ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 09.06.2021

Просмотров: 763

Скачиваний: 3

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Следующий такого рода указ Екатерины II был действительно знаменательным событием. Он вошел в историю как указ от 15 января 1783 г. о вольных типографиях. Вот его текст (даем полностью, поскольку он давно не перепечатывался): «Всемилостивейше повелеваем типографии для печатания книг не различать от прочих фабрик и рукоделий, и вследствие того позволяем, как в обеих Столицах Наших, так и во всех городах Империи Нашей, каждому по своей воле заводить типографии, не требуя ни от кого дозволения, а только давать знать о заведении таковом Управе Благочиния того города, где он ту типографию хочет иметь. В сих типографиях печатать книги на российском и иностранных языках, не исключая и восточных, с наблюдением однако ж, чтоб ничего в них противного законам Божиим и гражданским, или же к явным соблазнам клонящегося, издаваемо не было; чего ради от Управы Благочиния отдаваемые в печать книги свидетельствовать и ежели что в них противное Нашему предписанию явится, запрещать; а в случае самовольного напечатывания таковых соблазнительных книг, не только книги конфисковать, но и о виновных в подобном самовольном издании недозволенных книг, сообщать, куда надлежит, дабы оные за преступление законно наказаны были».

В этом документе большой интерес представляет целый ряд моментов. Его начало, где производство книг рассматривается впервые как промышленная сфера. Типография приравнивалась к фабрикам, что позволяло частным лицам заводить книгопечатни. Основное положение указа – разрешение каждому по своей воле заводить типографии: в будущем за него долго будут бороться издатели и журналисты (явочный порядок выпуска газеты или журнала, открытия типографии). Одновременно указом усиливалась роль полиции в цензуре, ее полицейская функция. Управа Благочиния теперь контролировала содержание печатной продукции, запрещала ее, если обнаруживала в ней нарушения, вылавливала вышедшую без ее разрешения печатную продукцию, конфисковала ее и, наконец, сообщала в судебные инстанции с тем, чтобы нарушители указа были законно наказаны. Напоминаем, что все это касалось только нового явления в журналистике вольных, частных типографий. То есть по-прежнему сохранялась в государстве довольно громоздкая и нецентрализованная структура цензурного аппарата. Кроме того, Управа Благочиния вообще мало отношения имела к культуре, а ее чиновники не отличались особой образованностью. Недаром А.Н. Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» так отреагировал на полицейскую функцию цензуры: «Один несмысленный урядник благочиния может величайший в просвещении сделать вред и на многие лета остановку в шествии разума; запретит полезное изобретение, новую мысль и всех лишит великого».

Книгу А.Н. Радищева, законченную им в 1788 г., можно рассматривать как обстоятельный отклик на указ 1783 г., без которого она вообще не могла бы появиться. Получив отказ от одного из издателей, Радищев приобрел станок и напечатал на нем в 1790 г. свое произведение. Именно этот указ дал толчок публицисту для его размышлений о цензуре и заставил проделать огромную работу по обобщению мирового опыта цензуры. С разговора об этом документе начинается первый в России очерк истории мировой цензуры, составивший целую главу «Торжок». Без него не могло быть обстоятельного обсуждения вольности, которую исповедовал А.Н. Радищев.


В своем очерке Радищев сначала, во вступлении к «Краткому повествованию о происхождении ценсуры», стремится обосновать тезис о том, что вообще никакой вид цензуры не нужен. Цензура мысли не нужна. Радищев замечает: «Ценсура сделана нянькою рассудка, остроумия, воображения, всего великого и изящного». Вред такой цензуры публицист показывает, ссылаясь на рассуждения философа Г. Гердера и содержание «Наказа» Екатерины II. Гердер, в частности, подчеркивал: «В областях истины, в царстве мысли и духа не может никакая земная власть давать решений и не должна. Исправление может только совершаться просвещением». Далее в очерке следует возражение против духовной цензуры. Здесь размышления Радищева выливаются в лаконичный афоризм: «Бог всегда пребудет Бог, ощущаем и неверующим в него». Наконец, публицист обращается к вопросу об охране нравственности общества. Он считает, что не любострастные дышащие развратом сочинения корень разврата. В России таковых сочинений в печати еще нет, а на каждой улице в обеих столицах видим раскрашенных любовниц. Пусть, замечает Радищев, «ценсурада останется на торговых девок». По его мысли, не страшно и распространение бессодержательных произведений: «Оставь глупое на волю суждения общего; оно тысячу найдет ценсоров. Наистрожайшая полиция не возможет так запретить дряни мыслей, как негодующая на нее публика».

Исторический очерк цензуры от Древних Греции и Рима до книгопечатания и от него до современного Радищеву общества показывает на многочисленных фактах и документах, что любые власти, светские и духовные, учреждали цензуру. Правда, писатель цитирует и юридические документы американских штатов, содержащие множество слов о свободе печати, но, как они реализовались на практике, не раскрывает. Не только это цитирование, но и весь очерк пронизан внутренней полемикой с положением дел со свободой печати в России.

Обсуждать прямо вопрос о российской цензуре Радищев, иронизируя, отложил на потом, закончив этими словами свой блестящий очерк: «В России. Что в России с цензурою происходило, узнаете в другое время. А теперь, не произведя ценсуры над почтовыми лошадьми, я поспешно отправился в путь». Этот путь скоро привел его к практической встрече с цензурой.

Возможно, исторический материал, предложенный читателю Н.А. Радищевым, убедил Екатерину II как раз в том мнении, на которое он не рассчитывал, т.е. раз цензура имеет столь древнее происхождение, раз она учреждалась повсеместно и всеми властями, то это служит примером и для других правителей, русской власти. А что касается красивых слов о свободе, то Екатерина II, создавшая идеальный «Наказ», прекрасно понимала к этому времени разницу между декларациями и реальностью.

Что случилось после выхода в свет «Путешествия из Петербурга в Москву», хорошо известно. Книга попала уже в накаленную атмосферу в обществе. Императрица две недели с пером в руках изучала произведение Радищева, ход его мысли. Не закончив его читать, распорядилась отправить автора в Петропавловскую крепость. «Сочинитель тот наполнен и заражен французским заблуждением, – определяет диагноз императрица, – ищет всячески и защищает все возможное к умалению почтения к власти и властям, к приведению народа в негодование противу начальников и начальства». По ее инициативе в 1790 г. состоялся цензурный процесс над Радищевым. Его книга была дозволена Управой Благочиния, но тем не менее, использовав один из пунктов Уложения, гласивший: «А которые воры чинят в людях смуту и затевают на многих людей воровским своим умышлением затейные дела, и таких воров за такое их воровство казнити смертию». Сенат утвердил смертный приговор Радищеву, императрица милостиво, в честь мира с Швецией, заменила казнь десятилетней ссылкою в Сибирь. По ее предписанию книга «Путешествие из Петербурга в Москву» была конфискована и сожжена.


Несмотря на все вышесказанное, указ 1783 г. о вольных типографиях, без сомнения, был прогрессивным документом по тем временам. В России были другие условия по сравнению и с Англией, и с Францией, и американскими штатами. Указ предоставил обществу новые возможности, которые были сразу же использованы: появилось большое число новых типографий и изданий.

Естественно, у власти прибавилось забот: поток информации, который надо было контролировать, существенно вырос и получил более широкое распространение в государстве. Пробужденная мысль, развязанная инициатива, одухотворенные идеалы просветительства находили выход в литературном и журналистском творчестве, театре и образовании. В 1779 г. возникло «Дружеское ученое общество», объединившее видных московских масонов вокруг Н.И. Новикова. На внесенные в фонд общества средства при Московском университете были открыты семинарии Педагогическая, Переводческая и Философская; студентам выдавались стипендии, наиболее талантливые из них посылались за границу. В 1784 г. была учреждена 14 пайщиками Типографическая компания с капиталом в 57500 рублей. Она обзавелась мощной типографией, где работало 20 печатных станков. Это было первое такого рода предприятие.

Огромную издательскую деятельность развернул Н.И. Новиков. С 1779 про 1792 г. в арендуемой им типографии Московского университета было выпущено около 900 названий книг. Стали издаваться многочисленные его журналы: «Утренний свет», «Вечерняя заря», «Покоящийся трудолюбец», «Экономический магазин» и др. «Московские ведомости» при Новикове увеличили тираж с 500–600 экземпляров до 4000. Ощущая в Н.И. Новикове растущую в обществе оппозиционную силу, опиравшуюся на масонство, Екатерина II с 1785 г. перешла от полемики с ним к репрессиям против него, используя при этом церковь и тайную канцелярию. Сюжет этот достаточно разработан историками, поэтому скажем кратко об итогах репрессий. В 1792 г. Н.И. Новиков был заточен в Шлиссельбургскую крепость, все его просветительское дело было разгромлено, большая часть его книг была арестована, 18656 экземпляров книг было сожжено. Так завершился первый в России процесс по делам печати.

В 1793 г. горели не только книги, изданные Н.И. Новиковым, но и произведения известного литератора-драматурга Я.Б. Княжнина. Екатерина II под особую опеку взяла театр. Она разорвала в 1793 г. неофициальные отношения с княгиней Е.Р. Дашковой, когда та способствовала постановке трагедии Княжнина «Вадим Новгородский», в которой императрица усмотрела проявление свободомыслия и нападки на монархическую власть. «Театр есть школа народная, – подчеркивала Екатерина II, – она должна быть непременно под моим надзором, я старый учитель этой школы и за нравственность народа мой ответ Богу». Этот завет Екатерины II будет взят на вооружение всеми властителями России.


Значительно повлияли на Екатерину II события во Франции. Она была напугана возможным распространением идей Французской революции в Российском государстве. 20 мая 1792 г. князь А.А. Прозоровский писал ей о необходимости «положить границы книгопродавцам книг иностранных и отнять способность еще на границах и при портах подобные сему книги ввозить, а паче из расстроенной ныне Франции, служащие только к заблуждению и разврату людей, не основанных в правилах честности». Прозоровский считал, что в связи с этим нужны генеральные суждения. Именно с цензуры иностранной литературы и начинается знаменитый екатерининский указ от 16 сентября 1796 г., в котором говорилось:

«В прекращение разных неудобств, которые встречаются от свободного и неограниченного печатания книг, признали Мы за нужное следующие распоряжения:

1. В обоих престольных городах наших, Санкт-Петербурге и Москве, под ведением Сената, в губернском же и приморском городе Риге и наместничестве Вознесенского в приморском городе Одессе и Подольского при таможне Радзивиловской, к которым единственно привоз иностранных книг по изданному вновь тарифу дозволен, под наблюдением губернских начальств учредить цензуру, из одной духовной и двух светских особ составляемую.

3. Никакие книги, сочиняемые или переводимые в государстве нашем, не могут быть издаваемы, в какой бы то ни было типографии без осмотра от одной из цензур, учреждаемых в столицах наших, и одобрения, что в таковых сочинениях или переводах ничего Закону Божию, правилам государственным и благонравию противного не находится».

22 октября того же года другой именной указ решил проблему организационно: «Цензуру... составить в каждом месте из трех особ, из одной духовной, из одной гражданской и одной ученой; духовных особ избирать Синоду, гражданских – Сенату, а ученых – Академии наук и Московскому университету...»

Институт цензуры официально начал свой путь, и профессия цензора получила государственный статус. Своим указом Екатерина II установила смешанную цензуру, соединив оба ее вида – древнюю духовную со светской. В этих документах была обобщена эволюция законодательной деятельности в области цензуры.

Российский император Павел I, придя к власти в 1796 г. и многое делая в своей внутренней и внешней политике в противопоставлении Екатерине II, в области цензуры наоборот развивал и совершенствовал ее начинания. Он завершил на этом этапе организацию цензурного аппарата: был создан Цензурный совет во главе с его председателем князем А.Б. Куракиным, а затем князем П.В. Лопухиным. На рассмотрение Совета представлялись все книги, признанные цензурою недозволенными, и даже те, кои кажутся сомнительными. В 1796 г. был избран полный состав цензоров. Павел 1 повелел сжигать все книги, признанные Цензурным советом недозволенными к распространению. Он сам контролировал деятельность цензуры. Поля страниц представлений Цензурного совета, его журнала заседаний пестрят решительными резолюциями монарха: «Книги сжечь, а хозяев, отыскав, поступить с ними по законам, за выписку оных»; «Чтобы впредь все книги, коих время издания помечено каким-нибудь годом французской республики, были запрещаемы» и т.д.


Император поддержал усердие Ф.О. Туманского, цензора-обскуранта, получившего известность благодаря своим запретам книг, произвел его в статские советники с дополнительным к цензорскому жалованьем в 2 тысячи рублей в год. За 1797–1799 гг. в стране было конфисковано 639 книг, из которых 552 только на Рижской таможне, где и отличился Туманский. В числе запрещенных оказались произведения Гете, Шиллера, Канта, Свифта и др. Так, «Путешествия Гулливера» Свифта получили следующую характеристику цензора: «В сей книге автор старается разные при дворах учреждения осмеивать, как, например, весьма едко на стр. 305, что прыгание на веревках производится токмо людьми великими».

Павел I был озабочен проникновением в армию сочинений, «коих развращение умов есть целью». До него дошли сведения о распространении в армии произведений французских авторов, переведенных на русский язык (например, книги «Права человека», по оценке Павла I, «катехизма развратного»). В связи с этим 4 января 1799 г. император издал Рескрипт генералу Розенбергу, в котором, по сути дела, предлагал организовать военную цензуру, охраняющую войска от воздействия вредных сочинений и враждебной пропаганды.

Одновременно Павел I завершил организацию духовной цензуры в государстве. При этом он предпринял шаги к возвышению духовного сословия в обществе. По его указу от 18 декабря 1797 г. было введено соборное духовенство, повышены оклады священников, библиотеки училищ и церквей были пополнены нужной литературой и др. Наконец, 14 марта 1799 г. выходит «Положение о духовной цензуре или комиссии», которое централизует всю духовную цензуру в Московском церковном центре, получившим официальное название «Учрежденная в Москве Духовная цензура для свидетельства и рассмотрения сочиняемых и переводных книг до Церкви и учений церковных касающихся», а у историков – Московская духовная цензура. Она находилась в ведении Святейшего Синода. До этого указа духовная цензура проводилась представителями высшей церковной власти, епархиальными владыками, духовными учебными заведениями, некоторыми избранными духовными особами и смешанными цензурными комитетами, ведавшими делами светской и духовной цензуры. Теперь она была сконцентрирована в одном центре.

Созданная по «Положению о духовной цензуре» Московская духовная цензура состояла из председателя и трех членов, известных своими познаниями в словесных науках и языках. Избирались они из монашества или белого духовенства с последующим утверждением Синодом. Задачами цензуры было «рассмотрение и исправление как переводов, касающихся церкви и церковного учения, так и вообще сочинений, издаваемых соборным и не соборным духовенством. Духовная цензура не должна по примеру гражданской делать простое одобрение или неодобрение сочинения к печатанию (поелику таковые упражнения не суть важны), но в том, чтобы делать им ревизию, или строгое пересматривание и исправление. Цензура может просто возвратить рукопись. Все сочинения, одобренные цензурою, как не заключающие в себе, по ее мнению, ничего противного закону Божию, правилам государственным, благонравию, и литературу надлежит издавать в печать с дозволения Синода исключительно в типографиях, ведомству его принадлежащих». Синод распоряжался денежными средствами, полученными от продажи литературы.