Файл: Йенский романтизм.doc

Шлегель был одним из тех, кто (вслед за Гёте) обратился к восточной культуре, написав книгу "О языке и мудрости индусов" (1808) и сделав ряд переводов индусских текстов. Близость индусского и германского мироощущения того времени отмечают современные исследователи. Восточные тексты вошли в круг интересов немецких романтиков, о чем свидетельствуют оценки этих произведений, сделанные И.Г. Гердером, Ф. Шлегелем, Ф. Шеллингом. Ранее восточные тексты попали в круг интересов Г. Гегеля, однако его оценки страдают фрагментарностью, односторонностью и носят явно европоцентричный характер. Шлегель в своей книге проявил большую терпимость к инаковости восточной философии, однако и он не избежал европоцентристского подхода в осмыслении ее основных положений и соблазна "примерить" их к европейской культуре. Предчувствуя, что открывает новую эру, он сравнивал проникновение индийской культуры в Европу (которому он в некоторой степени содействовал) с Ренессансом античности. Уже в XVIII веке восточные идеи — художественные, религиозные, эстетические, этические, философские — начали проникать в Европу, разрушая сложившийся в прошлом веке европоцентризм, вливаясь в так называемое "интертекстуальное поле" западной культуры.

Романтизм в музыке сложился в 20-е годы XIX века под влиянием литературы романтизма и развился в тесной связи с ним, с литературой вообще (обращение к синтетическим жанрам, в первую очередь к опере, песне, инструментальной миниатюре и музыкальной программности). Характерное для романтизма обращение к внутреннему миру человека выразилось в культе субъективного, тяге эмоционально-напряженному, что определило главенство музыки и лирики в романтизме.

У немецких романтиков был интимный, лирический стиль/

Музыка, по мнению романтиков, лучше других видов искусства отражает человеческое чувство. И эпоха романтизма - это прежде всего время расцвета симфонической музыки. В этот период гениальный композитор появляется едва ли не у каждого народа. В Германии - Франц Шуберт (1797—1828) и Роберт Шуман (1810—1856),

Начиная с Шуберта композиторы вовлекают в общеевропейский музыкальный язык интонационные обороты старинного, преимущественно крестьянского фольклора своих стран. Шуберт как бы очистил народную немецкую песню от лака австро-немецкой оперы, Мендельсон широко опирается на бытовую немецкую песню.

Философское значение немецкого романтизма в наибольшей степени определяется интересом писателей, поэтов-романтиков к вопросам философии истории, к социально-политическим проблемам прошлого и современности, к эстетическим темам, к теории и методам творчества, в частности литературы. Важнейшим обстоятельством было непосредственное участие романтиков в философских дискуссиях своего времени.

Германия стала знаменита романтической философией, музыкой, обработкой национального фольклора.

Поставленные еще Платоном проблемы соотношения искусства и философии, искусства и науки, познавательных возможностей искусства и отношения его к истине в воззрениях романтиков, как впоследствии и в модернистский период, все более склоняются в сторону приоритета искусства в сравнении с другими формами знания.

Ведущую роль в постижении мира приобретает продуктивное воображение: живую динамику "бесконечного" нельзя фиксировать в мертвых понятиях, ее можно только "открывать и созерцать" в намеках и предчувствиях — в художественных образах, символах. История сознания — это история воображения, "поэтического разума", созидающего символы. Шлегель определяет символическую форму как то, что выражает собой целое, бесконечное, постижимое только символически или аллегорически. Такими символами бесконечного являются минералы, растения, животные, математические фигуры и т.п.: все чувственные явления — это только "буквы", которыми пишет "дух". В романтической среде распространилось воззрение на природу как бессознательный творческий процесс (Шеллинг, Новалис), которому подражает сознательное творчество художника.

Постепенно в романтической философии искусства оформилось представление об особой специфике познания мира художником и об особой ценности этого познания. И среди знаменующих такую специфику черт выступает в первую очередь универсальность художественного познания, направленного безгранично и свободно на "все" внешнее и внутреннее, на "все" их взаимосвязей. Таким образом, речь прежде всего может идти о специфике "предмета" художественного познания — безграничного и универсального, — и в этом отличающегося от материала, познаваемого наукой либо же простым, обыденным воззрением. Во-вторых, речь должна идти о специфике способа художественного познания. Универсальность мира, воплощенная в романтической поэзии или музыке, может быть схвачена и философски. Но, по мысли романтиков, подлинная универсальность не охватывается философской систематикой, ибо сама она есть поэтическое взаимодействие духа и мира. Поэтому Шлегель так настаивает на "снятии" поэзией философии. Такая позиция разделялась всеми романтиками.

С эпохой романтизма началось не только формирование нового мироощущения, но, соответственно, начался распад старых, отживших художественных форм, сформированных в предшествующие столетия. И если романтизму предшествовали стили в искусстве, то романтизм не стиль, "романтизм есть одиночество, все равно бунтующее или примиренное; романтизм есть утрата стиля!" Он выделяет следующие черты художественной ситуации, сложившейся в эпоху романтизма: утрата стиля, иррациональная основа художественного творчества, возрастающее в течение всего XIX века чувство покинутости, одиночества творческой души. Вейдле считает, что постепенно с утратой стиля пришло бессилие разных искусств: вначале в архитектуре и прикладных искусствах, затем в музыке, живописи, поэзии и в искусстве слова и пр. Романтизм Вейдле рассматривает как волю к искусству, как осознание необходимости искусства на фоне его утраты, поэтому романтизм — это болезнь, полагает Вейдле. Но болели этой болезнью, признает он, великие души, гении.

В романтизме нашли свое воплощение новые идеи не только относительно природы искусства, особенностей художественного творчества, соотношения философии и искусства, познавательных возможностей последнего, но поставлена проблема формирования целостного мировоззрения, преодолевающего разрыв между отдельными сферами знаний, что получило дальнейшее развитие в последующей теоретической мысли и художественной практике.

ГЛАВА 15

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Судьбы французской культуры, и в частности литературы, складываются под знаком приятия или отрицания великого социально-политического переворота - Французской революции 1789-1794 гг. Эта проблема остается важнейшей и в XIX в., усиливая остроту восприятия писателями последующих революций - 1830 г., 1848 г. и Парижской Коммуны. Даже недруги говорили о ее исторической закономерности. Находившийся в эмиграции после поражения коалиции феодальных государств Франсуа Рене де Шатобриан (1768- 1848), озаглавив свое первое произведение «Опыт исторический, политический, моральный о прошлых и нынешних революциях, рассмотренных в связи с французской революцией» (1797), показывал неизбежность краха старого режима и тщетность надежд на его восстановление. Многозначительно рассуждение о революции, вложенное Шарлем Нодье (1780-1844) в уста героя повести «Изгнанники» (1802): «Нет, это всеобщее потрясение основ вовсе не следствие злодейского замысла, который вынашивала под покровом нескольких ночей кучка фанатиков и мятежников, это дело всех предшествующих столетий»... Нодье утверждал, что благодаря революции «история становится школой для потомства». Таким образом, он зафиксировал существенную сторону мировосприятия своих соотечественников, развившегося в условиях общественных потрясений. Прямо или косвенно это выразилось в литературе Франции XIX столетия, ее философии, искусстве. [212]

Менялось восприятие исторического процесса и роли человека в истории. Шатобриан, например, отрицал прогрессивность общественного развития и трактовал историю как бессмысленный круговорот событий. Противоположной точки зрения придерживался Беранже. «Слава Франции,- писал он,- в том, что она совершила большую политическую, но и гигантскую социальную революцию. 89-й год породил новые элементы цивилизации». Беранже несомненно причислял к элементам новой цивилизации прогрессивные социально-политические системы, распространенные в радикально настроенных кругах французского общества, в том числе и в среде пролетариев, приверженность которых учениям утопического социализма в «Манифесте Коммунистической партии» были обоснованы К. Марксом и Ф. Энгельсом тем, что они, эти учения, «защищают главным образом интересы рабочего класса как наиболее страдающего класса».

Обнажение утопическими учениями социальных противоречий безусловно повлияло на формирование прославленной французской исторической школы, выдвинувшей в качестве решающего фактора общественного прогресса борьбу классов. В этой связи важно отметить, что один из самых влиятельных среди французских историков начала века О. Тьерри начинал как ученик и соратник Сен-Симона, их содружество выразилось даже в написании нескольких совместных работ. И хотя Тьерри и другие представители исторической школы (Гизо, Минье, Барант и др.) не распространяли закон классовой борьбы на буржуазное общество, их подход к прошлому означал утверждение историзма и оказывал влияние на общественную мысль, обращенную к современности. Заметим, что литературоведение как наука, представленное Сент-Бевом, Сен-Марк Жирарденом и рядом других теоретиков литературы, развилось под влиянием новой исторической школы. Она бесспорно оказала влияние и на художественную литературу.

Все французские писатели начала века независимо от своих политических привязанностей и симпатий почувствовали необратимость перемен, историческую связь частной судьбы с историей, неизменную потребность человека заглянуть в глубь собственной души, объяснив ее противоречия и сложности. Рождение в 20-х годах исторического романа на французской почве было инспирировано историографической наукой, выработкой [213] научной концепции историзма XIX в., утверждавшего не только нравственный смысл всего происходящего в истории, но и активную роль личности в прогрессивном движении человечества.

Литературная жизнь Франции отчетливо демонстрировала свою зависимость от общественной борьбы. Классицизм, существовавший в течение двух веков, воспринимался и как живое, развивающееся явление в эпоху революции XVIII в., служил пропаганде ее идей, ее деяний, ее героев. После 9 Термидора, особенно в период Консульства и Империи, традиции классицизма XVII в., противопоставляемые классицистским традициям XVIII в., превозносятся как искусство, будто бы поддерживавшее неограниченную власть самодержцев в гармонических художественных формах. Лагарпу и Баттё, авторитетным в начале века, была чужда гибкость определений, присущих «Поэтическому искусству» Буало, хотя ссылки на знаменитый трактат служили основой для их рассуждений. Таким образом, как в области эстетики, так и в художественном творчестве образовался достаточно крепкий барьер на пути к обновлению искусства.

А между тем еще в пору Великой французской революции наряду с классицизмом возникали предпосылки для возникновения тех тенденций, которые дали о себе знать в конце 20-х - начале 30-х годов.

Конечно, надо принять во внимание и силу традиции - двухвековой приоритет классицизма в области теории и практики поэзии. Французским писателям трудно было перешагнуть через авторитет привычного и признанного, утверждая новый метод. И все же переворот в мироотношении французов давал о себе знать в изменении концепции мира и человека, а с нею и художественного видения. Наиболее остро стоял вопрос о романтизме, широко развивавшемся в странах Европы. Противники нового направления объявляли романтизм явлением иноземным, имеющим во Франции право существовать разве только в виде жанровой разновидности. Однако уже в 1796 г. появляется книга Жермены де Сталь «О влиянии страстей на счастье людей и народов», в которой писательница размышляет о духовном мире, о вынужденной свободе человека, утверждая, что изучение человека в отдельности может подготовить «рассмотрение последствий их объединения в общество». И в этой связи она превозносит любовь - [214] «страсть, где меньше всего эгоизма». В этой ранней работе Жермены де Сталь очевидно внимание к индивиду, столь характерное для романтизма. Писательница развивает и усложняет свои идеи в следующей книге «О литературе в ее связи с общественными установлениями» (1800), где отчетливо просматривается стремление писательницы связать рассуждения о свободной личности с нравственными устоями общества в целом. Однако, размышляя о добродетели, де Сталь по-новому характеризует средневековье как период, когда были сделаны «гигантские шаги и в распространении просвещения, и в развитии нашего интеллекта». В этой связи она придает первостепенное значение христианству как стимулу для «усовершенствования человеческого духа». Близкую этому идею развивает Рене де Шатобриан, хотя в отличие от Жермены де Сталь его отношение к Французской революции и связанному с ней Просвещению была иным.

ГЛАВА 16

РАННИЙ ФРАНЦУЗСКИЙ РОМАНТИЗМ

Франсуа Рене де Шатобриан (1768- 1848) - младший сын из знатной, хотя и обедневшей бретонской дворянской семьи, был тесно связан с аристократической средой, считал своим долгом служить ее интересам. Вместе с тем он испытал влияние просветительской мысли и, прибыв в Париж с намерением сделать военную карьеру, довольно критически отнесся к коррупции двора и церкви, увлекся книгами Жан Жака Руссо, вознамерился написать произведение во славу патриархальной простоты и «естественного», не тронутого порочной цивилизацией человека. Революцию Шатобриан, однако, не принял. Сначала он покинул Францию, отправившись с географической экспедицией в Америку; после возвращения на родину в 1792 г. примкнул к контрреволюции, вступил в армию Конде, а затем эмигрировал в Англию, где провел около восьми лет. Там он написал прославивший его в среде эмиграции «Опыт о революциях» (1797) - произведение, проникнутое глубокой враждебностью к недавним великим событиям во Франции. Вскоре Шатобриан начинает [215] работать над самым известным своим философским сочинением - «Гений христианства» (закончен еще в эмиграции, но издан после возвращения во Францию в 1802 г.). В этом огромном трактате Шатобриан надеялся вернуть престиж католицизму, дискредитированному просветителями. В этой связи он уделяет большое внимание эстетической ценности христианской религии, обращающей взор художника к сложности внутреннего мира человека и подтверждающей всемогущество Бога величием своих обрядов, великолепием архитектуры, торжественностью картин природы. С возвращением Шатобриана на родину начинается его политическая карьера, перипетии которой - наглядное свидетельство его эгоцентризма, порою близкого к авантюризму. К. Маркс, знакомясь с архивами Веронского конгресса Священного союза (1823), возмутился поведением Шатобриана, который, будучи посланником Франции на конгрессе, заигрывал с Александром I и объявил от имени своей страны готовность участвовать в разгроме испанской революции. Бурбоны медлили с подобным решением, их останавливал дух свободолюбия, царивший в армии. Опасения Бурбонов оказались напрасными: изрядно «очищенное» от ветеранов войско не воспротивилось интервенции. Но Шатобриану не простили самоуправства - он был лишен своего поста, что способствовало его переходу в стан оппозиции Бурбонам. Не складывались его отношения и с церковью: слишком субъективно с точки зрения блюстителей веры истолковывались в «Гении христианства» ее догматы, чрезмерно много внимания в трактате уделялось эмоциям, вызванным торжественностью богослужения, архитектурой храмов и прочими чисто внешними аксессуарами. Одним из важных положений трактата, обосновывающих преимущество христианства перед политеизмом, является сопоставление произведений поэтов-язычников и творений писателей-христиан. Шатобриан приводит множество примеров в подтверждение своей правоты, показывая, что христианство означало новый подход к изображению человека, поскольку обратило внимание на внутренний мир личности - сложный, противоречивый. Выдвигая идею «смутности страстей», автор «Гения христианства», по сути дела, формулирует основополагающий принцип романтизма - субъективность. По ходу рассуждений дают о себе знать и другие, тоже присущие романтизму особенности, например восхваление [216] величия природы и пробуждаемых ею эмоций. Правда, в трактате эта тема трактуется как наглядное проявление всемогущества Творца. Той же цели подчинена хвала великолепию старинных соборов, построенных людьми во славу своего небесного господина. Наибольший интерес представляет второй раздел книги «Гений христианства», связанный с рассмотрением поэтики христианства. Анализируя эпические поэмы, сравнивая их сюжеты с сюжетами мифологическими, Шатобриан полагает, что христианское чудесное сменяет языческую фантастику и что возвращение к человеку делает поэзию богаче, интереснее, значительнее. Категория страстей анализируется писателем в полном соответствии с теми изменениями, которые произошли в человеческом обществе после принятия христианства. Необходимо отметить две важные мысли, которые формулирует Шатобриан: мысль о нравственном содержании страсти в новое время (гордость была в языческие времена достоинством, теперь это недостаток), а также положение о «смутности страстей», которое является основополагающим при характеристике романтического героя.