Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

начинают видеть в 

единичном отнесенном к Богу историческом 

процессе его становления.

Нас  не  интересуют  здесь  все  многообразные  философско- 

исторические  теории,  возникшие  на  этой  почве.  Ясно,  что  их 
понятие  и  их  расчленение  исторического  универсума  имеют  с 

логической точки зрения такую же структуру, как и обрисованное 

выше  понятие  и  расчленение последнего исторического  целого. 
А что,  как это особенно  важно для  нас,  их основные  принципы 
суть понятия  ценности, это ясно уже из того, что все эти теории 
носят философско-религиозный характер:  Бог есть абсолютная 
ценность, к которой все относится.  Но простое отнесение к цен­
ности  не  удовлетворяет.  Всемирная  история  хочет  быть  своего 
рода «судом мира», и притом в ином, нежели у Шиллера смысле. 
Она хочет пока, так сказать, дать лишь отчет о ценности истори­

ческого процесса, а Бог уже затем на страшном суде произнесет 

в соответствии с ним свой окончательный приговор.

Что  же  лишило  все  эти  философско-исторические  теории 

почвы  под  ногами  и  вызвало  характеризующий  вторую  эпоху 
поворот  в  сторону  скептицизма? Сделал это главным обра­

зом  переворот в представлениях о космосе,  происшедший в на­
чале  современной эпохи.  Переворот этот и  в настоящее время 
еще  не  лишен  значения,  ибо  он  именно  создал  в  принципе  ту 

картину  мира,  которая  и  поныне  является  последним  словом 
науки, которой, во всяком случае,  мы только и можем приписы­
вать  научный  характер.  При этом,  как это  в особенности пока­

зал  Риль,  перемена  геоцентрической точки  зрения  на гелиоцен­
трическую  не  имела  уже  такого  решающего  значения;  ибо  с 

переменой положения земли внутри мирового шара можно бы­

ло  бы  еще  помириться.  Решающим  моментом  явилось  учение 
Джордано  Бруно  о 

бесконечности мира;  о  него  должна  бы­

ла сломиться всякая философия истории, желавшая быть вмес­

те с тем  «всемирной  историей»  в строгом смысле этого слова. 

О том, что  не ограничено  во  времени  и  в  пространстве,  можно 

только  формулировать  законы,  и  то  лишь  в  уже  указанном 

выше  смысле, так чтобы  значимость  законов  простиралась  на 
любую 

часть этого  «мира».  Выражение  «всемирная  история», 

таким образом,уже навсегда лишается своего подлинного зна­
чения. Одновременно и все  понятие последнего  исторического 

целого тем  самым  становится  проблемой,  и  на  первый  взгляд, 

по-видимому,  и  нет  даже  пути  к  ее  разрешению.  Даже  и  на 
историю  человеческого  «мира»  нельзя  уже  смотреть,  как  на 
какое-то единое,  необходимо отнесенное в своей индивидуаль-

253

кости к абсолютной ценности, в соответствии с ней измеряемое 
целое. Место действия ее, земля,  потеряла все свое значение в 

бесконечной  вселенной. Она стала безразличным экземпляром 

родового  понятия,  и  столь же  безразличным  стало  ныне,  под 

углом зрения  наук, формулирующих законы, все то единичное и 
особое, что на ней разыгрывается.

Для нас важно здесь отметить, что весь этот поворот в сторо­

ну скептицизма был в принципе уже подготовлен учением Копер­
ника  и  Джордано  Бруно,  а  отнюдь  не  вызван,  как  многие  это 

считают, современной биологией. Значение теории происхожде­

ния  видов  для  специальной  науки, конечно, громадно.  Мы  уже 

показали, однако, что она не может дать никаких положительных 
принципов для исторического понимания действительности, и те­
перь должны еще прибавить, что ей даже собственно уже ничего 
не  осталось  разрушать  от древней  философии  истории,  в  осо­

бенности, если идею временной безграничности мира продумать 
до конца. Таким образом,  из естественных наук для общих воп­

росов мировоззрения действительное значение имела не биоло­
гия,  а астрономия,  и  даже  она,  по  крайней  мере,  что  касается 

философско-исторических проблем, имела лишь отрицательное, 
разрушающее значение.

Мы  можем  даже  сказать,  что  решающий  шаг  для  нового  и 

положительного поворота в философии  истории  был сделан 

еще  раньше,  чем  эволюционная  биология  действительно  стала 

научной теорией; ибо поворот этот, как и все, что касается  пос­

ледних 

основ  нашего  философского  мышления,  был  дан 

Кан­

том , которого,как это ни забавно, хотят ныне опровергнуть при 
помощи дарвинизма; при этом  поворот этот был вызван своеоб­
разным сплетением гносеологических и этических проблем.  Кант 

сам  сравнил  свою  гносеологию  с  открытием  Коперника,  и  мы 
можем еще и в другом направлении продолжить это сравнение. 

Именно благодаря  «точке зрения  Коперника» трансценденталь­

ный  идеализм  снова знаменует  собой  поворот  на  том  пути,  по 
которому, по-видимому, должна была пойти философия  вследст­
вие новых открытий в астрономии,  вызвавших перемену в наших 
представлениях о  мире.  Но,  и  это самое  главное,  поворот этот 

оставляет эту  новую картину  мира совершенно  неприкосновен­
ной,  открывая  вместе с тем возможность для  новой постановки 
старых проблем.

Вполне признавая современное естествознание, Кант снова отво­

дит человеку  «центральное место»  в  мире.  Правда,  не  в  прост­
ранственном,  но зато в еще более важном для философии исто­

254

рии  смысле.  Теперь  снова  все  «вращается»  вокруг 

субъекта. 

«Природа» не есть абсолютная действительность, но соответст­

венно общей сущности своей она определена «субъективными» 

формами понимания, и именно «бесконечная»  вселенная есть не 
что иное, как «идея»  субъекта,  мысль о необходимо поставлен­

ной  ему  и  вместе с тем  неразрешимой задаче.  Этот  «субъекти­
визм»  не только не затрагивает основ эмпирического естествоз­
нания,  но  еще  более  укрепляет  их;  зато  он  совершенно  разру­
шает основы натурализма,  не видящего в историческом никакого 
смысла.  Значение этой  разрушительной  работы  было огромно; 
она прежде всего уничтожала все препятствия, мешавшие истори­
ческому пониманию бытия; а благодаря тесной связи между гно­
сеологией  и  этикой,  она  клала  первый  камень  для  построения 
положительной философско-исторической  системы.  Не только 
со своим теоретическим разумом человек стоит в центре «приро­
ды»,  но  в  то же  самое  время  он  своим  практическим  разумом 

непосредственно постигает себя,  как нечто, что дает культурной 

жизни  объективный смысл,  именно  как сознающую  долг,  авто­

номную,  «свободную» личность,  и этому практическому разуму 
принадлежит примат.  Как  незначителен  в  сравнении  с  этим тот 
факт, что  место действия  истории ограничено  в  пространстве и 
времени,  что это бесконечно  малая  частица на одной  из беско­
нечных точек мирового целого! Для «законодательствующего»  в 

теоретической и практической области автономного субъекта все 
эти  пространственные  и  временные  отношения  уже  не  имеют 
более никакого значения  при  обсуждении 

вопросов ценности. 

Автономный человек предоставляет науке, уничтожившей старые 

представления о мире, полную свободу во всем том, что касается 
исследования ею «природы», включая сюда и психическую жизнь. 
Никогда,  однако,  не  позволит  он  этой  науке  о 

бытии  вещей 

высказывать что-нибудь о ценности  или отсутствии ценности, о 

смысле или бессмысленности мирового процесса;  ибо в качест­

ве  практического  разума он  абсолютно уверен  в своей  «свобо­

де»,  как  в  истинном  смысле  мира  и  его  истории.  Тем  самым  в 

принципе найдена положительная 

критическая точка зрения по 

отношению  к  истории  и  положено  начало третьей  эпохе  фило­

софии  истории.

Сам  Кант, правда, не создал системы философии  истории, но 

целый  ряд  их  вырос  на  почве  созданной  им  системы,  и  это 
одно  составляет  уже  немаловажную заслугу.  Единичный  про­
цесс  развития человечества  можно  было  отныне  снова понять 

как единое  целое при  помощи таких абсолютных  понятий  цен­

ности, как понятие разума и свободы, и при этом расчленяя его 
на различные стадии, так чтобы  критерием оценки каждой сту­

пени развития служило то, что каждая из них в своем своеобра­
зии  сделала  для  реализации  мирового  смысла.  Эта  возмож­

ность снова положительно отнестись к исторической жизни сос­

тавляет громадную надолго непреходящую заслугу философии 

немецкого идеализма. Если какая-нибудь философская систе­
ма  не в состоянии  обеспечить этой  возможности, то как бы  ни 

была она интересна в частностях,  она никогда не сможет удов­
летворить  культурного человека, дать ему действительно широ­
кое мировоззрение. Во всяком случае, ей нечего надеяться прев­
зойти философию немецкого идеализма.  Находясь всецело под 
влиянием  той  мысли,  что  целью  земной  жизни  человечества 
является  проведение  во взаимные отношения людей  принципов 
разума и свободы, Фихте  первый  после  Канта построил фило­
софское понятие «всемирной истории»  как единого целого. За 
ним  Гегель,  исходя  из понятия свободы,  набросал свою фило­
софско-историческую систему,  гораздо более обширную, неже­

ли  это  видно  из его  посмертных  «Лекций»13,  достигнув этим  в 
то же  самое  время  кульминационного  пункта  философско-ис­
торических исследований подобного рода.  Мы  не можем здесь 

войти  в  разбор  содержания  его  системы,  еще  и  до  сих  пор 
мало  понятой.  Мы  не  можем  также  останавливаться  здесь  на 
различиях в понятии свободы у Канта, Фихте и Гегеля. Для  нас 
важно  здесь  лишь  указать  на  то,  что  философия  немецкого 
идеализма  вообще нашла такое безусловное 

понятие ценнос­

т и ,  которое  позволило ей  подвергнуть философскому обсуж­

дению  в  указанном  выше  смысле  весь  исторический  процесс, 
что  это  понятие  ценности  было  вместе  с тем  достаточно  фор­

мально для того, чтобы служить  пунктом отнесения  к  ценности 

для  всеобщей  истории,  как  это  особенно  можно  заметить  у 

Гегеля  в  его  гениальной  философско-исторической  конструк­

ции, и что при этом, наконец, оказалось в принципе вполне воз­
можным обойтись без предпосылок, подобных тем, которые при­
нимала прежде старая философия  истории,  уничтоженная сов­
ременным естествознанием.

Для философии  истории  наш.его  времени  возникает поэтому 

вопрос, возможно ли, на почве основанного Кантом идеализма и 
при  полном  признании  всех данных современного  естествозна­
ния, найти, во-первых, такую точку зрения ценности, которая поз­
волила бы подвергнуть всеобщую историю философскому обсуж­

дению, и, во-вторых, построить такую философию истории, кото­

256

рая,  принимая  во  внимание  историческое знание нашего време­
ни,  при  всем  различии  в  содержании,  все-таки  обладала  бы  в 
принципе  точно  такой же  формальной  структурой,  как и фило­
софско-исторические системы  Фихте  и  Гегеля.  Что такая фило­
софия, исходя из формальных и абсолютных ценностей в целях 

истолкования смысла истории, будет слишком  высоко парить над 

жизнью, —  этого бояться  нечего.  Именно формальные  ценнос­
ти  возможно применить ко всему содержанию жизни, и тот, кто 

хочет подойти к жизни с какой-нибудь оценкой, должен сам иметь 
прочную абсолютную точку зрения. Лишь благодаря  непоследо­

вательности релятивизм тоже интересуется проблемами культуры, 

а  натурализм  со  своей  постоянной  тенденцией  к  обобщению 

необходимо подвергается опасности потерять из виду все особое 

и единичное, т. е.  единственно 

действительное.  Лишь  с точки 

зрения абсолютного идеала, служащего нам критерием для эмпи­

рической действительности, имеет вообще смысл наполнить цен­
ностями исторически обусловленную культурную жизнь во всем 

ее своеобразии и индивидуальности. Что исторически настроен^ 

ный  идеализм  Гегеля  имел  для  проблем  культуры  и  истории 

громадное значение,  — этого не сможет отрицать никто, более 

или  менее  знакомый  с  идейной  жизнью  последнего  столетия. 
Но, пожалуй, еще яснее мы увидим на примере Фихте, что даже 

самый  высоко  парящий  идеализм  не  только  соединим  с  силь­

ным  чутьем  действительности,  но что  он даже  необходимо  по­

буждает интенсивно заниматься  практическими вопросами исто­

рической жизни, самыми жгучими вопросами дня.

Но  именно  напоминание  об этих мыслителях указывает нам 

на одну сторону  в проблеме философского трактования  исто­
рического универсума, еще недостаточно выясненную нами. Де­

ло  в том, что если философия  истории  немецкого идеализма и 

была,  правда,  независима  от  учений  естествознания,  то  в тем 
большей зависимости находилась она зато от предпосылок отно­

сительно 

метаф изической сущности, лежащей в основе  исто­

рического  «мира явлений».  Уже у  Канта учение о свободе бы­

ло связано с его метафизическим понятием  «интеллигибельно­

го  характера»,  и  вполне  уже  ясно  проявляется  это  метафизи­

ческое  обоснование  философии  истории  у  Гегеля.  Может  ли 
философия истории отрешиться от метафизики, или она всегда 

предполагает 

два рода  бытия,  один  мир  явлений,  в  котором 

разыгрываются  исторические  события  и другой  мир истинной, 

по ту сторону  явлений лежащей  реальности,  к  которой  мы  не­
обходимо должны отнести исторические явления, раз мы хотим,

9Риккерт

257