Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

полной серьезностью отнестись  к тому взгляду, что  все понятия  не 

содержат реальной жизни в таком виде, как она переживается, и пото­

му не схватывают также непосредственной жизненной действитель­
ности . В таком случае отказались бы от безнадежной попытки стре­
миться как-то познавать жизнь в таком виде, как она переживается. 

Философия  жизни  должна  прежде  всего  блюсти  чистоту  у  себя 
дома, т. е. испытать свои собственные понятия в смысле их жизнен­

ности и действительности. Она делает ту же ошибку, которая порица­
ется ею у других, и она не может не делать этой ошибки.

Но  в этом  по существу  и  нет  никакой  ошибки.  Ошибка  в том, 

что  здесь  видят  ошибку  и  считают  возможным  ее  избегнуть  riy- 
тем  какой-то  особой  философии.  Тот,  кто  желает  переживать 

живую жизнь  и  познавать  «сущность»  реального  мира  (или  все 

равно,  как  мы  это  будем  называть,  так  как,  когда  дело  идет  о 

жизни, то наименования  неважны; они  имеют твердое значение 
только  при  познании),  тот  должен  отказаться  от  науки  и  объя­

вить  мир  непознаваемым  в  его  реальности.  Но  это  ничем  не 
отличалось бы от биологистической гносеологии,  которая подчи­
няет  познание  пользе,  было  бы  шагом  назад,  возвратом  к  той 
стадии  развития,  на  которой  теоретизирующий  человек еще  не 

существовал  и  где мир только переживался.  Но это  нельзя  вос­
хвалять в качестве философского  «прогресса».

Во всяком случае, не может считаться несомненно достоверным, 

что  теоретическое  отношение  к  делу  ценнее  всего  другого,  и  в 

соответствии этому наука является величайшей культурной ценнос­

тью  и,  вообще,  величайшим  благом.  Быть  может,  вовсе  и  нельзя 
укорять  науку  в  том,  что  она  так  отдаляет  человека  от  живой  и 

непосредственно реальной жизни. Приверженцы иных философий 

жизни  враждебно настроены  не только по отношению к науке,  но 

и  ко 

всякой культуре,  из-за ее оторванности от жизни.  Насколько 

они правы, это нас в этой связи мыслей не касается, так как с точки 
зрения  науки они  не  могут быть здесь правы.  Их  возражение про­

тив науки не может быть научным. Всякая наука необходимо проти­

воположна тому, что является чистой жизнью в ее непосредствен­
ной  реальности.  Кто стремится  к истине, не ограничивается одной 

жизненностью жизни, безразлично от того, занимается ли он инту­

итивной метафизикой жизни  или другой наукой.

О принципе действительности в биологизме и его связи с прин­

ципом жизни  мало что остается сказать. Здесь отсутствует такой 
принцип действительного,  на основе  которого было  бы  понятно, 
как должна познаваться жизнь в своем реальном бытии. С самого 
начала  мы указывали  на тесную  связь  биологизма с  интуитивиз­
мом.  Уже  упоминание  такого  мыслителя,  как  Бергсон,  было  бы 

достаточно для  обнаружения  несомненности  этой  связи.  Биоло­

374

гизм, если всерьез делается попытка превратить его в исчерпываю­
щую теорию действительности  и  развить до  границ мировоззре­
ния, принимает такие формы, при  которых реальная жизнь может 

означать только непосредственно переживаемое, и тем самым био­

логизм переходит в интуитивизм. Это лишает его, быть может, того 

жизненного очарования,  которое  многие  в  нем  находят,  что  нам 
сейчас  и  нужно.  Необходимо  современный  интуитивизм  лишить 

всех его чар с самого начала, чтобы стало ясным,  как мало может 

с  ним  что-либо  сделать 

философия жизни,  и  это  лучше  всего 

достигается  путем  присоединения  сюда биологистической фило­

софии жизни,  к которой ведут все нити.

В целях этого  снятия  всех чар необходимо  присовокупить еще 

одно замечание.  Мы говорили о фантоме, за которым гонится и не 
может угнаться биологизм, связанный с интуитивизмом. Фантомы, 
однако, обладают для некоторых завлекательностью, и поэтому все 
снова  повторяются  попытки  каким-нибудь образом да достигнуть 
непосредственно переживаемой действительности жизни.  К этому 
определению присоединяется тот взгляд, что невозможность дости­

жения может утверждаться по отношению к познающему человеку. 

Поскольку мы уже не стремимся познавать, цель, ставимая интуитив­
ным биологизмом, столь мало недостижима, что скорее наоборот 
каждый из нас достигает ее в любой момент своего бодрствования, 
не прилагая к тому никаких особых усилий. Он переживает жизнен­
ную  действительность  в  непрерывной  интуиции.  Он  должен  толь­
ко отдаться совершенно этому переживанию, охраняя его от всяких 
помрачений  мысли,  чтобы  находиться  постоянно в состоянии чис­

той  воззрительности, в которой он непосредственно одно с реаль­

ной жизнью*; и если кто-нибудь находит в этом для себя удовольс­

твие, он может им сполна пользоваться.

Но  на  этом  пути  нам,  несомненно,  не  дойти  до  философии. 

Теоретически это чистое переживание или вообще не имеет смысла 

или  должно  рассматриваться  как  первая  ступень для  познания. 
Но  уже  как таковая,  она  не  может  быть  чисто  интуитивной.  По 

ее достижении должны  подниматься  вопросы, а каждый  вопрос 
отводит от  интуитивного  переживания.  Кроме  того,  познающий 
должен, по крайней  мере, стремиться  к наглядному переживанию 
такого  «нового»,  которое  ему еще  неизвестно.  Но для  отличия 

нового  от  старого,  уже  известного,  он  нуждается  в  принципе 
выбора и поэтому также выходит из границ достохвальной инту­
иции, так как выбирание подобно спрашиванию уже от лукавого, 
от мышления,  которое умерщвляет интуитивное переживание.

* 

Поэтому  Фриц  Мюих  прав,  когда  он  в  своей  интересной  книге  о  пережи­

вании  и  значении 

(Erlebnis  und  Geltung.  1913  г.)  говорит  о  «мире,  как  о 

понюшке  табаку».  Возражения  Шелера  против  этого  не  касаются  сути  дела.

375

8.  Критика  биологистического 

принципа  ценности

«Dies eine fühl ich und erkenn es klar.
Das  Leben  ist der Güter höchstes  nicht».

Chor\

Однако  все  это  касается 

л и ш ь

о д н о й

стороны  философии 

жизни,  именно  ее  претензии  понять  или,  вернее,  не  понять,  а 

интуитивно  уловить 

реальное  бытие мира как жизнь;  и  если 

даже уяснить себе,  что здесь  познанию ставится  цель,  которая 

не есть цель 

познания, то все же  в биологии,  как науке,  разли­

чение  живого  и  мертвого  сохраняется.  Поэтому  можно  поду­

мать,  что  на  него  может  по-прежнему  опираться  философия 

жизни, стоит ей только отказаться  от однозначного истолкова­

ния  «сущности»  мирового  целого  и  ограничиться  пониманием 
человеческой жизни.

Только витальная жизнь обнаруживает,  в противоположность 

мертвому, различие между расцветанием и увяданием.  В этом как 

будто скрывается  масштаб  для  оценки  не только естественной, 

но и  культурной жизни,  проявляющейся  в государстве и в искус­

стве, в  науке и в хозяйстве,  в семье и в религии.  Итак, остается  в 
силе  вопрос:  возможно  ли  приравнивать  подлинные  ценности 

ценностям жизни, и тем самым заимствовать основу для  понима­
ния  смысла  нашей  культуры  от  науки  о жизни?

Если  мы  хотим  достигнуть  принципиального  решения  этого 

вопроса,  то  мы  должны  рассмотреть  естественнонаучно обос­
нованную биологистическую философию культуры также с точ­
ки  зрения  ее  научной  структуры.  Наиболее  общая  ее  предпо­

сылка заключается  очевидно  в том,  что естественная  наука во­

обще  в состоянии дать  нам теоретическую ориентировку в  воп^-

* 

«Одно  я  чувствую  и  знаю  ясно,  жизнь  не  есть  высшее  из  благ».  Хор. 

(Заключительные  стихи  «Мессинской  невесты»  Шиллера).

376

росах о  ценностях.  Оправдан ли такой  взгляд? Лишь дав ответ 
на этот вопрос, мы сможем прийти к принципиальному уяснению 

биологизма. От этого ответа зависит приговор над биологисти- 
ческим  принципом  ценности.

Быть  может,  многие  будут  склонны  ответить  на  этот  вопрос 

утвердительно, даже в том случае, если они отвлекутся, в частнос­

ти,  от биологии.  Например,  очевидно,  что физика дает технику 

нормы,  которыми  он  пользуется  для  работы.  Если  нужно  пере­
кинуть через реку мост, выдерживающий определенную тяжесть, 

то приходится обратиться к физике. Ока указывает, как надлежит 

поступать  при  постройке.  В силу чего  это оказывается  возмож­
ным?  Ведь  физика  лишь  констатирует  то,  что  есть,  или  учит  о 
причинных связях.  Она  показывает: такое-то событие  влечет за 

собою  такой-то  эффект.  В  этом  нет  ни  следа  нормирования. 

Речь  идет  исключительно о  необходимости  (Müssen),  а она  как 

будто даже делает бессмысленным долженствование.

Тем не менее, физика может сказать технику, желающему пост­

роить  машины  для  определенной  цели,  что  он  должен  делать. 
Отношение  причины  и  эффекта  мысленно  обратимо.  Мы  исхо­

дим  из  эффекта  и  спрашиваем  об  условиях,  наличие  которых 

необходимо для появления эффекта. Совокупность условий пред­
ставляется  тогда  по  отношению  к  эффекту  в  виде  некоторого 

единства. Так из причинного соотношения  возникает другое, ко­
торое мы  назовем  кондициональным,  и определенный род един­
ства условий.  Правда, и эти понятия свободны еще от элементов, 

могущих служить нормированию.  Но вот привходит нечто новое, 
именно,  воля техника.  Он  полагает определенный эффект в  ка­

честве «цели», т. е. соединяет с ним некоторую ценность, и тотчас 

же  условия,  необходимость  которых  для  достижения  эффекта 

показывает физика, превращаются для  него в средства,  которые 
он должен  применить для  осуществления  своей  цели.  Из связи, 
бывшей сперва причинной, ставшей затем коидициональной, воз­
никла 

телеологическая связь, единство условий в свою очередь 

стало телеологическим единством. Для каждого, кто желает цели, 

необходимые  для  достижения  ее  средства  имеют  нормативное 
значение.

Этим  объяснена структура техники, основанной  на естествен­

ной  науке  и устанавливающей  нормы.  Необходимо  только  —  а 
это  большей  частью  не  делается  —  различать  три  различного 
рода  связи,  заключающиеся  в  причинных,  кондициональных  и 
телеологических отношениях, и в особенности не следует думать, 
что  из одного лишь обращения  причинного отношения  в  конди- 
циональное, без прибавления чего-то нового, уже возникает теле­
ологическое  отношение.  Цель  привносится  в  кондициональные

377

отношения  техники  всегда  лишь  волею  человека.  Только  он 

полагает цели и тем  превращает условия  в средства,  из которых 
можно вывести нормы. Сама физика не знает целей и потому не 
в  состоянии  от  себя  давать  нормы.  Если  это  еще  не  ясно,  то 

следует обратить внимание также на то, что для достижения  не­

ценного или противоценного естественная наука дает средства в 

такой же  мере,  как и для  реализации благ, с которыми связаны 

ценности.

Об  обосновании  каких  бы  то  ни  было  жизненных  целей  са­

мой физикой нельзя, стало быть,  говорить, да это,  пожалуй, и не 

делается.  В этом мы  могли бы сомневаться только в том случае, 

если бы стали  наивнейшим образом  подменивать цель и средст­
ва  или  считать  ценности,  связанные  с  определенными,  людьми 
установленными, целями, за ценности,  присущие якобы самим не­
обходимым для осуществления целей средствам. Достаточно эле­
ментарного размышления, чтобы понять, что ценность сколь угод­
но технически  совершенной  машины  зависит  исключительно от 
ценности, которую придает ее работе человек,  и что поэтому, бе­
зотносительно  к  человеческим  полаганиям  ценности,  не  имеет 
никакого смысла говорить о техническом  «совершенстве».

Но  разве  с  добыванием  норм  из  естественной  науки  дело 

повсюду обстоит так,  как  в  опирающейся  на  физику технике? 

Биологисты  будут  проводить  между физикой  и биологией,  как 

раз  в отношении точки  зрения  цели,  принципиальное  различие, 

тотчас же обнаруживающееся,  как только  мы сравним  отноше­

ние  техники  к  физике  с  отношением  терапии  к  естественным 
наукам  об организмах.  Врач  заимствует нужные ему  нормы  из 

биологии,  и  разве  при  этом  он  не  обходится  без  привнесения 

целей  в ее  понятия?  Он  узнает от  нее условия  живой  и  здоро­
вой  жизни,  и  они  при  всяких  обстоятельствах  являются  для 
него средствами,  которые  он  должен  применять.  Разве  не оче­
видна  таким  образом  способность  биологических  дисциплин 

давать  нормы?

Биолог исследует организмы с точки зрения их развития. Лишь 

таким образом он,  вообще, обеспечивает себе самостоятельную 
область исследования.  Как «организм», так и «развитие»  —  по­

нятия,  которых  физика  не  знает.  Ибо  всякий  организм  есть  це­

лое, части которого являются условиями этого целого, и постоль­

ку он обладает условным единством: лишь благодаря совместно­
му действию различных своих частей в определенном  направле­
нии  он  «живет»  и  вообще является  «организмом».  Но если  час­

ти его служат целому, то они являются средствами его сохране­

ния,  и,  стало быть,  понятие  организма  есть  вместе  с тем  также 
понятие телеологического единства. Точно так же развитие всег­

378