ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.12.2023
Просмотров: 539
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Те из нас, кто управляет своими эмоциями без значительных усилий, считают такую способность естественной. Время от времени у нас бывают ситуации, когда наше поведение зависит от эмоций, но в большинстве случаев мы выкарабкиваемся.
А теперь представьте, что по причине биологической уязвимости ваши эмоции, наоборот, поражают разнообразием. Вы не можете предугадать, в каком настроении окажетесь. Если ваше поведение крайне разнится в зависимости от настроения, можете ли вы предугадать, будете ли вы дикарем или компанейским человеком в неформальном общении с людьми? Если вы способны отвечать за свои действия, когда в достаточной мере собраны эмоционально, становитесь ли вы несознательным и неприлежным, когда эмоции берут над вами верх? Вас исключали из школы или увольняли с работы? Можете ли вы сказать, что ваша способность выполнять какие-либо обязанности не в вашей власти, а зависит от эмоционального состояния? Влияние такой непредсказуемой уязвимости сказывается на всех сферах жизни. Как в страшном сне, ваши усилия постоянно оказываются напрасны или оборачиваются катастрофой. Данная биологическая уязвимость усугубляется, а в некоторых случаях даже формируется взаимодействием между эмоционально уязвимой личностью и стойко инвалидизирующей социальной средой.
Инвалидизирующее окружение и его влияние
Давайте сначала поговорим об эмоциональном развитии в оптимально валидирующем окружении.
Эмоции вызывают быструю реакцию во всем нашем теле: наша физиология, восприятие, действия и когнитивные процессы активизируются, чтобы мы могли адаптироваться к непрекращающимся изменениям в окружении и нашем теле. Мы слышим неожиданный шум, и сразу же возникает эмоциональная реакция, благодаря которой мы ориентируемся, вследствие чего оказываемся в состоянии готовности. Когда эмоциональное развитие происходит в здоровых условиях, родители или воспитатели обращаются с ребенком таким образом, который укрепляет связи между внешними стимулами, первичными эмоциями и социально уместным внешним проявлением эмоций, в то же время ослабляя связи с социально неуместным проявлением. Реакции наших воспитателей валидируют то, что является эффективным, адекватным и целесообразным в том, что касается наших ответных действий, и нивелируют то, что является неэффективным, неадекватным и не имеет смысла. Например, на основании таких процессов социализации мы учимся интерпретировать определенные звуки как внешний стимул для возникновения интереса или страха, а также учимся модулировать способы выражения наших ощущений. Валидирующие реакции других людей учат нас использовать эмоции для понимания происходящего в нас и вокруг нас как немедленной информации о нашем собственном состоянии и наших потребностях, принимая во внимание наше окружение.
В оптимальном окружении воспитатели обеспечивают соответствующее обстоятельствам, адекватное успокоение наших сильных эмоций. Они помогают личности укрепить и улучшить естественные адаптивные, организационные и коммуникативные функции эмоций.
Конечно, никому из нас не достается безупречное оптимальное окружение. Даже самые лучшие родители могут уставать и находиться в состоянии стресса. По своей сущности они сами бывают беспокойными, сердитыми или подавленными. В подобном сниженном настроении они могут наказывать за выражение первичных эмоций или делать так, чтобы они были минимизированы. В результате, мы усваиваем более или менее дисфункциональные способы выражения и осмысления наших эмоций. Вместе с тем, более серьезные проблемы возникают тогда, когда воспитатели регулярно и последовательно не способны отвечать на первичные эмоции и их выражение согласно нашим потребностям. Стойкая инвализицация происходит тогда, когда в большинстве случаев воспитатели или родители воспринимают наши первичные реакции как неправильные, неуместные, патологические, или такие, какие не стоит принимать всерьез. Первичные реакции интереса постоянно подавляются или высмеиваются; естественная потребность в утешении регулярно игнорируется или осуждается; искренние побуждения ставятся под сомнение или неверно истолковываются. Таким образом, человек учится избегать, блокировать и контролировать свои собственные природные наклонности и первичные эмоциональные реакции. Подобно существу, закрытому в помещении с заряженной электрическим током сеткой на полу, он или она учится избегать любого шага, ведущего к боли и инвалидизации.
К примеру, допустим, что, в отличие от моих братьев и сестер с лучшей эмоциональной регуляцией, я высказывала большую потребность в любви, либо выражала эмоции дольше по времени или интенсивнее, чем этого допускали мои родители, чем систематически вызывала нетерпение и презрение (инвалидизация). В конце концов, я пытаюсь контролировать свое поведение, возможно, за счет того, что учусь подавлять внешнее выражение моей потребность в любви и, может быть, даже игнорирую мой личный опыт в такой потребности. В стойком инвалидизирующем окружении возникает выработка условного рефлекса в связи с переживанием чувства страха — мы не только пытаемся обойти бьющую током сетку инвалидизации, но также избегаем какого-либо опыта частных событий (мыслей, ощущений или эмоций), способных привести нас к этой сетке. Мы становимся чрезвычайно сенсибилизированными ко всем внешним стимулам, способным привести к болезненному столкновению с инвалидизацией. Мы фобически боимся собственных обоснованных, естественных реакций. Стойкая инвалидизация не только делает людей чрезмерно чувствительными к инвалидизации со стороны других, но также чувствительными к собственным реакциям, обоснованным или нет, способным стать поводом для инвалидизации со стороны других. Естественная реакция по производимому эффекту часто может сравниться с падением паука на колени к человеку с арахнофобией.
Согласно теории Линехан, различные комбинации биологической уязвимости и социальной инвалидизации могут привести к приблизительно похожим жизненным ситуациям. Люди также могут пройти различные пути развития и в итоге столкнуться с одними и теми же трудностями. Для людей с высокой биологической уязвимостью в отношении эмоциональной дисрегуляции даже «нормального» уровня инвалидизации может оказаться достаточно, чтобы создать серьезные проблемы. Как и люди с синдромом дефицита внимания, они сталкиваются с огромными, но трудными для понимания проблемами. Например, если ребенок с нормальными процессами внимания с ребенком с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) играют в настольную игру и слишком шумят, строгого окрика «А ну-ка, тихо там!» от взрослого на кухне будет достаточно для того, чтобы ребенок с нормальными способностями внимания послушался. Но ребенку с СДВГ, вероятно, будет нужно, чтобы взрослый пришел и дал пошаговую консультацию: «Нет. Сейчас не твоя очередь. Отдай кубики Джоуи. Солнышко, посмотри на меня. Брось кубики. Спасибо. Хорошо, а теперь смотри. Сейчас очередь Джоуи. Нет, положи руки на колени. Вот так. Давай посмотрим, ему выпало пять...», и так далее. Время и практика превращают такое консультирование в саморегуляцию. Подобный активный консультирующий подход необходим людям, которые пытаются справиться со стойкой эмоциональной дисрегуляцией. Как и в случае с дисрегуляцией внимания, дополнительное руководство и схема требуются для развития саморегуляции эмоций. Не многие родители знают, как обеспечить такую помощь; большинство родителей могут оказаться не в состоянии справиться с удовлетворением всех потребностей крайне уязвимого ребенка. Как следствие, подобные эмоционально уязвимые дети редко обучаются эффективным стратегиям для управления своими зашкаливающими эмоциональными переживаниями. ДПТ имеет дело с подобного рода недостатком и непосредственно обучает навыкам, необходимым для того, чтобы регулировать эмоции.
Другие люди вступают в жизнь с невысокой биологической уязвимостью, но сталкиваются с подобной предельной и стойкой инвалидизацией в то время, когда у них появляются проблемы с управлением эмоциями. Сексуальное насилие над детьми является классическим примером инвалидизирующего окружения в отношении ПРЛ (Wagner & Linehan, 1997, 2006). Тем не менее, не все люди, соответствующие критериям ПРЛ, сообщают о сексуальном насилии, и не все лица, подвергшиеся сексуальному насилию в детском возрасте, обнаруживают признаки ПРЛ. Остается неясным, каким образом объяснить индивидуальные различия (в частности, см. Rosenthal, Cheavens, Lejuez, & Lynch, 2005,
направление исследований, в котором начинают сводиться воедино опосредованные факторы между симптомами ПРЛ и сексуальным насилием в детском возрасте). В связи с вышеизложенным Линехан (1993a) утверждает, что причина проблем гораздо чаще лежит в столкновении со стойкой инвалидизацией, чем каким-либо другим определенным видом травм. Подобные истории делают людей чрезвычайно сенсибилизированными к инвалидизации.
Описанные мной трудности, следовательно, проистекают из основной проблемы — эмоциональной дисрегуляции. Когда окружение не удовлетворяет наши потребности, биологическая уязвимость либо же стойкая инвалидизация вынуждает нас усваивать ряд проблематичных стратегий эмоциональной регуляции. Когда наши базовые переживания и выражение эмоций вызывают чувство дискомфорта у других людей, которые скорее отвернутся и осудят нас, чем помогут и поддержат, мы понимаем, что то, кем мы являемся и то, как мы себя ведем, вызывает отторжение у других. Таким образом, мы учимся избегать наших собственных обоснованных первичных реакций и, вместе с тем, разрабатываем шаблоны для притупления эмоций, маскировки и/или искажения наших переживаний и выражения эмоций. Избегание может быть очень ловким: мы защищаемся, когда чувствуем в друге малейшую невнимательность к нашему рассказу, с помощью того, что говорим не то, что собирались сказать, а нечто менее рискованное в смысле раскрытия информации о себе; бессознательно мы мгновенно избегаем способного уязвить нас ощущения грусти или стыда, вместо этого испытывая раздражение.
Избегание может быть очевидным бегством изо всех сил: наше эмоциональное состояние вызывает такое отвращение, что мы бессознательно пытаемся избежать его с помощью диссоциации или обращаемся к таким отчаянным методам, как умышленное нанесение себе телесных повреждений во избежание душевной боли. Хотя такие процессы познания негативно сказываются на всех нас, люди, склонные к эмоциональной дисрегуляции, сталкиваются с более стойкой социальной инвалидизацией и доходят до того, что меняют стратегии, чрезмерно регулирующие эмоции и их выражение, на стратегии, недостаточно их регулирующие. Эти проблематичные поведенческие шаблоны серьезно вредят жизни пациентов и процессу лечения, и будут рассмотрены далее.
Диалектическая дилемма: вторичные поведенческие шаблоны
Попытки справиться с эмоциональной уязвимостью и продолжающаяся инвалидизация часто ставят перед пациентом дилемму: чрезмерная регуляция и недостаточная регуляция эмоциональных переживаний и их выражения. Линехан назвала такие шаблоны «диалектической дилеммой», поскольку основополагающая идея «диалектики» состоит в том, что каждая отдельная позиция содержит свою собственную антитезу или противоположную позицию. Неизбежные неудачи пациента в попытках регулировать эмоции приводят к возрастанию инвалидизации («Почему ты так остро реагируешь?», «Ты с ума сошел!» или «Да не обращай ты на это внимания!»), которая, в свою очередь, приводит к умноженным попыткам справиться с собой, чтобы избежать дальнейшей инвалидизации. И наоборот, пациент может начать более интенсивно выражать свои эмоции в попытке объяснить, почему его реакция обоснована («Я не сумасшедший!», «Ты не понимаешь!»). Со временем развиваются общие поведенческие шаблоны в ответ на попытки пациента решить эту дилемму, сопряженную со стойкой эмоциональной дисрегуляцией. На основании клинического наблюдения Линехан охарактеризовала три шаблона, с помощью которых пациент переключается от недостаточно регулируемого состояния, в котором он перегружен эмоциональными переживаниями, к чрезмерно регулируемому состоянию с избеганием эмоциональных переживаний.
Эмоциональная уязвимость и самоинвалидизация
Биологическая уязвимость и стойкая инвалидизация приводят к сильной, болезненной чувствительности. Легчайший раздражитель способен вызвать душевную боль, сравнимую с получением ожога третьей степени. Поскольку человек не может контролировать возникновение и окончание событий, вызывающих эмоциональную реакцию, он отчаянно нуждается в чем угодно, что способно избавить от боли. Для многих по ощущениям это похоже на то, будто их физическое тело не способно противостоять силам, яростно на него бросающимся. Даже дисрегуляция положительных эмоций способна вызвать боль. Например, пациент рассказывает: «Я был в таком восторге, когда увидел моих друзей, что не мог этого перенести. Я смеялся слишком громко, говорил слишком много — все, что я делал, было для них чересчур». «Эмоциональная уязвимость» касается не только болезненной чувствительности, но и дальнейших ее последствий в жизни человека, являющегося болезненно чувствительным. Неизбежные ежедневные переживания вызывают сильную душевную боль, что в конце концов приводит к тому, что эмоции сами по себе становятся травмирующими: в этой ситуации человек не может сказать, когда эмоции возьмут над ним верх и причинят вред. Поведение становится совершенно непредсказуемым, поскольку привязано к эмоциональному состоянию, которое человек не может контролировать. Эта непредсказуемость приводит к обману ожиданий как самого пациента, так и других, и в итоге все чувствуют себя разочарованными. Человек отчаивается, поскольку считает свою эмоциональную чувствительность биологически неотъемлемой, частью своего характера, следовательно, чем-то, что никогда не изменится. Пациент чувствует, что попал в сети кошмара дисконтроля. Жизнь превратилась в постоянную битву за то, чтобы пережить обычные события дня. В такой ситуации суицид может показаться единственным способом, который поможет избежать дальнейших мучительных страданий. Самоубийство также может быть последним ответом другим людям на их неотзывчивость.