Файл: Лекция Лагерная проза в русской литературе 2 половины хх века.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 09.11.2023
Просмотров: 207
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Для этой документальной литературы Шаламов снова и снова использовал наименование «новой прозы». Основные существенные черты своей поэтики от определил в одном тексте, похожем на манифест:
«В новой прозе – после Хиросимы, после самообслуживания в Освенциме и Серпантинной на Колыме, после войн и революций – все дидактическое отвергается. Искусство лишено права на проповедь. Никто никого учить не может, не имеет права учить.
Искусство не облагораживает, не улучшает людей. Искусство – это способ жить, но не способ познания жизни.<…>
Для нынешнего времени описаний мало.
Новая проза – это само событие, сам бой, а не его описание. То есть, — документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ.
Эффект присутствия, подлинность есть только в документе. Письма выше надуманной прозы.
Смерть [зачеркнуто: крах] романа, рассказа, повести – смерть романа характеров, описаний. Все выдуманное, все «сочиненное» — люди, характеры – все отвергается».
Он смело заявил: "Классический роман умер, как форма и, никакая сила в мире не воскресит его". Более того, Шаламов определил новые каноны в развитии современной литературы и назвал это - новой прозой.
Огромный личный опыт - дающий право творить. По сути: автор - свидетель и непосредственный участник. В силу этого в “Новой прозе “, такие важные принципы, как форма и содержание, видоизменяются и несут совершенно иные функциональные нагрузки, отпадает изживший себя вопрос о “характере в развитии”. На первое место выходит метод индивидуализации автора, его особый, художественный почерк, т. е., личная причастность к месту и действу. (Видение смысла жизни не через призму искусства, а жизнь, пронизывающая искусство).
Далее В. Шаламов утверждал: "Новая проза должна иметь и новую форму. Это не что иное, как документ, но не тот документальный очерк, а документ художественный - выстраданный сердцем и записанный кровью."
Новая проза - это поиск новых психологических закономерностей, художественное исследование темы, и неопровержимое свидетельство существующего.
Она отвергает, как таковое, литературщину с подробным описанием внешности человека - тормоз, ненужный современному читателю. Пейзаж применим, как психологическая загрузка и весьма кратко. Новая проза исследует “старого человека” в новом времени, его неустойчивость к жесткому прессингу обстоятельств, в следствии чего происходят необратимые изменения его психики. Ибо, действительность - искушение, а читатель - мученик судьбы.
«Новая проза» В. Шаламова при своей кажущейся простоте очень многогранна: за счет многочисленных интертекстуальных связей и перекличек с русской и зарубежной литературой она приобретает глубокий философский смысл. Это обстоятельство позволяет говорить о таком качестве прозы Шаламова как экзистенциальность.
Известно, что центральной идеей как философии, так и литературы экзистенциализма является «существование человека в мире без Бога, среди иррациональности и абсурда, в состоянии страха и тревоги, вне абстрактных моральных законов и предустановленных жизненных принципов» [Литературная энциклопедия терминов и понятий 2007: 1218]. Писатели используют традиционные для литературы экзистенциального направления художественные приемы (экстремальная ситуация, экзистенциальные пограничья жизни и смерти, рационального и иррационального, психологический эксперимент, повествование типа «поток сознания» и т.д.). В творчестве разных художников они реализуются в индивидуальных комбинациях, универсальных и неповторимых, отражающих философское и стилевое мировоззрение каждого художника, в результате чего образуются некие типологические модели, стилевые направления и пр.
Так, Шаламов с необычайным постоянством помещает своих персонажей в типичные экзистенциальные ситуации: они находятся перед лицом смерти, в одиночестве, в ощущении «заброшенности» в чуждый мир, в состоянии потрясенности и потерянности.
Подчёркнуто документальные и одновременно близкие экзистенциальной прозе шаламовские рассказы рассказывают о том, как лагерная жизнь меняет человека. В отличие от западных писателей-экзистенциалистов, в произведениях которых поведение героев обусловлено смоделированной ситуацией, рассказы Шаламова отражают реальность лагерной жизни.
В тюрьмах и лагерях, описанных в «Колымских рассказах», персонажи постоянно находятся в мире «мертвящего кровавого абсурда». В них абсурдно все: бездоказательное следствие, фантастика предъявленных обвинений, бессмысленная жестокость и убийства. В лагерном мире изменяются все основные «человеческие понятия»: «Масштабы смещены, и любое из человеческих понятий, сохраняя свое написание, звучание, привычный набор букв и звуков, содержит в себе нечто иное, чему на «материке» нет имени: мерки здесь другие, обычаи и привычки особенные; смысл любого слова изменился» («Зеленый прокурор»).
В рассказе «По лендлизу» Гриня Лебедев, сбросив бульдозером тысячи трупов заключенных в одну могилу, испытывает «гордость и сознание исполненного долга» перед государством, которое создано для защиты человека, а на самом деле истребляет миллионы своих же граждан. В рассказе «Перчатка» врачи, медсестры, санитары заботятся не о здоровье больных, а о том, чтобы больные их не обманули: не украли «койко-дни» у «благодетеля-государства».
Парадоксально абсурдна в этом мире работа человеческой памяти, стремящейся к забвению, которое становится условием дальнейшей жизни, потому что воспоминания мучительны. Но, по убеждению писателя, беспамятство - это моральное преступление. Например, в рассказе «Понтий Пилат» известный врач при написании мемуаров «забыл» упомянуть о том, как он принимал корабль с мертвыми заключенными: когда в море произошел бунт, охранники просто залили трюмы ледяной водой, в результате чего на материк прибыло несколько тысяч трупов.
Совсем не случайно объектом типизации в «Колымских рассказах» становится образованный, думающий человек, способный осознать абсурдность лагерного мира и его враждебность к людям. Персонажи Шаламова чувствуют себя чужими от несовпадения их культурного, сознательного опыта с той реальностью, которую они видят; смещение нравственных норм, общечеловеческих понятий вызывает у них ощущение бессмысленности жизни.
https://shalamov.ru/tags/22.html
«В новой прозе – после Хиросимы, после самообслуживания в Освенциме и Серпантинной на Колыме, после войн и революций – все дидактическое отвергается. Искусство лишено права на проповедь. Никто никого учить не может, не имеет права учить.
Искусство не облагораживает, не улучшает людей. Искусство – это способ жить, но не способ познания жизни.<…>
Для нынешнего времени описаний мало.
Новая проза – это само событие, сам бой, а не его описание. То есть, — документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ.
Эффект присутствия, подлинность есть только в документе. Письма выше надуманной прозы.
Смерть [зачеркнуто: крах] романа, рассказа, повести – смерть романа характеров, описаний. Все выдуманное, все «сочиненное» — люди, характеры – все отвергается».
Он смело заявил: "Классический роман умер, как форма и, никакая сила в мире не воскресит его". Более того, Шаламов определил новые каноны в развитии современной литературы и назвал это - новой прозой.
Огромный личный опыт - дающий право творить. По сути: автор - свидетель и непосредственный участник. В силу этого в “Новой прозе “, такие важные принципы, как форма и содержание, видоизменяются и несут совершенно иные функциональные нагрузки, отпадает изживший себя вопрос о “характере в развитии”. На первое место выходит метод индивидуализации автора, его особый, художественный почерк, т. е., личная причастность к месту и действу. (Видение смысла жизни не через призму искусства, а жизнь, пронизывающая искусство).
Далее В. Шаламов утверждал: "Новая проза должна иметь и новую форму. Это не что иное, как документ, но не тот документальный очерк, а документ художественный - выстраданный сердцем и записанный кровью."
Новая проза - это поиск новых психологических закономерностей, художественное исследование темы, и неопровержимое свидетельство существующего.
Она отвергает, как таковое, литературщину с подробным описанием внешности человека - тормоз, ненужный современному читателю. Пейзаж применим, как психологическая загрузка и весьма кратко. Новая проза исследует “старого человека” в новом времени, его неустойчивость к жесткому прессингу обстоятельств, в следствии чего происходят необратимые изменения его психики. Ибо, действительность - искушение, а читатель - мученик судьбы.
«Новая проза» В. Шаламова при своей кажущейся простоте очень многогранна: за счет многочисленных интертекстуальных связей и перекличек с русской и зарубежной литературой она приобретает глубокий философский смысл. Это обстоятельство позволяет говорить о таком качестве прозы Шаламова как экзистенциальность.
Известно, что центральной идеей как философии, так и литературы экзистенциализма является «существование человека в мире без Бога, среди иррациональности и абсурда, в состоянии страха и тревоги, вне абстрактных моральных законов и предустановленных жизненных принципов» [Литературная энциклопедия терминов и понятий 2007: 1218]. Писатели используют традиционные для литературы экзистенциального направления художественные приемы (экстремальная ситуация, экзистенциальные пограничья жизни и смерти, рационального и иррационального, психологический эксперимент, повествование типа «поток сознания» и т.д.). В творчестве разных художников они реализуются в индивидуальных комбинациях, универсальных и неповторимых, отражающих философское и стилевое мировоззрение каждого художника, в результате чего образуются некие типологические модели, стилевые направления и пр.
Так, Шаламов с необычайным постоянством помещает своих персонажей в типичные экзистенциальные ситуации: они находятся перед лицом смерти, в одиночестве, в ощущении «заброшенности» в чуждый мир, в состоянии потрясенности и потерянности.
Подчёркнуто документальные и одновременно близкие экзистенциальной прозе шаламовские рассказы рассказывают о том, как лагерная жизнь меняет человека. В отличие от западных писателей-экзистенциалистов, в произведениях которых поведение героев обусловлено смоделированной ситуацией, рассказы Шаламова отражают реальность лагерной жизни.
В тюрьмах и лагерях, описанных в «Колымских рассказах», персонажи постоянно находятся в мире «мертвящего кровавого абсурда». В них абсурдно все: бездоказательное следствие, фантастика предъявленных обвинений, бессмысленная жестокость и убийства. В лагерном мире изменяются все основные «человеческие понятия»: «Масштабы смещены, и любое из человеческих понятий, сохраняя свое написание, звучание, привычный набор букв и звуков, содержит в себе нечто иное, чему на «материке» нет имени: мерки здесь другие, обычаи и привычки особенные; смысл любого слова изменился» («Зеленый прокурор»).
В рассказе «По лендлизу» Гриня Лебедев, сбросив бульдозером тысячи трупов заключенных в одну могилу, испытывает «гордость и сознание исполненного долга» перед государством, которое создано для защиты человека, а на самом деле истребляет миллионы своих же граждан. В рассказе «Перчатка» врачи, медсестры, санитары заботятся не о здоровье больных, а о том, чтобы больные их не обманули: не украли «койко-дни» у «благодетеля-государства».
Парадоксально абсурдна в этом мире работа человеческой памяти, стремящейся к забвению, которое становится условием дальнейшей жизни, потому что воспоминания мучительны. Но, по убеждению писателя, беспамятство - это моральное преступление. Например, в рассказе «Понтий Пилат» известный врач при написании мемуаров «забыл» упомянуть о том, как он принимал корабль с мертвыми заключенными: когда в море произошел бунт, охранники просто залили трюмы ледяной водой, в результате чего на материк прибыло несколько тысяч трупов.
Совсем не случайно объектом типизации в «Колымских рассказах» становится образованный, думающий человек, способный осознать абсурдность лагерного мира и его враждебность к людям. Персонажи Шаламова чувствуют себя чужими от несовпадения их культурного, сознательного опыта с той реальностью, которую они видят; смещение нравственных норм, общечеловеческих понятий вызывает у них ощущение бессмысленности жизни.
https://shalamov.ru/tags/22.html