Отец. Понятно, господин директор; теперь я начи­наю догадываться, почему автор, видевший нас такими, какие мы в жизни, не пожелал вывести нас на сцену. Я не хочу обидеть ваших актеров. Боже меня сохрани! Но когда я думаю, что мне придется увидеть себя в ис­полнении... уж не знаю, в чьем...

Премьер (величественно выступает вперед под смешки молодых актрис). С вашего позволения — в мо­ем!

Отец (подобострастно, вкрадчивым голосом). Я сча­стлив, сударь. (Отвешивает ему поклон.) Одним словом, когда я думаю, что каково бы ни было доброе намере­ние и искусство актера, который собирается, так ска­зать, меня «впитать»... (Старается подыскать нужное слово.)

Премьер. Гм! Гм!

Актеры смеются.

Отец. ...Образ, который он может воссоздать, даже прибегнув к гриму... фигура...

Актеры хохочут.

Вряд ли будет походить на то, каков я есть в действительности. Но даже отбросив вопрос о внешнем сходстве, актер сможет выразить свое личное представление обо мне, свое личное восприятие, — если только оно у него есть вообще, — а вовсе не то, что я представляю собой на самом деле, и не так, как я воспринимаю себя сам. И мне сдается, что люди, призванные нас судить, должны с этим считаться.

Директор. Так вы обеспокоены тем, что скажет критика? А я-то развесил уши! Пусть критика говорит, что ей угодно. Давайте лучше подумаем о том, как нам поставить пьесу! (Оглядывается кругом.) Внимание, внимание! Все готово? (Актерам и персонажам.) Займи­те свои места! Дайте взглянуть! Так. (Спускается со сцены.) Не будем терять времени! (Падчерице.) Ну как, похоже?

Падчерица. Ничего общего!

Директор. Уж не хотите ли вы, чтобы мы вы­строили здесь на сцене точную копию заведения мадам Паче? (Отцу.) Вы говорили, что на обоях были цветы?

Отец. Да, господин директор, белые обои, и на них цветы.

Директор. Ну, а у нас полосатые! Разница неве­лика. Зато с мебелью дело, кажется, в порядке! Этот столик выдвиньте вот сюда...

Рабочие сцены передвигают столик.

(Бутафору.) Раздобудьте где-нибудь конверт, хорошо бы синего цвета, и дайте его вот этому господину. (По­казывает на Отца.)

Бутафор. Конверт почтовый?

Директор. Ну да, почтовый!

---

Бутафор. Сию минуту! (Уходит.)

Директор. Так, начали! Первая сцена: выходит синьорина...

Премьерша выходит вперед.

Да обождите! Я говорю вот этой синьорине (показывает на Падчерицу), а вы должны смотреть, как...

Падчерица (подхватывает). ...я перевоплощаюсь.

Премьерша (с обидой в голосе). Можете, милая, не сомневаться, что, когда нужно будет, я сама сумею перевоплотиться!

Директор (схватившись за голову). Да оставьте, наконец, свои глупые пререкания! Итак, первая сце­на: синьорина и мадам Паче... А где же мадам?

Отец. Ее здесь нет.

Директор. Как же быть?

Отец. Но вообще-то она есть, она жива!

Директор. Где же она?

Отец. Разрешите! Сейчас мы все устроим. (Актри­сам.) Будьте любезны, сударыни, одолжите мне на вре­мя ваши шляпки!

Актрисы (слегка удивленные, смеются, говорят все вместе, перебивая друг друга). Что?

— Наши шляпки?

— Что он говорит?

— Зачем ему шляпки?

— Увидим!

Директор. Что вы будете делать с этими шляп­ками?

Актеры смеются.

Отец. О, ровно ничего! Просто я развешу их вот на этих вешалках. А может быть, кто-нибудь будет так любезен, что снимет и свое пальто?

Актеры (та же сцена). Еще и пальто?

— А дальше?

— Он с ума сошел!

Несколько актрис (вместе, перебивая друг друга). Зачем?

— Сперва пальто, а потом, смотришь...

Отец. Нужны только пальто и шляпки... Прошу вас, окажите мне эту услугу! Хорошо?

Актрисы (стаскивают с себя шляпки, некоторые свои пальто и со смехом развешивают их). Почему же нет?

— Вот, пожалуйста!

— Да он и впрямь шутник!

— Может, лучше развесить, как на выставке?

Отец. Лучше всего, как на выставке!

Директор. Скажите, для чего вам это понадоби­лось?

Отец. Видите ли, господин директор, может статься, что, когда мы подготовим сцену, как надо, не замедлит появиться и мадам Паче, привлеченная предметами сво­ей торговли... (Показывает на дверь в глубине сцены.) Смотрите, смотрите!

Дверь распахивается, на пороге появляется мадам Паче и делает несколько шагов вперед. Это жирная мегера, неохватных размеров. На голове у нее пышный шерстяной парик морковного цвета, в который вставлена огненная роза á la Кармен. Лицо густо намазано; платье — темно-красного шелка, самого невидан­ного покроя;

---

в одной руке она держит веер из диковинных перь­ев, в другой — зажженную сигарету. При ее появлении актеры и сам Директор опрометью, с криками ужаса, бросятся со сцены вниз по приставным лесенкам и будут бегать по проходам зри­тельного зала. Падчерица подбежит к мадам Паче со знаками всяческого подобострастия, как полагается при появлении хозяйки.

Падчерица (подбегая к ней). Вот она! Вот она!

Отец (радостно). Она! Я говорил вам! Вот она!

Директор (победив приступ первого страха, с возмущением). Это что еще за чертовщина?

Премьер (почти перебивая его). Где мы, наконец, находимся?

Молодой актер (тоже). Откуда взялось это чу­дище?

Молодая актриса (тоже). Где они ее прятали?

Премьерша (тоже). Что они, фокусники-иллю­зионисты?

Отец (заглушая негодующие голоса). Позвольте, позвольте! Почему во имя вульгарного правдоподобия вы хотите убить это чудо реальности, которое вызвано к жизни самой сценической ситуацией и которое имеет куда больше прав на существование, чем все вы?.. Ведь она правдивее, истиннее и достовернее, чем все вы, вме­сте взятые! Кто из ваших актрис будет играть мадам Паче? Пусть внимательно посмотрит на нее — вот она! Согласитесь с тем, что актриса, которой доведется ее играть, будет куда менее жизненно правдива! Взгляните: моя дочь мигом узнала ее! Смотрите, что сейчас произой­дет!

Директор и актеры опасливо возвращаются на сцену. Пока Отец и актеры обменивались репликами, сцена

между Падчерицей и мадам Паче уже началась. Но шла она пока вполголоса, совсем тихо, чего, разумеется,

на настоящей сцене быть не должно. Словом, когда актеры заняли свои места и стали следить за сценой, это

уже был тот момент, когда мадам Паче держала Падчерицу за подбородок, стараясь приподнять ей голову

и заглянуть в ли­цо. Некоторое время актеры слушали с напряжением, но, по­скольку ничего нельзя было разобрать, начался шум.

Директор. Ну?

Премьер. Что она говорит?

Премьерша. Ничего не разберу!

Молодой актер. Громче, громче!

Падчерица (отходит от мадам Паче, которая продолжает улыбаться, и подходит к актерам). «Громче!» Не обо всем можно говорить громко! Раньше я го­ворила громко, чтобы пристыдить его. (Показывает на Отца.) Это была месть. Но что касается мадам, то тут дело другого рода: она рискует тюрьмой!

---

Директор. Здорово! Отлично!.. Но в театре тре­буется, чтобы слышали все, дорогая моя! А мы на сце­не — и то ничего не разберем! Представьте себе поло­жение публики! Нужно говорить громко, отчетливо. Пой­мите, что вы ничем не рискуете! Считайте, что никого, кроме вас, на сцене нет! Вам должно казаться, будто вы одни в задней комнате ателье и никто вас не слышит.

Падчерица, мило улыбаясь, несколько раз делает отрицательный жест указательным пальцем.

Как так — нет!

Падчерица (вполголоса, таинственно). Есть не­кто, кто может услышать, если она (кивает на мадам Паче) станет говорить громко!

Директор (становясь в тупик). Еще кто-нибудь должен появиться?

Актеры вздрагивают в испуге.

Отец. Нет, господин директор. Она имеет в виду меня. Я должен находиться за дверью, в ожидании, и мадам Паче об этом знает... С вашего разрешения, я зай­му свое место за дверью... чтобы быть готовым... (На­правляется к двери.)

Директор (останавливая его). Постойте! Нужно считаться с законами театра! Прежде чем вы будете готовы...

Падчерица (прерывая Директора). Чего вы тя­нете! Я горю желанием снова пережить эту сцену! Пусть он идет быстрее, я готова!

Директор (переходя на крик). Но ведь сперва надо отработать сцену между вами и этой мадам! (Пока­зывает на мадам Паче.) Понятно?

Падчерица. Боже мой, господин директор! Она сказала мне то, что вы уже давно все знаете, господин директор... Она сказала, что мамина работа гроша ло­маного не стоит, что материал испорчен и его надо вы­кинуть на помойку и что мне нужно решиться, если я хочу, чтобы она и впредь помогала нам...

Мадам Паче (с победоносным видом, торжествен­но выступая вперед). Иначе, сеньор мой, я не могу мне позволить... я не хочу профитар... мне не угодно полу­чать выгоду из...

Директор (почти в ужасе). Как, как? Что она городит?

Актеры заливаются смехом.

Падчерица (тоже смеясь). Она испанка, госпо­дин директор, и говорит на какой-то забавной смеси...

Мадам Паче. Мне не представляется хороший тон делать смешно, что я говорю плохо ваш язык, сеньор!

Директор. Да нет, нет! Уверяю вас, сударыня! Продолжайте... это будет даже очень эффектно! Чтобы немного смягчить грубость и щекотливость ситуации, лучше ничего и не придумаешь! Продолжайте в том же духе, и все пойдет отлично!

---

Падчерица. Отлично! Еще бы, господин дирек­тор! Если говорить на этакой тарабарщине, то, разумеется, все может показаться веселой шуткой! Конечно, трудно удержаться от смеха, когда услышишь, как «один сеньор рамолитико» хочет «делать амур со мной». (Уда­ряет себя в грудь.) Не правда ли, мадам дуэнья?

Мадам Паче. Рамолитико, да! Старый рамолитико и такая красотка! Но мехор... лутче для тебя! Если тебе не любится он, зато научит тебя пруденсторожности!

Мать (на глазах у пришедших в замешательство актеров яростно вмешивается в эту сцену. До сих пор на нее никто не обращал внимания; теперь все пытаются удержать ее. Она срывает с головы мадам Паче парик и швыряет на пол. Это вызывает приступ всеобщего ве­селья). Ведьма! Ведьма! Убийца! Дочь моя!

Падчерица (подбегая к Матери, пытается ее ус­покоить). Успокойся, мама! Ради бога, успокойся!

Отец (подбегает одновременно с Падчерицей). Ус­покойся, прошу тебя... сядь, посиди!

Мать. Гоните ее вон!

Падчерица (подоспевшему Директору). Маму нужно увести отсюда!

Отец (Директору). Вместе они не могут оставать­ся! Именно поэтому мадам не было с нами, когда мы пришли сюда!.. Если они будут вместе, развязка, как вы понимаете, наступит моментально, и все действие по­летит к черту!

Директор. Ничего! Ничего! Для чернового про­гона и так не плохо! Потом я склею все эти разорванные сценки. (Усаживает Мать на прежнее место.) Возь­мите себя в руки, сударыня, успокойтесь, сидите тихо!

Падчерица, снова вышедшая на середину сцены, обращается к мадам Паче.

Падчерица. Продолжим, мадам...

Мадам Паче (обиженно). Ах, но! Мильон благо­дарностей! Я ни шагу, пока на сцене твоя мадре!

Падчерица. Пошли дальше! Пусть входит «сень­ор рамолитико, который хочет делать амур со мной!» (Повелительно.) Эта сцена должна быть сыграна... Да­вайте, давайте! (К мадам Паче.) Вы свободны, можете идти!

Мадам Паче. Я ушел, ушел... ушел совсем... (Подняв с полу парик и гордо взглянув на Актеров, в ярости покидает сцену.)

Актеры провожают ее смешками и шутливыми аплодисментами.

Падчерица (Отцу). Входите, входите же! Что вы там крутитесь? Сделайте вид, будто входите! Вот так! Я стою здесь, скромно опустив голову... Говорите! Гово­рите так, будто видите меня впервые: «Добрый день, синьорина...».

---

Смотрите также файлы

• Метерлинк Морис - Слепые.doc

• Метерлинк Морис - Синяя птица.doc

• Ионеско Эжен - Лысая певица.doc

• Ибсен Генрик - Кукольный дом.doc

• Брехт Бертольт - Трехгрошовая опера.doc