ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.04.2021
Просмотров: 3350
Скачиваний: 14
ческую самодовлеющую ценность. Она может быть тогда понята;
только как средство для реализации вненаучных целей и, стало,
быть, поставлена на службу либо сохранению жизни, либо ка-
кой-нибудь иной атеоретической цели. Вера в это обозначает,
однако, антитеоретическое мировоззрение, не согласующееся с
идеалом чисто созерцательной философии.
Итак, с волей к теоретическому отношению к миру необходи
мо связано убеждение, направленное против идеала всежизнен-
ности. Исследователь, который только созерцает, должен мыс
лить форму системы, независимо от него имеющей значение, как
нечто твердое или застывшее в противоположность непрерывно
му потоку и подвижности жизненных содержаний. Он также и
потому не может стать на сторону подвижного, что вооружается
против всего окаменелого за его окаменелость. Таким образом,
мы приходим к тому же выводу, к которому нас уже привела
критика Зиммеля. Этот вывод оказывается теперь только расп
ространенным за пределы отдельного понятия или отдельной
формы на систему понятий или форм.
Однако биологизм все еще не сложит своего оружия, но бу
дет пытаться объяснить из своих принципов жизни волю к систе
ме, представляющую необходимое а priori всякого теоретическо
го размышления о мире; тем самым он будет отклонять эту
волю или, по крайней мере, признавать за ней лишь относитель
ную правомерность, которая должна отступить перед абсолютной
правомерностью точки зрения жизни. Эта биологистическая тео
рия также отстаивается Ясперсом, полагающим, что у Ницше и,
равным образом, у Киркегора он заимствует лишь наблюдателе
ную психологию, на деле же находящимся в своей борьбе против
системы вполне под влиянием биологистически ориентированно
го мировоззрения Ницше. Ввиду того, что у него это мировоз
зрение выступает в качестве чистой теории, мы можем воспользо
ваться его мыслями для критической оценки его.
Ясперс пытается разместить мировоззрения, как «духовные ти
пы», по разным классам. Он задается вопросом, где лежит «точка
опоры» человека, и получает при этом три возможных случая. Либо
точка опоры вообще отсутствует, тогда возникает тип скептицизма и
нигилизма. Либо человек имеет точку опоры, тогда он находит ее
или в ограниченном или в бесконечном. Бесконечное и есть «жи
вое». Опора в ограниченном это и есть твердая система, которую
Ясперс совершенно в духе биологизма называет «раковиной»
(Gehäuse). В системе он видит форму, которая необходимо, правда,
возникает из жизни, но от которой жизнь должна освободиться.
Психологическое исследование знает, что мы можем жить лишь
в таких раковинах. Человеку не остается ничего иного, как стро-
404
ить системы. «Подобно тому, как стебель растения, чтобы жить,
нуждается в известном одеревенении, жизнь нуждается в рацио
нальном». Затем, однако, мы узнаем: «но подобно тому, как оде
ревенение лишает стебель жизни, превращая его в простой аппа
рат, так рациональное имеет тенденцию одёревенять душу».
Здесь перед нами в чистейшей форме биологистическое дока
зательство необходимости философской системы и вместе с тем
принижение системы до уровня мертвой коры или кожи, которая
в свое время должна быть сброшена. Змея, которая не может
сбросить своей кожи, погибает, говорит Ницше. Иногда, по мнению
Ясперса, разрушение «раковины» происходит внезапно. Бабочка
моментально вылетает из куколки. В иных случаях она просверли
вает в куколке дырочки, чтобы виден был путь, но выжидает спо
койно, пока положительная жизнь сама по себе и без насилия
заставит исчезнуть последние остатки прежнего жилища.
Этот принцип истолкования системы философии, на основа
нии которого всякая система отвергается по теоретическим мо
тивам, напоминает мысль Зиммеля, на которой мы уже останавли
вались. Жизнь постоянно творит новые формы, чтобы все вновь
уничтожать их. Однако Зиммель знает, что он здесь стоит на
почве метафизики. У Ясперса эти учения носят биологистический
отпечаток, и постольку их опять нужно принять во внимание в
данной связи, он пытается понять системы по их биологическим
функциям. Это принцип биологистического прагматизма, напо
минающий Джемса. Согласно этому принципу, системы представ
ляются как
нужда жизни, из которой ни в каком случае нельзя
делать добродетель «живого» человека. К сожалению, обойтись
без них нельзя, но каждая из них снова и снова должна отбрасы
ваться, чтобы дать место новой. Итак, этот принцип хочет живости
жизни, и точка зрения жизни оказывается выше всякой точки
зрения системы. Таково, по-видимому, теоретическое оправдание
антисистематической философии жизни при помощи биологис
тического принципа.
Мы снова должны спросить: научна ли такая точка зрения?
Исследователь, который предполагает самостоятельную ценность
истинных мыслей и становится теоретиком лишь благодаря это
му, никогда не сможет согласиться с биологистическим объясне
нием, для которого система есть кора, или раковина, или змеиная
кожа. Прежде всего он будет остерегаться скрывающегося здесь
смешения сотворенных продуктов культуры, значение которых
заключается как раз в их прочности и долговременности, с отмер
шими продуктами
природы, которые должны быть отброшены.
Человек, имеющий мировоззрение и стремящийся к научной яснос
ти его, является социальным и историческим существом. Челове
чество одарено «памятью» о своих мировоззрениях, и частью
этой памяти является научная философия. Культурный человек
живет не как отдельное, только «естественное» существо, которое
растет само по себе и сбрасывается им. Человек находит гото
вым некоторое мировоззрение; как наследник своих отцов, он
принимает его и либо остается при нем, либо изменяет его; и
даже если мировоззрения от поколения к поколению меняются,
то ведь при этом они вместе с тем и развиваются; во всяком
случае, в своей целостности они никогда не сбрасываются, по
добно змеиной коже.
* Это неверно даже по отношению к вненаучным мировоззре
ниям, и подавно уже биологистическое объяснение становится
бессмысленным по отношению к суждениям научной филосо
фии, преследующей цель добиться теоретической ценности отно
сительно мирового целого. Взгляды и убеждения научных фи
лософов о мире и жизни являются членами исторического ряда,
простирающегося почти непрерывно на два с половиною тысяче
летия. Мировоззрения «Петрова и Сидорова», возникающие из
личного опыта в связи с научной философией или без нее, мож
но, во всяком случае, рассматривать как продукты природы, кото
рые растут вместе с их носителями и с ними же затем погибают,
не оставляя по себе заметных следов и не оказывая влияния на
другие мировоззрения. О таких мировоззрениях возможно гене
рализирующее познание, упорядочивающее их типы, как это де
лает естествознание по отношению к типам организмов, и при
изложении таких мировоззрений можно, пожалуй, хотя и с осто
рожностью, пользоваться биологическими аналогиями. Может слу
читься, что кто-нибудь от страха перед жизнью прячется в чужой
системе, как в раковине.
Мировоззрения же крупных, самостоятельных, исторически
значительных мыслителей, построенные с сознанием связи с
прошлым на основе учений предшественников, лишь постольку
могут быть сравнены с продуктами природы или с «раковина
ми», поскольку подчеркивается непримиримая
противополож
ность их. Как всюду, так и здесь биологистический натура
лизм не в состоянии понять явления исторической жизни куль
туры в их становлении и в их исчезновении. Разве система
Спинозы — это раковина? Здесь даже Ницше говорит о «свя
щенной стране». А Кантовы «Критики»? На них сам Ясперс
замечает, что его теория не сводит концов с концами. Он
называет их «огромными фрагментами». Если это слово здесь
подходит, то кто тогда вообще может считаться автором систе
мы? Мы оказываемся в области чистейшего произвола. Тео
рия «раковины» сама себя опровергает.
406
Но и независимо от этого мы не вправе созданную мыслите
лем систему сравнивать с затвердевшей раковиной. Даже биоло-
гист не может делать этого, не обессмысливая тем самым своих же
собственных теорий. Это противоречит «духу» или смыслу, из ко
торого такое образование, как система, возникает, а потому неиз
бежно совершенно не затрагивает существа его. Если кто-либо
станет искать образа для слагаемого им мировоззрения, то он
обратится к жизни культуры и будет говорить о доме, который он
строит себе, чтобы жить в нем в качестве человека теории, в кото
ром он нуждается, чтобы из него смотреть на мир — предмет
созерцания, и который должен покоиться на твердых принципах,
когда он обуревается ураганами жизни и страстей. Он захочет
построить дом, по возможности, долголетний дом, который потом
ки смогут отстраивать дальше. Для этого он нуждается в камнях,
твердых и отесанных, т. е. в точно определенных понятиях, при
помощи которых от сможет овладеть зыбким явлением, которое
дается ему в чистом воззрении. Он не может теоретически «жить»
без прочного фундамента и твердых принципов.
Напротив, если бы он захотел свою мыслительную работу и
мировоззрение, которое он создает, рассматривать биологисти
чески, как «одеревенение», то оно потеряло бы для него всякий
смысл. Никогда он, как всякий теоретик, не спрячется в темную
раковину и не замкнется от живой жизни, но будет заботиться о
том, чтобы его дом был открыт для солнца, для луны и для
свежих ветров жизни и имел окна, открывающие вид вдаль. Если
биологизм захочет убедить его в том, что рациональные мысли
нужны ему лишь для того, чтобы обрасти защитной корой, он
весело засмеется ему в лицо. Выросшие на почве специально
научных точек зрения биологистические теории ни в какой мере
не достигают этих проблем. Они становятся чуждыми действи
тельности, «мертвыми» конструкциями, и могут быть сочтены лишь
за искажение смысла построения системы, который всякому сис
тематически мыслящему знаком по собственному непосредствен
ному «переживанию» и стоит выше всяких сомнений. Поскольку
биологист теоретически мыслит, он сам себя не понимает, думая,
что он в состоянии истолковать биологически свое собственное
мышление. На деле он
хо ч е т чего-то такого, что не входит ни в
какие биологистические категории, потому что так хочет пафос
чистого исследования или науки, так «хочет» он сам, как человек
теории, даже если он не отдает себе в этом ясного отчета, Био-
логистическое исследование, хотящее иного, теоретически несос
тоятельно, а это только и важно для науки.
В такие времена, когда системы рабски заучиваются, как мо
литвы, не лишено, правда, смысла восхваление права движения и
407
жизни, о чем еще будет речь, когда мы будем говорить о правде
философии жизни. Это представляется тогда делом, так сказать/
научной «политики». Но наше время, когда в моде философия
жизни, не требует такой политики. Имея в виду размягчение всех
понятий, которые пытаются сделать «живыми», и ужас перед сис
темой, человек теории не захочет плыть по широкому потоку
жизни. Научная «субстанция» оказывается налицо у тех, кто мо
жет или, по крайней мере, пробует строить.
Быть может, и эту точку зрения назовут «мировоззрением» и
тем самым признают «ненаучной». Однако, в ней заключаются
лишь предпосылки, без которых не может обойтись ни один
теоретик. Здесь как раз и противостоят друг другу
теоретичес
кое мировоззрение, нуждающееся в системе, и а н ти те о р е ти -
ческое, которому система несимпатична или даже ненавистна, и
человек теории, если только он самого себя понимает, может
становиться на сторону только того мировоззрения, внутри кото
рого чистая теория не лишена смысла. Поэтому в качестве науч
ной точки зрения стремление философии жизни биологистичес
ки объяснить систематическое мышление, охарактеризовать сис
тему, как «раковину», и так принизить ее по сравнению с жиз
нью — все эти стремления внутренно противоречивы. А проти
воречие для всякой научной точки зрения «смертельно».
Нужно ли было такие само собой понятные вещи особенно
разъяснять? В настоящее время все мышление стало в теорети
ческом отношении столь «живым» и «подвижным», а вместе с
тем столь размягченным, что логически почти не на что ступить.
Модная философия жизни подчас становится жизненным боло
том, а в нем возможны лишь лягушечьи перспективы. Поэтому
необходимо прежде всего с гносеологической и методологичес
кой трезвостью построить путь и мосты, по которым возможно
будет доставить материал для возведения прочных теоретических
зданий с возможно более высокими башнями, способными усто
ять и открыть вид далеко вдаль. Так как только с их высоты
можно видеть и охватывать мир и так как в этом всегда, пожалуй,
будет состоять задача человека теории, то всего важнее оказыва
ются прочная постройка и ясные принципы. Как исследователи,
мы должны властвовать над жизнью при помощи понятий и от
пустого размахивания словом «жизнь» перейти к систематичес
кому упорядочиванию мира. Поэтому следует научно бороться
против современной философии жизни, которая не только не
может, но и не хочет вступить на этот путь. Всякая попытка пост
роить систему философии должна обращаться прежде всего про
тив нее, чтобы расчистить почву для положительного творчества.
Жизненная боязнь системы не должна вторгаться в научные
408