Файл: Никита Николаевич МоисеевЧеловек и ноосфера.pdf

Возрождения и разлилась на бесчисленное множество рука- вов и проток. И их уже невозможно охватить единым взгля- дом. Ученые, даже работающие в близких областях, переста- ют понимать друг друга. И часто не способны объяснить сво- им коллегам содержание предположений, гипотез, ради ко- торых они затевают то или иное исследование. И при этом они могут иметь одинаковые Дипломы и говорить на одном и том же языке. Что же тогда говорить о людях, работающих в разных сферах науки. Гуманитарий и физик, экономист и биолог – можно ли говорить о них как о представителях еди- ной культуры, способных оценить вклад тех или других в об- щую цивилизацию?
Эти вопросы уже давно волнуют ученых и философов.
Знаменитый немецкий математик, вероятно, самый круп- ный математик XX века, Давид Гильберт, видя подобный процесс растекания реки знаний, говорил о том, что этот по- ток подобен горным рекам. Втекающие в пустыни, лежащие у подножий хребтов, эти реки постепенно разбиваются на ручейки и уходят в песок, так и не достигнув моря. Может быть, и нашим знаниям уготована подобная судьба – утеря единства потока и последующего его иссушения.
А замечательный английский романист и одновременно физик и философ Чарльз Сноу говорил, что в мире возни- кают две культуры – естественников и гуманитариев. Между ними образовалась пропасть, которая все время углубляется и расширяется – духовное и физическое необъединимы!

И кажется, что такой процесс дифференциации знаний,
распадения целого на отдельные ячейки диктуется самой ло- гикой развития науки, необходимостью глубокой професси- онализации.
Но одновременно были и другие суждения. Еще в про- шлом веке известный русский физиолог Иван Сеченов го- ворил о том, что понять Человека можно только в его един- стве – плоти, духа и природы, частью которой он является. И
будущее науки лежит на пути объединения этих трех начал.
Десятком лет позже Карл Маркс сказал нечто очень близкое:
в будущем все науки о природе и обществе должны будут слиться в единую науку о Человеке.
Так где же истина? Я думаю, что правы и те и другие. Рас- текание реки знаний неизбежно. Оно диктуется необходи- мостью высокого профессионализма, конкретных детальных знаний, без которых дальнейшие исследования действитель- но могут исчерпать сами себя. Но в не меньшей степени нуж- ны и синтетические конструкции, необходим комплексный разноплановый анализ, опирающийся на данные различных наук, требующий синтеза знаний, появления единых точек зрения. Их нужда особенно возрастает тогда, когда речь идет об оценке перспективы, о выборе дальнейших путей разви- тия общества, о выборе его стратегии.
Другими словами, река знаний действительно распадает- ся на все большее число рукавов и проток, но это не приво- дит к их усыханию, ибо непрерывно идет и обратный про-

цесс. Он тоже очень многолик и многогранен и приводит не только к объединению разных дисциплин и развитию кон- кретных областей знаний, но и к новому целостному виде- нию мира. И оно для Человека не менее необходимо, чем конкретные знания конкретных наук. Особенно в те време- на, когда история общества переживает эпоху перехода от одних жизненных стандартов к другим.
Одним из важнейших элементов мировоззрения Челове- ка является представление о мире и своем месте в этом ми- ре или, как иногда говорят, о единой картине мира. Она ме- няется во времени. Новые научные данные ее непрерывно строят и пересматривают. И ее эволюция интересна и поучи- тельна.
Истоки нашей европейской цивилизации лежат в антич- ной Греции, создавшей культуру, обладавшую удивительной цельностью и единством. Древним эллинам – этому малень- кому народу – удалось не только выжить и выстоять в окру- жении других более богатых и могущественных народов, но и оказаться родоначальником того рационального гуманиз- ма, который сегодня определяет черты европейской культу- ры и которому, как мне кажется, именно и суждено будет найти выход из современных кризисных состояний.
Греки обладали на редкость цельным и ясным миропони- манием. Был Космос, Небо, там жили боги. На Земле жи- ли люди. Но пропасти между ними не было. Они составляли единое целое. Боги были очень похожи на людей. Они могли

и пьянствовать, и прелюбодействовать. Но всегда были гото- вы вмешаться в судьбы людей, столь похожих на них самих.
Хотя они могли их карать, но тем не менее их никогда не по- кидал дух доброжелательства по отношению к людям. Они готовы были им помогать и даже поднимать на небо и де- лать их равными себе. Я думаю, что основной завет христи- анства «возлюби ближнего своего как себя самого» в значи- тельно большей степени обязан древнегреческой традиции,
чем грозному указующему персту Иеговы.
И в темное тысячелетие средневековья влияние антично- го мира, связь с греческой культурой никогда не прерыва- лась. Ее связующими звеньями были развалины того, что на- зывалось когда-то Римом, связь шла и через Византии, кото- рый смог дожить до эпохи Возрождения. Я употребил выра- жение «темное тысячелетие». Это выражение не совсем вер- ное. В эту эпоху появились готика, сочинения отцов церкви,
иконы Рублева. И самое главное – сохранилось аристотелев- ское видение мира, того неразрывного единства, где вместе живут и Бог, и Космос, и Человек. Связь с прошлым не по- кидала людей.
Но вот грянула революция, которую принято связывать с именами Коперника, Галилея и Ньютона. Возник науч- ный метод, которому мы сегодня обязаны всеми достижени- ями науки и техники. Но вместе с приобретениями пришли и потери. Единый и цельный мир вдруг распался. Человек оказался из него изъятым. Космос начал жить сам по себе,

подчиняясь законам физики, законам заведенного автомата,
судьба которого в значительной степени предначертана. А
человек тоже сам по себе: с его духовным миром, с его ир- рациональностью и непредсказуемостью поведения – такой формировалась новая парадигма. И первым увидел эту про- тиворечивость Э. Кант – противоречие между жесткой ре- гламентацией мира физики и ничем не ограниченным поле- том духовности.
Эпоха Просвещения довершила эту разобщенность.
Вспомним рассказ о том, как будущий маркиз де Лаплас –
маркизом он стал после реставрации – подарил императору
Наполеону свою книгу с изложением космогонической тео- рии, известной ныне под именем теории Канта – Лапласа.
Прочтя эту книгу, Наполеон сказал Лапласу: «Я не увидел место Бога в твоей системе». На это Лаплас ответил: «Мой император, этой гипотезы мне не потребовалось». Таким об- разом, к началу XIX века единство миропонимания осталось лишь в религиозных учениях.
Если век XVIII мы имеем полное право назвать веком
Ньютона, то век XIX, надо согласиться в этом с Больцма- ном, следует назвать веком Дарвина. Создание эволюцион- ной теории тоже было революцией, подготовленной система- тиками: Ламарком и многими другими. Так же как и в ме- ханику и физику, теперь уже в биологию пришли идеи дви- жения и развития. Более того, были названы три ключевых слова: «изменчивость», «наследственность» и «отбор», ко-

торым, как мы увидим ниже, будет суждено сделаться ос- новой некоего весьма универсального языка, описывающего процессы развития языка, позволяющего объединить, каза- лось бы, самые различные этажи познания.
Но теория эволюции Дарвина не содержала сама по се- бе какого-либо синтезирующего начала. Более того, она в чем-то противоречила тому представлению о материальном мире, которое сложилось в физике. Вспомним, что именно в середине XIX века, то есть в то же время, когда созда- валась теория происхождения видов, было установлено вто- рое начало термодинамики, и понимание его значения для физики совпало с утверждением дарвинизма. Но согласно второму закону термодинамики тенденции в развитии за- мкнутых систем проявлялись в росте энтропии, то есть ме- ры хаоса, постепенной потери организованности. А теория эволюции живого вещества утверждала как раз обратное.
Со временем происходит непрерывное усложнение органи- зации и рост разнообразия, которое позднее получит в био- логии название закона цефализации. Более того, как одна- жды покажет Фишер, усложнение и разнообразие организа- ционных структур необходимы для обеспечения жизнестой- кости, устойчивости популяций (закон Фишера).
Таким образом, во второй половине XIX века произо- шло очевидное размежевание наук, одни из которых мы те- перь относим к точному естествознанию (физические нау- ки), другие к естественным – это биология в первую очередь.

Но, кроме того, существуют еще и науки об обществе, о его развитии и самом Человеке. Однако все эти дисциплины раз- вивались отдельно. Считалось, что каждая из этих трех сфер нашего мира существует как бы сама по себе и, во всяком случае, подчиняется своим собственным законам.
Но в том же XIX веке начали формироваться и иные тен- денции. Они шли сначала главным образом от философии и религиозного мышления. Я уже сказал, что Кант – один из создателей первой космогонической гипотезы, этого типич- ного порождения ньютоновского образа мышления, – уже обратил внимание на то противоречие, которое существует в картине мира, сложившейся к концу XVIII века: Космос,
Вселенная сами по себе и феномен человека сам по себе. Ис- тинно научными считались только те знания, которые не за- висели от человека, который являл собой лишь посторонне- го наблюдателя. В такой постановке очень многое осталось за кадром научного мышления. Еще более резко сказал об этом
И. Одоевский: европейский рационализм нас лишь подвел к вратам истины, но открыть их он не сможет. И вот в России во второй половине XIX века возникает своеобразное умо- настроение называемое теперь русским космизмом.
Это течение, которое в философии было представлено целым рядом блестящих умов, таких, как И. Киреевский,
В. Соловьев, Н. Федоров, П. Флоренский, Н. Лосский, а в литературе – Л. Толстым, Ф. Достоевским и многими дру- гими, не было школой в ее научном понимании. Это было

именно умонастроение широких кругов русской демократи- ческой интеллигенции. Вот ее основные черты: Человек – со- ставная часть Природы; Человека и Природу не следует про- тивопоставлять друг другу, а рассматривать их надо в един- стве; Человек и все, что его окружает, – это частицы едино- го, Вселенной. И в этом контексте не так уж важно то, что один назван Богом, а другие – Вселенной. Поэтому не слу- чайно, что к течению русского космизма были близки мно- гие естествоиспытатели и ученые (К. Циолковский, Д. Мен- делеев, И. Сеченов и др.).
Несмотря на всю пестроту этого течения мысли, именно в его рамках зародилось понимание неизбежности противоре- чий между Разумом и Природой, Человеком и окружающей средой. И вместе с ним пришло понимание ответственности
Разума за отыскание путей его разрешения и того, что эти противоречия могут однажды привести человечество к ка- тастрофе. Возникли идеи совершенствования нравственно- го начала, создания некоего нового мирового правопорядка,
актуальность которого возросла только в наше время на фо- не грандиозных достижений естественных наук, техники и технологий. Новый правопорядок и новая моральная основа человеческого общества – необходимые условия дальнейше- го развития цивилизации, всего человеческого рода. И наи- более ярко об этом сказал, вероятно, Ф. Достоевский. Сей- час подобное эмоциональное восприятие технической циви- лизации и урбанизации, предчувствие надвигающегося мо-

рального кризиса, характерное не только для него, но и для других космистов, превращается в «эмпирическое обобще- ние», в реальность, определяющую нашу деятельность. Оно диктует нам необходимость создания новой морали, нового взаимоотношения между народами, нового отношения к се- бе и природе.
За восемьдесят лет до Печчеи и Форрестера – людей, бес- спорно, замечательных, Н. Федоров писал: «Итак, мир идет к концу, а человек своей деятельностью даже способству- ет приближению конца, ибо цивилизация эксплуатирующая,
а не восстанавливающая, не может иметь иного результата,
кроме ускорения конца» (Федоров Н. Соч. М., 1982, с. 301).
И чтобы отчетливее передать черты той атмосферы конца прошлого века, в которой развивался критицизм существо- вавшей тогда научной парадигмы, приведу еще одно выска- зывание Н. Федорова: «Свобода без власти над природой –
это все равно, что освобождение крестьян без земли». (Эти слова писались через 30 лет после ликвидации крепостного права в России. – H. М.) «При такой свободе остается толь- ко ждать и прогнозировать, когда же человечеству не станет хватать угля, железа и хлеба, чтобы в конце концов подчи- ниться природе и отдать ей свою жизнь» (там же с. 211).
В понимании И. Федорова власть над природой совсем не тождественна установке покорения природы Ф. Бэкона. Она означает такую способность вмешиваться в естественный ход природных и общественных процессов, которая обеспе-

чит человечеству его будущность.
Иными словами, нужны не слепое подчинение обстоя- тельствам и констатация фактов, а попытки конструктивно- го решения возникающих коллизий и трудностей, попытки понять тот общепланетарный порядок, который необходим для продолжения истории цивилизации. Именно общепла- нетарный, ибо биосфера и общество – это одно целое, и ни- какие локальные мероприятия по спасению того или другого не могут дать удовлетворительного результата.
Сочинение Н. Федорова, которое я цитировал, так и на- зывается – «Философия общего дела». Его можно рассмат- ривать как один из идейных источников современной систе- мы взглядов о коэволюции общества и природы. Несмотря на религиозный характер сочинения, основное его содержа- ние – это поиск конструктивного порядка во взаимоотно- шениях Человека и окружающей среды. «Власть над приро- дой», в понимании Н. Федорова, это, по существу, и есть ко- эволюция биосферы и человека. Но для ее обеспечения нуж- ны новые знания и новая нравственность – вот основной мо- тив федоровских работ и всего того направления мысли, ко- торое мы сегодня называем «русским космизмом».
Для дальнейшего важно заметить, что космисты полага- ли, что мысль, сознание – такая же принадлежность При- роды, как и «звезды, галактика, микробы, камни…». Я ду- маю, что эта цельность их восприятия оказала влияние на развитие русской естественнонаучной мысли и послужила