Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

чтобы они представляли из себя единое расчлененное развива­

ющееся целое? Мы, по-видимому, подошли теперь к самому глав­
ному  пункту,  и  ввиду  взаимной  связи  различных философско- 
исторических  проблем  между  собою,  значение  этого  вопроса 
простирается еще гораздо дальше.

Мы  ведь  нашли,  что  истолкование  общего  смысла  истории 

предполагает  идею системы  безусловных  ценностей,  могущих 
служить критерием Для культурных ценностей, обладающих эмпи­
рической всеобщностью.  Можно ли  действительно обосновать 

эту  систему  без  того,  чтобы,  так  сказать,  не  прикрепить  ее  к 

метафизическому миру? Такое прикрепление ведь дает нам уве­
ренность в том, что историческое бытие в своем  метафйзичес- 
ком  начале 

предрасположено к  реализации того, что должно 

быть?  По-видимому, даже  и  эмпирическая  историческая  наука 

не может обойтись без метафизических предпосылок. Ведь для 
некоторых мыслителей история кажется чем-то  «призрачным», 

если  в  объектах  ее,  в  особенности  в  исторических личностях, 

видеть только  имманентную  действительность. Лишь  «сущест­
венные»  метафизические души участвуют на исторической сце­
не, и мы должны представлять их себе, так сказать, вкрапленны­
ми  в  обнимающую  все  отдельные  души  великую  «духовную» 

связь, недоступную для простого опыта, носительницу безуслов­

ных ценностей, без которой вся история представляла бы  поэто­
му бессмысленный конгломерат фактов,  исследовать  который 
не  имело бы  никакого значения.  Одним  словом,  предполагает 

ли положительное критическое трактование философско-исто­

рических проблем какую-нибудь метафизику или  нет, подразу­
мевая под метафизикой допущение двух реальностей, одной прос­

то эмпирической, имманентной,  и другой абсолютной, трансцен­
дентной?

Мы должны хотя бы в самых общих чертах постараться осве­

тить эти проблемы; при этом  мы  начнем с вопроса о метафизи­
ческих предпосылках, без которых будто бы не может обойтись 
даже  и 

эмпирическая  историческая  наука,  ибо  только  таким 

образом  мы  сможем  ответить  также  и  на  вопрос  о  необходи­
мости метафизических допущений для истолкования смысла исто­
рии  и для философского трактования  всеобщей  истории.

Прежде всего мы, конечно,  не будем спорить против того, что 

у многих историков была 

вера,  которая,  в случае,  если бы  мы 

пожелали  ее формулировать абстрактно,  несомненно приняла 

бы метафизический характер, и точно так же несомненно, что в 
значительной  степени  именно  эта  вера  придавала  в  их  глазах

258

смысл  и  значение  исследованию  исторической  жизни.  Здесь 
опять-таки  можно сослаться на Ранке,  видевшего в великих тен­
денциях истории мысли  Бога,  при  помощи которых Провидение 

осуществляет свой божественный  план  мирового устройства, а 

т к ж е   и  другие .историки  сплошь  и  рядом  опирались  на  свер- 

хзммирические предпосылки.  В особенности зависят от подоб- 
HOI о рода предпосылок и те историки,  которые уверены в том, 

чю  они  нашли  «законы  развития» для  всей  исторической жиз­

ни.  Вера эта, правда, принимает у них под влиянием  моды  нату­
ралистический  покров,  она  превращается  у  них  в  веру  в 

поня­

т и я   закона,  в  которых  они  видят действующие  силы,  но  от 

этого  она  отнюдь  не  становится  менее  метафизической;  ибо 
только  метафизически  гипостазируя  законы,  можно  видеть  в 
них действующие силы.  Вера, подобная той,  которую исповеды- 
вал  Ранке,  безусловно  представляет собой важную философс­
кую проблему; ее нельзя просто отклонить указанием на то, что 
все  это  не  касается  науки  и  не  оказывает  на  нее  никакого 
влияния; последнее верно лишь в том смысле, что вера, как это 

и сказал  Ранке о своем  учении об  идеях,  не  насилует частнос­

тей  исторической  жизни.  В  общем  же  оно  тоже  относится  к 
предпосылкам исторической науки постольку, поскольку на ней 
основано убеждение, что нечто большее, чем  наше произволь­
ное желание,  заставляет  нас  вообще  придавать  исторической 

жизни  «объективное» значение.

С другой стороны,  этим  еще  не  сказано,  что  при этом  важен 

именно 

метафизический момент, отличающий веру.  В качестве 

историка историку во всяком случае не следует осложнять своей 
веры научно формулированной метафизикой,  внося последнюю 
в  свои  труды.  Это  привело  бы  его  к  обрисованной  уже  нами 

теории  двух  родов  бытия,  и  он  тотчас  же  натолкнулся  бы  на 

весьма большие трудности в случае, если бы ему пришлось что- 
нибудь высказать об отношении к трансцендентной действитель­
ности  исторических  событий,  разыгрывающихся  в  мире  опыта. 

Уже одна та мысль, что исторические события суть простые «яв­

ления» лежащего за ними метафизического бытия, мало способ* 
на  увеличить  в  глазах  историка  значение  его  работы.  Скорее 
наоборот, она должна охладить весь его пыл. Для естествоиспы­

тателя, пожалуй, безразлично, суть ли его объекты простые явле­
ния  или  реальности.  Они  интересуют его лишь  как экземпляры 
рода,  и  общие  понятия,  которые  он  только  и  ищет,  во  всяком 

случав сохраняют свою значимость. Наоборот, события, сущест­
венные  лишь  в  силу  своей  индивидуальности,  теряют  все  свое

•* 

259

значение  в том  случае,  если  мы  не будем  рассматривать  их  как 

реальности,  и  если  ценности,  к  которым  историк относит  свои- 

объекты, 

не осуществляются в бытии, непосредственно доступном 

науке.  Поэтому  отнюдь  не  философско-исторический  интерес 
вызвал потребность в стоящей за ними абсолютной реальности. 
Виновата в этом скорее та  причудливая «гносеология»,  которая 
превращает мир опыта в простую иллюзию, в покрывало Майи14, 

утверждая, что признание его реальности ведет к сомнамбулизму 

или, как теперь говорят, к иллюзионизму. Для мышления, не зат­
ронутого в той или иной форме  метафизикой*  непосредственно 

данная 

жизнь никогда не может казаться сном или призраком, и 

во  всяком  случае 

эмпирик-историк  не  должен  покидать  мира, 

доступного его опыту.  В  нем только  и  должен  видеть  он един­
ственную реальность, интересующую его, как историка, оставляя 
открытым вопрос об его метафизической  «подпочве».

Можем  ли  мы  видеть  в  системе  ценностей  нечто  последнее, 

дальше  чего  мы  не  должны  идти,  даже  отыскивая 

принципы 

истории  и истолковывая  их смысл? Или, может быть, допущение 

безусловной  значимости  этих  ценностей  подразумевает  уже  и 

признание Трансцендентной  реальности?  И  не  возникает  ли  та­
ким  образом для  философии,  не желающей  обойти  молчанием 
все эти вопросы, задача определить отношение ценностей к мета­

физическому миру?

Мы готовы допустить, что, предполагая безусловную значимость 

ценностей,  мы  выходим  из  имманентного  мира  и,  стало  быть, 
вступаем  в  область трансцендентного,  и  потому,  во  избежание 
неясности, мы действительно должны, в противоположность чис­

то имманентной философии, подчеркнуть признание нами значи­

мости 

трансцендентных ценностей. Но вряд ли имеет смысл, 

идя дальше, видеть в этих ценностях также и указание на какое- 

то трансцендентное 

бытие.  Во-первых, одного неопределенно­

го  указания  еще  весьма  недостаточно  для  науки  и,  во-вторых, 
всякая попытка более точного определения трансцендентной ре­

альности либо должна заимствовать материал свой от имманен­

тной  реальности,  либо  ограничиться  одними  лишь  отрицатель­

ными  суждениями.  А  вряд  ли  нужно  еще  доказывать,  что  по 
вопросу об отношении совершенно  неопределенной либо лишь 
чисто отрицательным образом определенной реальности к имма­
нентному миру наука не сможет сказать ничего положительного. 

Таким образом и для философии истории, как учения о принци­

пах, трансцендентная 

реальность остается по-прежнему совер­

шенно  пустым  и  бесплодным  понятием.  Для  этой  дисциплины

260

поэтому вполне достаточно, если она, уяснив себе это, удовольст­
вуется лишь выставлением системы 

ценностей, обладающих бе­

зусловною значимостью и постольку трансцендентных.

Нам могут, конечно, возразить, что совершенно аналогичными 

Аргументами, как при понятии трансцендентного 

бытия, возмож­

но доказать также и  пустоту  и  бесплодность  понятия трансцен­

дентного 

долженствования, которое при этом подразумевается. 

Но это возражение мало состоятельно.  Правда, определить, что 

такое трансцендентное долженствование можно лишь путем ссыл­
ки на то, что в данном случае имеются в виду ценности, обладаю­
щие сверхисторической, безвременной, безусловной значимостью. 
Таким образом, конечно, и понятие трансцендентного долженст­
вования возможно определить лишь чисто отрицательным обра­
зом,  исходя  из обусловленных ценностей и отнимая у них обус­
ловленность. Возникающее отсюда понятие имеет, однако, совер­
шенно иной смысл, нежели понятие трансцендентного бытия, ко­
торое мы получаем, исходя из понятия имманентного бытия, отри­
цая затем его имманентность.  Посредством этого отрицания  мы 
отнимаем у бытия всякое известное нам 

содержание-, наоборот, 

долженствованию мы оставляем его содержание, отнимая у него 
лишь ограничение, мешающее ему вполне развить скрытую в нем 
тенденцию значить.  Лучше  всего,  пожалуй,  можно уяснить себе 

различие между трансцендентным бытием и трансцендентным дол­

женствованием опять-таки на примере кантовского понятия идеи. 

Кант в данном случае точно также превращает понятие трансцен­

дентной реальности  в понятие трансцендентного долженствова­

ния, устанавливая этим правомерность, а также и всю тщетность 
отличающего  науку  стремления  к  безусловному.  То  же  самое 

имеет место и у нас, когда мы, отвергая трансцендентное бытие, 

останавливаемся на понятии трансцендентного долженствования. 

И  именно  для  философии  как науки  о  принципах  нет  никакого 
основания умозаключать от трансцендентных ценностей к транс­
цендентному бытию.  Ведь только в ценностях находит она прин­
ципы  исторической жизни,  и только значимость  ценностей,  как 

ценностей, интересует ее. К тому же, для того, чтобы иметь воз­

можность умозаключать  к трансцендентной  реальности,  нужно 

сначала ведь доказать уже эту безусловную значимость,  иными 
словами,  единственно  важная  для  учения  о  принципах  истори­
ческой жизни проблема должна быть уже предварительно 

реше­

на, —  лишь  тогда  только  сможет  вообще  появиться  на  сцену 

проблема трансцендентной  реальности.  Поэтому и  философия 
истории,  поскольку она имеет дело с принципами исторической

261

жизни,  может вполне спокойно оставить открытыми все эти мета­

физические проблемы, подобно эмпирической исторической нау­
ке;  к этой области философии во всяком случае все эти пробле­
мы  не  имеют никакого отношения.

Но  как же обстоит,  наконец,  дело  с философской 

всеоб­

щей историей, раз  по вопросу о трансцендентной  реальнос­

ти  и  отношении ее  к  имманентному бытию  мы  должны удов­
летвориться  скромным  поп  liq u e t15  или даже отвергнуть  во­

обще всякую  мысль о  метафизической действительности?  Не 

теряет ли  систематическое философское  изображение исто­

рического универсума, которое, не ограничиваясь одними фор­
мальными  ценностями,  приводит  их  в  явную  связь  с  самим 

содержанием  исторического бытия,  —  не теряет ли оно  вся­
кий  смысл  в том  случае,  если  оно, так сказать, только  извне 
вносит свои  ценности  в  историческую жизнь, не смея строить 
никаких  предположений относительно того,  связано ли  имма­
нентное бытие 

реально (а  не только при  посредстве отнесе­

ния  к  ценности) с своей  целью  реализации ценностей,  и,  если 

связано,  то  каким  именно  образом?  Не  подлежит  никакому 
сомнению,  что мы  имеем здесь  дело  с  чрезвычайно трудной 
проблемой,  и  что метафизические стремления  нашего време­
ни, особенно ярко отразившиеся  в трудах Ойкена,  приобрета­
ют с этой точки зрения  немаловажное значение также  и  для 

философии  истории.  Но  даже  и  в  данном  случае  мы  не  мо­
жем  согласиться  с  тем,  что  мир  опыта 

потом у  будто  бы 

нуждается  в метафизическом  фундаменте,  что  иначе он  был 

бы, так сказать,  недостаточно реален  и  носил бы  несколько 

призрачный  характер.  Ибо если  непосредственное пережива­
ние  для  нас  недостаточно  реально,  то  никакое  мышление, 

оперирующее абстрактными понятиями,  не сможет восполнить 
этого  «недостатка».  Но  можно  все  же  задать  следующий 

вопрос: не  предполагает ли 

необходимость отнесения  к бе­

зусловным ценностям исторической реальности  своего  рода 

всеобъемлющей 

связи между бытием и долженствованием и 

тем самым  известного  рода реальности, в которой мы  не  мо­
жем  уже  видеть  имманентного бытия,  может быть — 

бы тие 

долженствования  (Sein  des  Sollens),  которое  лежит  по  ту 

сторону  всякой  эмпирической  и  исторической  действитель­
ности?  Понятие  метафизической действительности представ­

ляется,  по-видимому,  в данном случае  неизбежным; филосо­
фия  истории,  по-видимому,  неизбежно  связана с метафизи­

кой,  как это было,  например, у Гегеля.

262