Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

другое исходит из одного источника, живой жизни, о котором не 
должна забывать никакая философия, даже если она поняла, что 

ее задача не может заключаться в том, чтобы улавливать своими 
понятиями  сами  эти  живые  потоки.  Она  должна  отдавать  себе 

точный  отчет  также  в  том,  чего  она  не  может.  Только  так  она 

приходит к действительно всеобъемлющему мировоззрению.

В связи  с  этим  можно  было  бы  указать  еще  ряд пунктов,  по 

которым  мы также  можем  идти  рука об руку с современной фи­

лософией жизни. Она справедливо отстаивает прогрессирующее 

развитие живой жизни против консервативного принципа непод­
вижности, характерного для математически-физического мышле­
ния, неустанное становление и творческий расцвет против окаме­
нелого бытия  и бесплодной косности,  взгляд, что сущность дей­

ствительного мира — движение и  изменение, а не покой  и  неиз­

менность.  Равным образом,  в отличие от психологии представле­
ний,  она  с  полным  основанием  подчеркивает  значение  воли  и 

действия, присущих всякой живой жрзни,  которая не только пас­

сивно воспринимает и терпит,  но повсюду, где она действительно 

жива, она противопоставляет себя миру в качестве формирующей 

и образующей  силы.  Короче,  если  воспользоваться  расхожими 

словами, эволюционизм,  волюнтаризм  и активизм по праву выс­
тупают против статики интеллектуализма и рецептивности.  И  пов­
сюду важно то, что при этом  выступают свидетели живой жизни. 
Это  остается  в  силе  даже,  если  с  неменьшей  достоверностью 
существует также неизменное,  непреходящее, вечное, о котором 
философия также не должна забывать.

Перечислять дальнейшие особенности не нужно, так как общий 

принцип,  на котором основано положительное значение особен­
но 

интуитивной  философии  жизни,  уже  сейчас  должен  быть 

ясен.  Она  не  разрешает  никаких  проблем,  но  ставит  мышление 

перед  новыми задачами,  а это уже много значит.

Правда,  осторожность  всегда  уместна  по  отношению  к  мод­

ным  течениям.  Им  недостает  принципиальной  ясности  как  раз 

относительно важнейшего, что они в себе заключают,  и поэтому 
они легко склоняются  к тому, чтобы слишком односторонне выд­
вигать  свое  лучшее  на  первый  план.  Так  говорили  о  «новом 
идеализме»,  который,  на место характеризующих идеализм  1800 
года «разума, гуманности, закона», ставит «жизнь, любовь, силу», и 
в качестве представителей его наряду со Стефаном Георге, Диль- 

теем  и  Бергсоном  называли также  автора этой  книги  и  его уче­

ников*.  Против этого, однако, приходится сделать некоторые воз­

* 

Gertrud  Bäumer.  Weit  hinter  den  Schützengräben.  Aufsätze  aus  dem 

Weltkrieg.  1916.

434

ражения,  в особенности,  если  думают,  что один  род  идеализма 
исключает другой.  Ведь сказал же один из  классических предс­

тавителей старого идеализма, Фихте, в  1800 году, в своем  «Назна­

чении человека»: «Мертвая, тяжелая масса, которая только запол­

няла пространство, исчезла, и вместо нее течет,  волнуется  и бур­

лит вечный поток жизни, силы  и действия  первозданной жизни».

Здесь мы имеем жизнь и силу (вместе с тем Бергсона in nuce)27, 

также  у  одного  из  «старых»  идеалистов.  И  любовь  у  Фихте 
также не отсутствует. Уже одно это не позволяет нам  предпола­

гать  в  этом  отношении  противоположность  нового  старому,  и 
кроме того,  мы  не в праве были бы  отказаться от разума,  гуман­
ности  и  закона,  если  бы  даже  считали  их  несовместимыми  с 

жизнью, любовью и силой.  В действительности же оба направле­

ния в философии  могут быть вполне объединены.  Вернее,  вооб­
ще не  входит в задачу  науки  отстаивать тот  или  иной  атеорети- 

ческий идеал. Она будет стремится достигнуть ясного  понимания 

всех жизненных  целей,  чтобы  затем  избегать  всякого  односто­
роннего или-или,  которое обедняет,  ради всесторонности обога­
щающего синтеза.

Однако, это приводит нас  вместе с тем еще к одному послед­

нему пункту, благодаря которому современная философия жизни 
имеет также 

положительное значение. Идеалы существуют только 

на почве полагания 

ценностей,  и достаточно вспомнить  Ницше, 

чтобы тотчас же увидеть, что философские течения  нашего вре­

мени  выдвинули  на  первый  план  не  только  понятие  жизни,  но 

также  понятие  ценности.  Оба  они тесно  связаны  друг с другом. 
Живая  жизнь  всегда  вместе  с тем —  оценивающая жизнь.  Поэ­
тому,  проблема жизни  неизбежно  ведет  к проблеме  ценности  и 

вместе с тем к тому вопросу философии,  который  может считать­
ся  важнейшим из поставленных в наше время. Также и за то, что 
философская  мода  привлекла  внимание  к  проблеме  ценности, 

мы должны  приветствовать ее тенденции.

Правда, и здесь надо предостеречь от увлечения.  «Переоценка 

всех ценностей»,  к какой стремился  Ницше,  не может быть зада­
чей науки.  Более того:  могут ли вообще быть  переоценены  цен­
ности  как  ценности?  На  человеческие  оценки  и  отношения  к 
ценностям,  которых не  нужно  смешивать с самими  ценностями, 
можно влиять.  Можно,  стало быть, добиться того, что одна  цен­
ность  заменяет  собой  другую  и  ценится  вместо  нее.  Сами  цен­
ности  при  этом  не  «переоцениваются».  Они  остаются  тем,  что 
они есть.  Ценности как ценности  не могут меняться, только наше 
отношение к ним подвержено изменению.  Ницше недостает ясно­
го  лонятия  ценности,  но  если  даже  отвлечься  от  этого,  все  же 
философия  как  наука,  как  повсюду,  так  и  по отношению  к  цен­

435

ностям,  не  должна  быть  практически  оценивающей;  она  берет 
свой предмет чисто теоретически,  и поэтому «переоценка», если 
вообще говорить о ней,  не входит в ее область.

С другой стороны, нельзя отрицать, что ценности как ценности 

совершенно так же  принадлежат  к  «миру»,  как  и  свободное от 

ценности действительное,  и потому так же должны стать предме­

том  исследования философии,  как универсальные науки. Что че­
ловек  теории  должен  ограничиваться  исследованием  того,  что 

действительно  —  это  ничем  не  оправдываемый  предрассудок. 

Ценности  как  ценности  недействительны  и  несмотря  на это они 
могут быть  поняты теоретически  не мёнее, чем свободная от цен­
ностей  реальность. Более того,  как раз, если подчеркивается, что 

философия  как наука должна не оценивать, а познавать,  предс­

тавляется необходимой задачей узнать, до каких пор простирает­

ся  в  мире  область  ценностей.  Только тогда  философия,  навер­

ное, избегнет оценки ценностей в своей сфере, если она в точнос­

ти  знает,  где  она  имеет  дело  с  ценностями,  и  какого  рода  эти 

ценности.

По  отношению  к  этим  проблемам  философия,  лежащая  за 

пределами современных течений, особенно академическая, обна­
руживает в  настоящее  время  поразительную  робость.  Проблему 
ценностей она почти со страхом обходит или, вернее, трактует ее 

только имплицитно,  не называя  по имени, что ведет к ряду неяс­

ностей. Здесь многие могли бы  поучиться у модной философии.

Примеры  пояснят  это.  Лотце  хотел  не  только  «исчислять» 

мир,  но  также  «понимать  его».  О  понимании  много  говорят  и 

сейчас,  противопоставляя  его  описанию  и  объяснению.  Но  что 
значит  «понимать», если  слово это должно сохранять свой  мно­

гозначительный  смысл  и  принципиально отличаться  от  исчисле­
ния,  объяснения  или  описания?  Только  действительное  всегда 

остается непонятным. Понимать можно только «смысл» или «зна­
чение»  вещи,  а  смысл  и  значение  что  бы  то  ни  было  имеет 
только  по  отношению  к  ценности.  Во  всех  отношениях  свобод­

ное  от  ценностей  бытие  вместе  с  тем  лишено  смысла  и  значе­
ния.  Поэтому,  если  хотеть  «понимать»,  то  нельзя  игнорировать 
ценности.  Иначе  не знают,  что понимается.

Также о  «значимости»  (Gelten)  говорят в философии  со  вре­

мени  Лотце;  выражение  это  даже  стало  почти  что  модным.  За­
нятие же  ценностями,  несмотря  на это,  считается  «ненаучным». 
Как  будто  что-либо  иное,  кроме  ценности,  может  иметь  значи­
мость!  Что  же  называется  словом  «значимость»,  если  оно  не 
имеет значения  ценности? Только сущее никогда не имеет значи­
мости, точно так же,  как оно остается непонятным.  Правда, гово­

рят: факт имеет значимость.  Но это неточно.  Не факт, а 

положе­

436

ние,  что  нечто  фактично,  имеет  значимость,  и  лишь  постольку, 
поскольку оно  имеет 

истинный  смысл.  Истина же по  сущности 

своей есть ценность. Следовательно, нет также свободной от цен­

ности теоретической значимости.

Это  приводит  нас  вместе  с тем  к особому  пункту,  имеющему 

принципиальное значение.  Истина есть ценность. Она обращает­
ся к нашему интересу.  Мы относимся к ней оценочно.  Непонятно, 
как  это  можно  отрицать*.  В  этом  отношении  даже  биологисти- 
ческая  теория  знания  прагматизма  имеет  заслуги.  Правда,  она 
сбивается с пути, полагая, что теоретическая ценность может быть 
сведена к «полезности»  или  к какому-нибудь иному атеоретичес- 
кому благу.  В этом заключено  грубое смешение двух коренным 
образом различных понятий ценности. Но с полным правом утвер­

ждается, что истина по сущности своей ценностна, и что познаю­

щий  человек также  должен  рассматриваться  как оценивающий 

субъект.

Проблема  истины  никогда  не сможет быть  решена как проб­

лема  действительности.  Взгляд  этот,  правда,  вовсе  не  нов.  Он 

никому,  особенно  после  Канта,  не  должен  был  бы  оставаться 
неизвестным.  Но  современная  философия  жизни  также  вновь 

дала ему эффективное выражение  и этим указала многим  на то, 
что теоретик-исследователь как оценивающее существо должен 
быть поставлен в один ряд с человеком  нравственности,  искусс­

тва  и  религии.  Дело  не обстоит так,  что только атеоретический 

человек оценивает,  а познающий остается  независимым  от цен­
ности,  но оба оценивают, и только  род ценностей,  которыми они 
руководствуются,  и соответственно этому род оценки принципи­
ально отличны  друг  от друга.

Что  эта  важная  мысль  в  модной  философии  смешана  с  эле­

ментами, не выдерживающими критики,  не слишком много меняет 

ее значение.  Мысль эта  может легко  освободиться  от этих эле­

ментов  и  тогда она  обнаружится  во  всей  своей  значительности 

для  построения  обоснованного  миро-  и жизнепонимания.  Лишь 
благодаря тому, что мы также субъект теперь понимаем как ценя­

щего истину и соответственно этому его познание понимаем  как 

теоретическое благо, с которым связана ценность истины,  мы  мо­
жем понять человеческую жизнь  как в ее 

многообразии,  так и  в

* 

Подробное  обоснование  этого  взгляда  я  пытался  дать  в  моей  книге 

«Gegenstand der Erkenntnis»  Dritte Aufl.  1915.  В  этом  философская  pointe28 

этого  «Введения  в  трансцендентальную  философию».  Я  надеюсь,  что  в  бли­

жайшее  время  смогу  опубликовать  первый  том  системы  философии,  постро­
енной  на  этой  гносеологической  основе.  Здесь  я  вынужден  ограничиться 
замечаниями,  которые должны  лишь указать  на связь  между критикою совре­
менной  философии  и  положительным  построением  философии  жизни.

437

ее 

единстве.  Взгляд,  которому как учению о  «примате практи­

ческого  разума»  положено  начало у  Канта,  мы  находим  вновь, 
хотя отчасти, в очень искаженном виде, у мыслителей, как Ницше 
и  Бергсон,  Дильтей  и  Джемс,  и  поэтому  также  их  мысли  могут 
стать по крайней  мере важными исходными точками для плодот­

ворного  развития  философии.  Необходимо  только,  чтобы  мы, 
поняв ценность истины как ценность, охарактеризовали в ее свое­
образии и затем отчетливо представили сознанию научный «мир» 
во всем многообразии его форм как мир теоретических, смысло­
вых  и  ценностных  образований. Только так мы будем  в состоя­
нии  оценить  значение  их для жизни  в  целом.

Взгляд  на сущность  истины  как на ценность  во  многих отно­

шениях важен  как раз для  философии 

жизни. Здесь мы особен­

но подчеркнем то, что этот взгляд указывает нам,  где  надлежит 
искать  «*///ое»  жизни,  о  котором  уже  неоднократно  заходила 
речь.  Тот,  кто философствует о жизни  именно  в  качестве чисто 
познающего, не может сомневаться в дом, что истина о жизни как 
ценность имеет значимость независимо от жизни, так как иначе 

она  не была бы  истиной,  доступной  познанию, а  если он  понял 
это, то вместе с тем он неизбежно будет принципиально 

проти­

вопоставлять ее ценящей жизни, протекающей во времени.  Нет 

философии жизни, которая не предполагала бы  истины о жизни 
как значимой  и  не  искала  бы  ее;  истина же  эта  о жизни  может 
быть  понята только как  нечто 

большее, чем жизнь. Так в знача­

щих истинах о жизни  полагается в своей самостоятельности  вы­
ше всяких сомнений нечто  «иное», чем жизнь.

Как  раз  философ жизни  не  может  колебать  это  «иное»,  не 

объявляя этим самым свое собственное философствование бес­
смысленным.  Итак,  если  философия  жизни  развивается  в уче­

ние о  ценностях,  и  если  она  понимает сущность  вневременной 
значимости теоретической  ценности, то она  неизбежно порыва­

ет с принципом чистой  имманентности жизни.  В этом философ­
ски значительный пункт соединения  проблемы жизни с пробле­
мою  ценностей.  Поскольку философия жизни  есть философия 

ценностей,  постольку же она в качестве философии теоретичес­
кой  ценности  истины  не  может  быть  философией  одной  лишь 

жизни.

Однако,  она  не  остановится  на  одной  только  теоретической 

ценности, а разовьется в теорию 

всех ценностей, и на этой осно­

ве должка быть построена затем всеобъемлющая философия всей 

жизни.  Именно,  если  мы  ориентированы  уже  на теоретические 
ценности, то мы  можем теоретически мерить ими другие ценнос­
ти в их атеоретическом своеобразии  и вместе с тем оценивать их 

в их атеоретическом значении.

438