очень большое влияние на всю современную науку об обществе. Рассмотрение взглядов Сорокина целесообразно осуществить по следующим основным структурным компонентам и направлениям их эволюции: философские методы, теоретическая социология, конкретная социология и практическое ее применение в исследовании отдельных социальных процессов и явлений.
В развитии философских и общесоциологических взглядов Соч рокина объективно прослеживается ряд основных этапов — становление, развитие (кризис) и последующее восстановление на новом уровне. Этот факт отмечал и сам Сорокин в своих автобиографических произведениях . Огромное влияние на становление его взглядов оказала первая русская революция, когда молодой радикальный мыслитель в поисках научного объяснения происходящих событий знакомится с различными философскими теориями и социально- политическими доктринами, дополнявшимися щ зктическим участием в революционном движении. «Эти дискуссии,— вспоминал он,— плюс чтение работ Маркса, Михайловского, Лаврова, Плеханова, Ленина, Кропоткина и Толстого, так же как сочинений Дарвина, Гегеля и других эволюционистов и философов, познакомили меня достаточно хорошо с некоторыми из основных сочинений революционных мыслителей и некоторых философов и ученых» . По определению самого Сорокина, в философском отношении система его взглядов «была вариацией эмпирического неопозитивизма или критического реализма, основанного на методах логики и эмпирической науки», а свои социологические взгляды он определяет как «разновидность синтеза социологии эволюцио! ного развития Конта — Спенсера, исправленной и дополненной теориями таких русских ученых, как Михайловский, Лавров, де Роберти, Петражицкий, Ковалевский, Ростовцев, Павлов, Толстой, Достоевский и Жаков, и теориями Дюркгейма, Зиммеля, Be** бера, Штаммлера, Парето, Маркса и других западных ученых...»3. Третий период явился результатом переосмысления не только предшествующих философских взглядов, но прежде всего новой исторической реальности, порожденной мировой войной и революцией. В этот завершающий период Сорокин закончил создание своей известной «интегральной» социологической концепции.
Для понимания философских основ теоретических воззрений Сорокина, в конечном счете определивших эволюцию и окончательное оформление его социологической системы, очень важно обратиться к изучению той научной традиции, в которой он сформировался в качестве ученого. В этом отношении весьма информативно обращение к трудам непосредственных предшественников и учителей Сорокина
-
Е. В. де Роберти (у которого он учился и специализировался в Психоневрологическом институте), М. М. Ковалевского (личным секретарем которого он был с 1912 до 1916 г.) и Л. И. Петражицкого (лекции которого по праву в Петербургском университете оказали значительное влияние на его социологические взгляды). Подчеркнем в связи с этим, что в трудах де Роберти, Ковалевского, Н. И. Кареева, других ученых, а отчасти и первых работах Сорокина мы находим, во-первых, констатацию самого факта — появления социологии как особой науки, во-вторых, стремление определить ее границы, предмет и метод; в-третьих, установить характер ее отношений с другими науками. Так, в трудах представителей данного научного направления было дано теоретическое обоснование отделения социологии от таких наук, как биология, с одной стороны, и социальная психология (или психофизиология) — с другой. Исходя из этого, Е. В. де Роберти указывал, что «главная задача социологии, объединяющая собой все остальные, состоит в открытии законов, управляющих возникновением, образованием и постепенным развитием высшей, надорганиче- ской или духовной формы мировой энергии»4. В свою очередь, М. М. Ковалевский определял социологию, по Конту, как «науку о порядке и прогрессе или, точнее, организации и эволюции общества» и подчеркивал специфику ее предмета как по сравнению с философскими дисциплинами (философия истории, история цивилизации, социальная психология), так и конкретными общественными науками (этнография, этнология, политическая экономия, археология и др.). То новое, что внес Сорокин в обоснование социологического метода, лучше прослеживается по материалам, характеризующим отношения учителей и ученика в период становления его взглядов.
Становление взглядов Сорокина происходило под сильным влиянием правовой науки конца XIX— начала XX в., своим развитием подготовившей переход к ряду социологических концепций современности. Наиболее выдающимся ее представителем явился JI. И. Петражицкий, которого много лет спустя Сорокин не случайно назвал «возможно, величайшим исследователем права XX в.»6. В период студенчества в Петербургском университете Сорокин специализировался по кафедре уголовного права, при которой и был оставлен для приготовления к профессорскому званию. В эти и последующие годы, как показывают материалы его архива, Сорокин является внимательным слушателем лекций Петражицкого, работает в области сравнительного изучения уголовного права ряда стран, анализирует специально те отрасли гражданского и уголовного права, которые непосредственно соприкасаются с правом административным7. Идеи Петражицкого о решающей роли правовых норм, активной роли права в формировании социальных институтов, подразделении права на официальное (государственное) и неофициальное (правовое сознание) стали предметом осмысления Сорокина8. Данная теория, явившаяся одним из истоков ведущего направления — бихевиоризма в американской психологии и социологии, стала основой собственно правовых воззрений Сорокина, что особенно четко прослеживается по его специальным трудам в области права. Как и Петражицкий, Сорокин приходит в результате анализа правовой нормы к заключению
о том, что право в принципе можно рассматривать «как психическое явление (правовое убеждение)», которое заключается «в сознании каждого из нас, в нашей психике»9. Право и законы, считает Сорокин,
-
все это «материальное» воплощение правовых убеждений, которые реализуются или объективируются в устных суждениях, символически-правовых обрядах, письменных законах, поведении и поступках людей, во всей социально-политической организации общества. В основу этой концепции положено, следовательно, поведение людей как фактор, вырабатывающий определенные нормы, постепенно регулирующие его. Право выводится из бессознательных шаблонов поведения людей, закрепленных подражанием. «Момент осознания бессознательных шаблонов поведения и превращения их в правовое убеждение, сопровождающееся распределением прав и обязанностей, и должен считаться за момент возникновения права. Только после долгого периода взаимной борьбы мало-помалу установились общие правила, частью принятые с общего согласия, частью принудительно навязанные победителем побежденному», а в дальнейшем право закрепляется в законах и санкционируется государством. Так возникает различие «официального» и «неофициального» права, которые могут совпадать, а могут и не совпадать в истории. Исходя из этого (и в соответствии с концепцией Петражицкого), Сорокин подчеркивает и специально выделяет роль права как самостоятельного фактора, влияющего на общественную жизнь и поведение человека («дрессирующая роль права»).
Другим направлением сильного идейного влияния на Сорокина явились взгляды М. М. Ковалевского, о чем имеется немало документальных свидетельств. Особенно высоко оценивал Сорокин его основные труды — «Социология», «Современные социологи», (заботы по сравнительной истории права и политических институтов . Большое впечатление производила на него и личность Ковалевского, его эрудиция, широкий круг научных и культурных связей с выдающимися людьми своего времени, среди которых Сорокин, в частности, называет Фюстель де Куланжа, Гекели, Тарда, Дюркгейма, Бергсона, Спенсера, Тейлора, Вандервельде, Верхарна, а также К. Маркса11. В качестве секретаря Ковалевского Сорокин имел возможность познакомиться с идеями выдающихся западных социологов своего времени. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Сорокину от Дюркгейма, где выражается удовлетворение в том, что его идеи получили распространение в России . Идейное влияние Ковалевского сказалось у Сорокина в воззрении на общество как на сложный социальный организм, изучение которого должно вестись на позитивной основе, с точки зрения сущего, а не должного.
Определенное влияние на социологическую концепцию Сорокина оказало учение лидера неопозитивистов де Роберти, которого он признавал «одним из крупнейших мыслителей и, во всяком случае, одним из социологов «первого разряда»13. Уже в первых своих работах де Роберти ясно определил свою биосоциальную концепцию, согласно которой социология наряду с естественными науками изучает определенный вид бытия — человеческое взаимодействие. В соответствии с этим вся психика, а следовательно, и вся культура представляют собой реализацию этого взаимодействия — результат общественного (или «соборного») опыта. Идея о специфике объекта социологии, психики и культуры как результата взаимодействия и, наконец, сама идея взаимодействия людей как основы общественной структуры были восприняты Сорокиным и нашли выражение в его итоговой социологической концепции. Влияние взглядов де Роберти на первые крупные работы Сорокина отмечалось критикой14. Весьма информативна обнаруженная нами переписка де Роберти с Сорокиным, в которой нашли отражение первые шаги по организации изучения и преподавания социологии в России. Среди них — организация социологического кружка де Роберти, подготовка к изданию первых томов «Новых идей в социологии», обсуждение новейшей научной литературы15. Стремление в последующие годы вновь осмыслить историю социологии в России, ее место в мировой социологической мысли нашло отражение в серии очерков, посвященных Л. И. Пет- ражицкому, М. М. Ковалевскому и Е. В. де Роберти в книге Сорокина «Современные социологические теории» . Своеобразным опытом синтеза воззрений трех социологических концепций, а также попыткой интеграции методов трех дисциплин — социологии, права и психологии явился первый труд Сорокина «Преступление и кара, подви и награда» . Поставив своей задачей социологическое изучение такиз важнейших социальных феноменов, как преступление и наказание, подвиг и вознаграждение, автор раскрыл эту проблему в сравнительно-исторической перспективе, с привлечением большого фактического материала по истории соответствующих норм уголовного права, истории религии, социальной психологии. Не случайно книга получила высокую оценку специалистов — Ковалевского (написавшего к ней предисловие), де Роберти и ряда других. «Это превосходная вещь,— писал де Роберти автору,— очень и очень ценный вклад в нашу молодую науку, труд, которым может гордиться европейская социологическая литература, не говоря уже о русской»18. Критикуя в своей книге нормативный подход в общественных науках (с точки зрения должного, а не сущего), в частности Гуссерля, Риккерта и Кроче, Сорокин формулировал свой метод следующим образом: «Остается для доказательства только один путь: именно путь каузального изучения моральных явлений, путь сравнительно-исторического и индуктивного исследования... это путь уже не исхождения от «нормы» и должного, а путь изучения сущего, того, что есть, путь восхождения от «сущего» к должному». Центральной проблемой исследования становится социальное взаимодействие: «социальное явление — объект социологии — есть прежде всего взаимодействие тех или иных центров или взаимодействие, обладающее специальными признаками». Таким образом, под социальным явлением понимается социальная связь, имеющая психическую природу и реализующаяся в сознании индивидов, выступая в то же время по содержанию и продолжительности за его пределы. Следовательно, уже в первой работе Сорокина мы находим те основные идеи (теория факторов, взаимодействие, психологическая мотивация поведения), которые легли затем в основу его социологической концепции.