Файл: С. В. Рыбаков история россии с древнейших времен до конца xvii века курс лекций.pdf

12
представление об истории как о цепи деяний выдающихся лич- ностей: императоров, полководцев, вождей, героев, религиозных деятелей.
Концептуальная цельность во взглядах на историю впервые наи- более зримо проявилась в христианстве. Оно и возникло как «рели- гия историков»: история Нового Завета явилась продолжением исто- рии Ветхого Завета или, как говорил один из первых христианских богословов Тертуллиан, «история спасения – натуральное продол- жение истории творения» [11, с. 183]. В христианстве история при- обрела сакральный статус. В Библии содержатся нравственные уро- ки и пророчества, связанные с осмыслением сути исторического процесса.
Христианское видение истории основывается на идее развития.
В христианстве впервые оформилось четкое представление о на- правленности и движущих силах истории. Вектор исторического развития, с христианской точки зрения, направлен в сторону осво- бождения человека и человечества от природно-биологических уз и первобытных страстей в сторону духовного роста, усиления в обществе культурного, этического начала. Двигателем истории,
по христианским представлениям, является нравственный выбор людей – всех вместе и каждого в отдельности. Историческое творче- ство не существует вне человека. Посредством выбора между нрав- ственными полюсами – истиной и ложью, добром и злом, совершен- ством и пороком – люди определяют логику исторического движе- ния: «Что посеет человек, то он и пожнет».
В Средние века христианство разделилось на восточное и за- падное. Между этими ветвями появились, а затем закрепились ми- ровоззренческие различия, затронувшие и проблему понимания ис- тории. Духовный смысл христианского толкования истории полнее всего сохранился в православии. В отличие от западного христиан- ства, православие отвергало фатализм и жесткий униформизм, про- тивопоставив им бытийное многообразие и духовную свободу в качестве определяющих условий исторического творчества лю- дей. В католицизме же утвердилось стремление к единым шаблонам и стереотипам, формально-юридическим установлениям. Католи- ческая трактовка истории искусственно упрощалась и схематизи-

13
ровалась. В ней историзм подавлялся отвлеченными умствования- ми, поэтому понимание истории оказалось под влиянием схолас- тики, в которой мистические предпосылки соединялись с рассу- дочными выводами.
В католицизме, а затем и в протестантизме возобладало пред- ставление об истории как о процессе, подчиненном предопреде- лению, т. е. заранее существующему сценарию развертывания всех процессов. В такой трактовке история стала выглядеть не- ким заведенным механизмом, не зависимым от свободного выбора людей.
Расхождения между восточным и западным христианством не потеряли актуальности и после того, как историософская мысль вышла за рамки богословия. Ни одна из теорий исторического про- цесса не может избежать проблематики, выявившейся в концепту- альной полемике между православием и западным христианством.
Эта проблематика из богословия перетекла в светскую философию и историографию.
В период распространения секуляризованных знаний на базе католической трактовки истории формировались основные поло- жения западной философии истории. Конечно, не все западные философы были наследниками католической схоластики. Так, не- мецкий философ XIX века Фридрих Шеллинг выстраивал фило- софскую систему, по духу близкую к православным традициям. Од- нако с точки зрения масштабных тенденций западная философия все-таки несла в себе многие родовые черты схоластического мыш- ления. В ней утвердился механистический детерминизм, т. е. жест- ко выстроенная причинно-следственная схема, отрицающая много- образие человеческих практик и путей к прогрессу, многообразие традиций и жизненных укладов.
Многими западными философами история стала рассматри- ваться как процесс, в котором развитие отдельных стран и народов растворено как частное в общем. На почве западнохристианского фатализма вызрело отношение к прогрессу как к религиозному сим- волу, фетишу. Между понятиями «история» и «прогресс» был по- ставлен знак тождества, при этом оценка прогрессивности разных народов давалась с позиций европоцентризма: Западная Европа,

14
а позднее США объявлялись «авангардом прогресса», а все осталь- ные, неевропейские, цивилизации попадали в разряд «отсталых».
Прогресс приобрел вид детерминированной механической одно- линейности, не связанной со свободным нравственным выбором человека и означающей перманентное преодоление прошлого, когда новизна жестко оппонирует традиции. Это проявилось и в учении
Гегеля о действии автономного от людей «духа истории», и в тео- рии либерального прогресса, и в формационно-классовой теории,
созданной Карлом Марксом. В однолинейных схемах истории скры- то или явно содержится идея однополярного мира.
Немецкий философ XIX века Гегель развил диалектический метод познания истории, что явилось весомым вкладом в понима- ние исторического процесса. Однако у Гегеля имелись и очевидные недостатки в подходах к объяснению истории. Он интерпретиро- вал ее при помощи такого выражения, как «дух истории». Будучи наделенным автономными от людей качествами, «дух истории»
предстал никак не связанным с нравственным выбором людей и способным фатально определять логику исторического движения:
«Право мирового духа выше всех частных прав» [4, с. 319]. Гегель отрицал значение нравственных факторов в истории, оправдывая проявления аморализма в истории. Он отверг кантовский постулат об «императивно-категорическом» характере этики, придал ей вто- ричность относительно социально-экономических условий. Объявив выдающихся исторических деятелей проводниками «воли мирово- го духа», он «освободил» их от этических обязательств: «Всемирно- исторической личности не свойственна трезвенность; она не прини- мает многого в расчет, но всецело отдается одной цели. ...Но такая великая личность бывает вынуждена растоптать иной невинный цветок, сокрушить многое на своем пути» [Там же, с. 323]. Гегель декларировал: «Всемирная история есть прогресс в познании свобо- ды, – прогресс, который мы должны познать в его необходимости»
[Там же, с. 330]. С его подачи началось тиражирование тезиса о сво- боде как об «осознанной необходимости».
Марксистская философия истории переняла у Гегеля и дости- жения диалектического метода, и недостатки преувеличенного де- терминизма. К. Маркс и Ф. Энгельс вслед за Гегелем видели толь-

15
ко положительный смысл во всех завоевательных войнах, которые вели «передовые» страны против «отсталых», противопоставляли
«цивилизованный Запад варварскому Востоку», оправдывая завое- вание германцами славянских земель, производимое, как они писа- ли, «исключительно в интересах цивилизации» [5, с. 290].
«Классический» марксизм выстраивал представления об исто- рии как о сфере действия «непреложных закономерностей», в ко- торой люди, подчиняясь «осознанной необходимости», должны выполнять функции, предписанные этими закономерностями. Ис- ходной точкой марксизма является социально-экономический де- терминизм, т. е. жесткая причинно-следственная цепь, автономная от человеческого сознания.
Доминантой исторического процесса марксистская доктрина объявила смену общественных формаций, а универсальным двига- телем истории – борьбу классов. При этом смена формаций наде- лена марксистами статусом предопределенной закономерности,
охватывающей историю всех стран и народов. Марксистской тео- рией ход истории был подчинен социологическим закономернос- тям, близким к фатальной неизбежности. Согласно марксистскому постулату человеческое сознание «изменить направление хода раз- вития общественной жизни не может» [6, с. 158]. Общественное бытие изображалось марксизмом в виде конструкции, где домини- руют материальные интересы, а культура, право, мораль оказывают- ся производными от них. Марксизм вслед за гегельянством отверг нравственные императивы. Энгельс заявлял: «Мы отвергаем вся- кую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догма- тику в качестве вечного, окончательного, неизменного нравствен- ного закона» [7, с. 96].
Следует понимать, что отрыв прогресса от духовной культуры грозит отрицательными последствиями, которые могут быть вы- ражены негативизмом в отношении к истории, смысловым обезли- чиванием самого понятия «история», равнодушием к ее «челове- ческому измерению».
Очевидно, что идея прогресса притягательна для человеческо- го сознания, так как связана с верой в лучшие перспективы, без ко- торой человеку сложно выстраивать свою жизнь. Проблема в том,

16
что такая вера зачастую становится предметом различных манипу- ляций, нацеленных на отрыв людей от реальной жизни. Современ- ная гуманитарная наука, разумеется, не отвергает понятие «про- гресс», оно прочно вошло в научный лексикон. Нелепо отвергать новаторство в делах устроения человеческой жизни, улучшения ее внешних форм за счет достижений науки и техники. Однако нова- торство приобретает смысл только в условиях, когда оно, во-пер- вых, не получает механического доминирования над самой жиз- нью, во-вторых, не ущемляет общественную нравственность. Если новшества становятся самоцелью, фетишем, то в органический строй бытия вносится дисгармония. Новизна приобретает ценность,
вызревая в прошлом, вбирая качественные характеристики этого прошлого, отражая историческую преемственность.
Однолинейным схемам исторического процесса была противо- поставлена теория локальных цивилизаций, отражающая призна- ние бытийного многообразия. Согласно этой теории историческое развитие разных цивилизаций зависит от природно-географичес- ких и культурно-религиозных факторов, специфически воздейст- вующих на социальное бытие разных народов. Рисунок каждой ло- кальной истории неповторим в силу множества социокультурных нитей, из которых он соткан. Внутренняя динамика в развитии каждой цивилизации опирается на прохождение естественных ста- дий: возникновения, становления, расцвета, увядания и разложе- ния. Цивилизационный подход признает бытийное многообразие,
не принимает униформистских шаблонов, которым будто бы долж- ны подчиняться все страны и народы на всех этапах исторического развития. С точки зрения цивилизационной теории каждая нацио- нальная культура содержит в себе уникальный практический и ду- ховный опыт.
Главные принципы теории локальных цивилизаций разрабо- тал русский ученый Н. Я. Данилевский. Он написал большой исто- рико-концептуальный труд «Россия и Европа», в котором обосно- вал теорию «культурно-исторических типов» на примере различий между российской и западноевропейской цивилизациями. Данилев- ский отверг претензии Западной Европы на отождествление ее с общечеловеческой цивилизацией, обосновал «закон непередавае- мости цивилизаций», сделал вывод о пределах прогресса и о нали-

17
чии его национальных форм, поставил под сомнение правомерность притязаний Запада на монопольную роль в продвижении прогрес- са. Он показал существование самобытных локальных цивилиза- ций, отличающихся «самостоятельными, своеобразными планами религиозного, социального, бытового, промышленного, политичес- кого, научного, художественного, одним словом, исторического раз- вития» [8, с. 50].
Позднее идеи Данилевского получили развитие в трудах анг- лийского философа А. Тойнби и немецкого историка О. Шпенгле- ра, которые вслед за Данилевским также критиковали проявления западоцентризма во взглядах на историю. Шпенглер писал о западо- центристских доктринах: «С полной наивностью здесь были сме- шаны дух Запада со смыслом вселенной» [9, с. 17]. По его замеча- нию, эти доктрины создавались по принципу: «Если факты не под- ходят – тем хуже для фактов», «вычеркивая» из истории уникальные культуры и цивилизации. В детерминистских теориях Шпенглер видел «безумные попытки разгадать тайну исторической формы при помощи программы» [Там же, с. 18].
Теория самобытных цивилизаций не отрицает прогресс, но при этом обращает внимание на наличие его национальных форм,
на то, что пути к прогрессу могут быть многообразными. Признавая религиозное, культурное, ментальное, социальное многообразие человечества, цивилизационный подход вместе с тем не отвергает мысль о единстве мировой истории, понимаемом как взаимодейст- вие между разными народами и цивилизациями. С этих позиций не менее актуальной, чем поиск всеобщих закономерностей исто- рии, является расшифровка социокультурных архетипов, опреде- ляющих бытие и воспроизводство цивилизационных сообществ,
их своеобразие и отличие друг от друга.

18
культурную общность и в союзе с финно-угорскими, балтскими и тюркскими племенами приступили к строительству русской го- сударственности.
После принятия христианства на Руси началось распростране- ние книжной культуры. С первых шагов древнерусской литературы историческая тематика получила в ней преобладание. Как отметил
Д. С. Лихачев, древнерусская литература представляла собой «ли- тературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет – мировая ис- тория, и эта тема – смысл человеческой жизни» [10, с. 11]. Лихачев говорил, что древнерусская литература отвергла исторический пес- симизм, «была оптимистически обращена к будущему» [11, с. 13].
Особым оптимизмом было наполнено «Слово о Законе и Бла- годати», написанное в середине XI века киевским митрополитом
Иларионом. Это первое самостоятельное произведение русского автора отмечено выдающимися художественными достоинствами и содержательной глубиной. Оно было посвящено историософским проблемам. В нем речь идет о смысле истории вообще и русской истории в частности, о месте Руси во всемирной истории, об истори- ческой роли русского народа. Иларион задал направление развитию русской исторической мысли. Заложенные им традиции в осмысле- нии истории стали действующим фактором исторического творче- ства, проявившемся во всех сферах общественной жизни Руси.
С XI века стало развиваться русское летописание, фиксировав- шее все значимые сведения, открывшее путь к собиранию и систе- матизации исторических знаний. Летописание велось наиболее знающими и грамотными православными монахами, не только изла- гавшими события в хронологическом порядке, но и сопровождав- шими их соответствующими объяснениями.
Древнейшим из дошедших до нас летописных сводов являет- ся «Повесть временных лет», созданная в начале XII века монахом
Киево-Печерского монастыря Нестором. Этот масштабный труд стал отражением особой образной системы, в нем содержатся глубокие философские обобщения. Не ограничившись перечислением фак- тов, «Повесть временных лет» включила в себя различные версии отдельных событий, для освещения которых привлекались визан- тийские хроники, дипломатические документы, церковные записи,

19
легенды. Для своего времени «Повесть» была своеобразной истори- ческой энциклопедией. Осмысление истории в ней отразилось в не- которых ключевых идеях.
Во-первых, как и у Илариона в «Слове о Законе и Благодати»,
история Руси рассматривалась на фоне мировых процессов, равно- правным участником которых Русь стала после принятия христиан- ства, когда она, по мысли летописца, обрела самостоятельную исто- рическую роль и полноценные возможности для выполнения этой роли. Историческая концепция «Повести» оптимистична.
Во-вторых, в освещении «Повести временных лет» русская ис- тория предстала произведением творческой воли восточнославян- ских и финно-угорских племен, проявивших инициативу в созда- нии государственности, а затем в условиях свободного выбора при- общившихся к православию. В «Повести», в отличие от западных и византийских хроник, содержится гораздо меньше следов фаталь- ной предопределенности. История в ней максимально приближе- на к реальной жизни.
В-третьих, взгляд на историю в «Повести временных лет», как и во всех русских летописях, имеет четко выраженную патриоти- ческую направленность. Это проявилось и в воспевании воинской доблести защитников Отечества, и в недвусмысленном осуждении ослаблявших страну распрей между князьями, и в показе особен- ностей русского православия, его отличий от византийского.
«Повесть временных лет» явилась не просто собранием фактов,
связанных с насущными, но преходящими задачами тогдашней дей- ствительности, а цельной, литературно изложенной историей Руси.
«Повесть» стала каноном для последующих летописных произве- дений, а ее текст вошел в качестве составной части в более позд- ние летописи – Ипатьевскую, Суздальскую, Троицкую, Лаврентьев- скую, Радзивилловскую – и летописные своды – Тверской, Новго- родско-Софийский и др.
Летописание во многом определяло и умонастроения древне- русского общества, и мировоззренческую направленность древне- русской культуры. Русские летописцы отстаивали идею государствен- ного и духовного единства Руси, стремясь противостоять раздроб- лению Древнерусского государства. Патриотизм в их освещении не ограничивался банальной «привязанностью к месту», а прини-

20
мал сакральный смысл, предполагая готовность к подвигу и самопо- жертвованию. Летописание с помощью религиозно-этических идеа- лов освящало заботы людей, наполняло их особенным смыслом,
выраженным ощущением «участия в книге жизни» (Откр., 22 : 19),
учило любви к родной земле, воспитывало в людях стойкость, кон- центрировало исторический опыт Руси.
Во времена Московского царства летописание значительно рас- ширилось. Появился Московский летописный свод и целый ряд летописей: Ермолинская, Иосафавская, Никоновская, Вологодско-
Пермская и др. В этот период летописание выполняло роль храни- теля исторической памяти, являлось одним из базовых элементов средневековой русской культуры, способствовало появлению такой характеристики общественного сознания, как историзм.
Помимо летописей, усвоению исторических знаний способст- вовали исторические повести, в которых рассказывалось о битвах русских воинов в борьбе за независимость страны: «Повесть о поги- бели Земли Русской», «Повесть о битве на Калке», «Задонщина»,
«Повесть о нашествии Тохтамыша», «Повесть о Домонте», «Повесть о стоянии на Угре», «Повести об Азове» и др.
В Московской Руси получила распространение историческая публицистика, в которой наиболее ярко проявили себя Филофей
Псковский, Иосиф Волоцкий, Иван Пересветов, Ермолай-Еразм,
Максим Грек, Авраамий Палицын, Аввакум Петров и др. При Ива- не IV появились первые русские хронографы – исторические сочи- нения, излагающие всемирную историю. Интерес к истории значи- тельно возрос в XVII веке: было написано большое количество ис- торических повестей, издан первый печатный исторический труд –
Синопсис, в котором излагалась история Руси с древнейших вре- мен, вышли Степенная книга – систематизированная история Мос- ковского государства, Царственная книга – одиннадцатитомная иллюстрированная история мира, Азбуковник – своего рода энцик- лопедический словарь, в котором, среди прочего, содержались и ис- торические сведения.
В XVIII веке Петр I поставил задачу всестороннего развития знаний о российской истории и создания полновесного обобщаю- щего исследования, которое отражало бы национальные интересы
России. Сочинения иностранцев на исторические темы, по мнению