Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

над формой,  но одновременно он считает нужным новое уничто­
жения  «того  господства.  Иначе  жизни  не  удастся  сохранить за 
' оПой  места  первого  и  последнего философского  принципа.

Мм  основе  этих  мыслей  должна  быть  понята  «Метафизика 

•ми»ии*  Зиммеля15.  Она занимает  в этом отношении своеобраз­
ное  положение в философии жизнй нашего времени, и уяснение
I лепного  в  ней  очень  поучительно  для  критики  современного 
мышления»  хотя  не  может быть  и  речи о том, чтобы ее  принцип 
мог  играть  значительную  роль  в  модной  философии.  Для  ее 
понимания  он  был  бы  слишком  труден.  Но  если  мы  желаем 

«глянуть в  глубь проблем,  мы  не  можем не упомянуть об этом. 

До сих пор еще не было более радикальной попытки провозгла­

сить  господство  жизни  над  всем,  и  если  здесь  нас  постигнет 
неудача, то самое выяснение причин таковой должно много дать.

Зиммель исходит из того, что всегда и повсюду мы натыкаем­

ся на границы и сами ими являемся. Но вместе с тем мы также и 

знаем о наших границах, и только тот может иметь знание о них, 
кто уже стоит вне их. Оставим в стороне вопрос,  насколько это 
правильно.  Во  всяком случае, согласно Зиммелю,  преодоление 

духом самого себя происходит в самых различных областях.

Нам известно, например, что наше познание имеет границы, но 

вместе с тем  и то,  что,  как познающие существа,  выбирая  среди 
возможностей познания, мы можем вообще руководиться также и 

той идеей, что мир не разлагается на формы нашего познавания, 
что мы, хотя бы чисто проблематическим образом, можем мыслить 
такую  мировую  данность,  которую  именно  мы 

не можем мыс­

лить —  в  этом заключается  выход духовной жизни  через  самое 
себя,  в  этом  нужно  видеть  прорыв  сквозь  односторонность  не 
только какой-нибудь отдельной,  но и вообще всякой ее границы.

Далее Зиммель называет это «актом самотрансцендентности, 

который лишь самому себе ставит имманентную  границу»,  и  он 
говорит:  «в этом движении трансцендентности  самого себя  дух 
впервые обнаруживается им, как всецело жизненное». Эта мысль 
развивается в различных направлениях, на которые в отдельнос­

ти  незачем  здесь  указывать.  Важно  одно:  только  этот  способ 
бытия Зиммель называет жизнью,  и  последняя  метафизическая 

проблематичность заключается для него в том, что жизнь однов­
ременно и не имеющая границ сплошность и определенно огра­
ниченное я. Одно только сплошное Гераклитовское течение без 

определенного  пребывающего  нечто  не  содержало бы  вообще 

границы,  через  которую  оно  стремилось  бы  перейти,  не  имело 

бы субъекта этого перехода.

Таким образом, жизнь, как об этом говорится у Заратустры, как 

раз то, что все время должно себя превозмогать, иными словами.

329

согласно нарочно парадоксальной формулировке Зиммеля, в ней 
трансцендентность имманентна.

От этого общего  принципа мы  переходим  к форме и ее отно­

шению к жизни.  Между сплошностью и формой,  как последними 
мирообразующими принципами, существует глубокое противоре­

чие,  так  как  форма  —  граница,  не  могущая  быть  измененной. 

Нужно преодолеть раскол между жизнью и формою жизни. Точ­
нее:  только  рассудок  называет  это  преодолением  двоичности 

через единство.  Само по себе оно уже нечто третье, стоящее по 
ту сторону двоичности  и единства: сущность жизни, как перехода 
через самое себя.  В 

едином акте оно образует то, что уже более 

самого жизненного движения: индивидуальную оформленность — 

и разрушает опять-таки ее,  и эту, намечающуюся твердыми линия­

ми на общей поверхности потока, форму заставляет переходить 
через свои  границы  и  расплываться  в дальнейшем  течении.  Мы 
не разделены  на свободную от границ жизнь и форму с тверды­
ми ограничениями,  мы живем  не  попеременно то  в сплошности, 

то  в  индивидуальности,  раз за  разом себя уничтожающих. Ско­

рее основная сущность жизни заключается как раз в однородной 
функции превосхождения самой себя.

Так дело сводится  к получению 

абсолютного понятия жизни, 

которое охватывает собой прежнее, еще протестующее против про­

тивоположности и поэтому лишь относительное. Тем самым полу­
чаются  два  взаимно друг друга дополняющие определения жиз­

ни:  жизни,  как  движения  к  большей  жизни,  более-жизнь  (Mehr- 
Leben),  и жизни,  как того, что более, чем жизнь (Mehr-als-Leben). 
Поскольку мы имеем жизнь, мы нуждаемся в форме,  и поскольку 

жизнь всегда более, чем жизнь, она нуждается в более, чем форме. 
Жизнь  проникнута тем  противоречием,  что она  может погибнуть 
только  в  формах  и  все  же  может  не  погибать  в  них,  благодаря 
чему она превозмогает и  разрушает  всякую из  них,  какая только 
ею не образуется.

Зиммель  знает,  что  в  этих  своих  мыслях  он  достиг  предела 

того,  что  может  быть  доступно  словам,  но,  зная  это,  согласно 

своему основоположению, он должен признать, что одновремен­
но он уже и 

перешел эту границу,  ибо полагает, что противоре­

чием это кажется 

только в логической рефлексии, для  которой 

единичная форма служит само по себе значимым,  реальным  или 
идеальным твердым образованием, с перерывами сплошности, где 
одно противополагается другому в логическом  противоположе­
нии  движимости,  течения  и  развития дальше.  Непосредственно 
переживаемая жизнь составляет единство оформленности  и пе­
рехода  через  нее,  преодоление  вообще  оформленности,  что  в 
отдельном своем моменте оказывается раздроблением всякой акту-

330

ильной формы. Жизнь всегда более-жизнь, чем то, что обладает 
местопребыванием, отведенным ему  выросшей из его же центра 
формой.  Тем  самым  указывается  на  то  измерение,  в  которое 

переходит жизнь в том случае,  когда она уже не более жизнь, но 

больше, чем жизнь. Сущность жизни заключается  в этом ее про­

цессе быть жизнью в большем и быть большим, чем жизнь, поло­

жительно е и сравнительное в ней совпадают.

Зиммель заканчивает свое  изложение характерными словами: 

«Я сам прекрасно знаю, какие логические трудности встречаются» 

когда нужно найти логическое выражение такому взгляду на жизнь. 
Я  все  же  изложил  его  в  полном  сознании  его  опасности  для 

логики, так как все-таки остается возможным, что здесь достигает­
ся такая сфера, в которой логические затруднения лишаются свое­

го безответственного права повелевать  —  ввиду того, что из нее 
как раз произрастают метафизические корни самой логики.

Было  бы  желательным,  чтобы  все  философы  жизни  до  пос­

ледней  степени  уяснили  себе  трудности,  возникающие  при  по­

пытках поставить в науке живую жизнь над мышлением о жизни. 
В  таком  случае  из  философии  >*сизни  можно  было  бы  почерп­
нуть гораздо больше поучительного.

В популярной форме Зиммель в другом месте так формулиро­

вал эту  мысль*: жизненная  борьба  происходит благодаря тому, 

что по существу своему жизнь  — беспокойство, развитие, стрем­
ление идти дальше своих собственных отвердевших порождений, 

которые не поспевают за ней.  Но так как она не  может ни  в чем 

другом находить свое вне-сущее,  кроме  известных форм, то этот 

процесс обнаруживается  в терминах замены  старой формы  но­
вой. Постоянная смена является признаком или, скорее, результа­

том бесконечной  плодотворности жизни,  но вместе с тем и  глу­
бокого противоречия,  в  котором стоит ее  вечное становление и 
самодвижение с объективной значимостью и самоутверждением 
своих проявлений и форм. Оно заключается  в мелькании умира­

ния  и  становления  —  становления  и  умирания.

Было  необходимо  дать  в  буквальном  виде  ряд  этих  поворо­

тов мысли, чтобы  избежать опасности  их перетолкования.  Может 
ли считаться удачной заключающаяся в них попытка спасти жизнь, 

как нечто стоящее над «мертвой»  формой жизни?

Несомненно, эти мысли,  при верном своем понимании, содер­

жат частичную правду, но так же несомненно, что чисто научным 

образом они  неосуществимы,  и это в сущности знает и сам Зим­

мель.  Мы  подходим к границе логического, т. е.  непротиворечи­
во  мыслимого,  и  тем  самым  к  границе  науки.  Даже более того,

Ф Конфликт  современной  культуры.  1918  г .16

331

мы  переходим эту границу в  нашей попытке мыслить единством 

то,  что  всегда  будет  раздвоенностью  для  логического  мышле?- 

ния.  Точнее  говоря:  в  науке  мы 

не  переходим  границу,  потому 

что мы 

не можем перейти ее в логическом мышлении.  Мы тольг 

ко 

пытаемся  мыслить  что-то,  что  немыслимо,  и  это  должно 

окончиться неудачей.

Принцип  всякого  логического  мышления,  которое  гетероло- 

гично, не может быть рассмотрен нами в этом месте*.  Но доста­
точно  простого  размышления  для  обнаружения  того,  что  даже 
эта, быть может, наиболее глубокомысленная из всех когда-либо 

делавшихся попыток удержать понятие жизни в качестве послед­
него принципа философии, не подлежащего теоретическим воз­

ражениям как теоретическая попытка, должна окончиться неуда­

чей.  У Зиммеля  мы  имеем 

не одно,  но два понятия жизни: одно 

имманентное  и  другое  —  трансцендентное,  и  невозможно  при­
вести  их  к  единству.  Уже  поэтому  не  достигается  желательное 

для  нас единство  жизни.

Невозможность этого  можно уяснить себе следующим обра­

зом.  Если мы под жизнью, согласно Ницше,  понимаем  «самопре- 
одоление» или, как у Зиммеля, то, что создает формы только для 

их  нового  разрушения,  то это явным образом означает,  что  мы 
придаем жизни форму.  Иначе как это может называться? В науку 
никогда не входит сама жизнь,  но всегда только ее понятие, т. е. 

жизнь в форме,  и  как раз  в том случае,  если  философия жизни 

права, самое ее  понятие жизни  и ее форма жизни должны быть 

одним  из  тех  понятий  и  одной  из  тех  форм,  которые  сами  же 

вновь  и  разрушают  жизнь.  Тем  самым  заодно  уничтожается  и 
правомерность  жизненной  философии,  т.  е.  у  нее  никогда  не 
может быть этой правомерности, ибо все преходящее теоретичес­
ки не  правомерно.

Становится  ясней  бессмысленность  всякого  теоретического 

релятивизма, т. е.  всякой попытки вложить истину в поток проис­

ходящего, как это уже было усмотрено Платоном.  Мы достигаем 
здесь границы  нашего мышления,  но эта  граница уже  не  погра­
ничный предел,  но сдержка со стороны теоретического (Halt),  и 
в  попытке  не  остановиться  здесь  наше  мышление  теряет  свой, 
остов (wird haltlos). Останавливаясь перед этой границей, мы обна­
руживаем свою силу.

Так становится ясным:  каждое  воззрение  на жизнь,  которое 

стремится  опираться 

только  на  живую  жизнь,  всегда  лишь 

одно из воззрений  на таковую,  наравне с  которым существуют 
еще  другие,  иначе  и  теоретически  лучше  обоснованные.  Во

* Ср.  мою статью:  «Одно,  единство  и единица». Логос  II,  1912 г., стр. 35 сл.

332

всяком случае, то, что 

обще всем логически мыслимым поняти­

ям  жизни  и  формам  жизни,  должно  быть  научно  обоснован­
ным,  и всякая точка зрения,  претендующая на истинность, дол­

жна предполагать, в виде твердой данности,  известную форму 
жизни  или  известное  понятие  жизни,  пусть  даже  это  будет 

понятие  разрушающей  форму  жизни.  То  же  происходит  и  у 
Зиммеля,  поскольку под жизнью он 

понимает самопреодоле- 

ние,  и  тем  самым  нарушает  свой  собственный  принцип.  Он 
понимает,  в  чем  трудность  и  прямо  о  ней  заявляет.  Но  этим 
она  еще  не  устраняется.  Зиммель  может  стремиться  к тому, 

чтобы его 

собственные понятия о  жизни не становились жиз­

ненными,  так,  чтобы  они  погибали  в  потоке  жизни,  и  все  же 
оставалась возможность относиться  к ним,  как к понятиям, при 

помощи  которых усматривается  правда о жизни. Таким обра> 

зом, он ставит проблему,  но не разрешает ее,  и на этом пути ее 

никогда  не  разрешить.

Когда Зиммель говорит, что противоречивой его точка зрения 

на жизнь  оказывается 

только в логической  рефлексии, то  это 

«только» логически непонятно, ибо противоречия, вообще, сущес­

твуют «только»  в логической рефлексии.  Если, таким образом,  в 

них заключено противоречие, то оно навсегда останется  проти­
воречием, 

И 

ограничивающее «только» теряет то значение, кото­

рое мы привыкли связывать с этим словом. Несомненно, человек 
может достигать таких областей, в которых логические трудности 
уже теряют власть над ним, даже более того: он  «живет», быть 
может, всегда в таких областях.  Но как теоретизирующий чело­
век, размышляющий о мире, он, в свою очередь, не может повеле­
вать логическими трудностями,  но должен  им  подчиняться там, 
где  они  поднимают  свой  неумолчный  голос,  и  это  происходит 
повсюду, где мы замечаем противоречие в наших мыслях. Теоре­

тизирующий человек,  вопреки  Гегелю или  именно из-за  Гегеля, 
должен  избегать  противоречия.  Не желая  этого делать,  он  мо­
жет великолепно жить,  но,  во  всяком случае,  не  размышлять  о 
жизни,  к чему он стремится  как философ.

Короче говоря, Зиммель, если мы его правильно понимаем, с 

образцовой честностью  мысли сам заявил, что  невозможно до­
мыслить  до  конца  его  мысли  и,  таким  образом,  при  помощи 
одной только жизни разрешить 

проблему жизни. Правда, тут же 

он считает «совершенно филистерским предрассудком»  мнение, 
что проблемы только для того и существуют, чтобы  разрешать­
ся*, и против этого, само собой разумеется, нечего возразить.  Но 

все же в науке мы будем твердо придерживаться этого предрас­

* Конфликт  современной  культуры,  стр.  47.

333