Файл: Товстоногов_Репетирует и учит.pdf

Г.А. Пожалуйста.

ЛЕБЕДЕВ. А мы будем еще раз повторять сцену? Г.А. Конечно, только проверим финал.

(Хору-табуну). Выходите, выходите смелее, товарищи! Здравствуйте-здравствуйте всем. Мы сейчас попробуем выстроить финал. Распределитесь, чтобы выйти из трех дверей в образе толпы, приветствующей Князя, Феофана и Холстомера. Приготовились.

КОВЕЛЬ. Когда выходим, то что мы делаем?

Г.А. Сейчас будет ясно, что вы делаете. Пока нужны самые сильные мужчины, на плечи которых мы могли бы посадить наших высоких и тяжелых Мироненко и Басилашвили. Остальные будут помогать.

БАСИЛАШВИЛИ. Берите, берите, не бойтесь, только не роняйте! Им тяжело, Георгий Александрович!

МУЖСКИЕ ГОЛОСА. Ничего-ничего. ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА. Да они у нас атланты. Г.А. Нет-нет, вижу, что тяжело, опустите.

ВОЛКОВ. Не получится. Так не получится. Надо сделать что-то вроде маленьких кресел. КАРАВАЕВ. Давайте еще раз. А до каких пор держать?

Г.А. До зонга про «Кузнецкий мост». К началу мелодии можно опустить. ЛЕБЕДЕВ. Пока отдыхают, давайте споем зонг.

Басилашвили, Лебедев и Мироненко поют.

Г.А. Нет, втроем не получается разгул.

РОЗЕНЦВЕЙГ. Может, мы попробуем сделать запись Хора, а троицу оставим живьем? Г.А. Давайте сделаем пробные варианты, потом выберем.

После часового поиска варианта исполнения зонга объявляется перерыв. После перерыва.

Начнем с появления Серпуховского. Приготовились к сцене торга.

477

¶Генерал демонстрирует Князю товар.

(Панкову.) Я вас не слышу, Павел Петрович, вообще не слышу. Вы что-то бормочете, а я вас не слышу из восьмого ряда.

Князю показан Милый, но, равнодушно посмотрев на него, Князь в очередной раз взглянул на Холстомера. И вдруг Милый, обогнув стойла, оказался между Князем и Холстомером.

(Волкову.) А как вы тут оказались? Почему нарушили сцену?

ВОЛКОВ. Мне кажется, Милый не может пассивно стоять на одном месте. Г.А. Но вы сняли общую сцену!

ВОЛКОВ. Пожалуйста, я могу пассивно пережидать...

Г.А. Но почему пассивно? Пассивно не надо! Разве вам нечем жить наполненно? ВОЛКОВ. Роль лишается юмора. Был испанский танец, вы запретили.

Г.А. При чем тут испанский танец?

ВОЛКОВ. Ну, юмор был. Все говорят: был!!! Теперь в танце его нет. Так разрешите мне хотя бы сделать перебежку к Князю?

Г.А. Нельзя, Миша. Повторяю, вы снимаете очень важную сцену: переглядку Князя и Холстомера. Вы перечеркнули процесс выбора, неужели не ясно? Вы — с одной стороны, Холсто-мер

— с другой, у Князя — и Олег Басилашвили это играет — переключение объектов, зачем же вы устраиваете мазню?

(Басилашвили.) Мне не хватает момента провокации. Взгляд на Милого, потом на Холстомера, снова на Милого. Знаете, что я должен успеть подумать, Олег? «Неужели Милого выберет? Неужели?» И, глядя уже не на лошадей, а куда-то в направлении директорской ложи: «Я выбрал». И сигарой показал на Холстомера: «Беру!»

Эпизод у Серпуховского.

(Лебедеву.) Вместо «с утра приходил ко мне старший кучер Феофан», — скажи: «Все тот же старший кучер Феофан», — а то получается, что вы не знакомы.

(Суфлеру.) Тамара Ивановна, впишите, пожалуйста.

ЛЕБЕДЕВ. Давайте повторим сцену у Князя. (Басилашвили.). Мне кажется, вы неверно, Олег, поете «если хочешь, чтоб тебя любили...» Вы попадаете в некую современную манеру, про-

ступает характер подворотни. Но мы играем Толстого. И такое качество пения выбивает. БАСИЛАШВИЛИ. У меня от Толстого во всей роли одна лишь фраза: «И вышел Князь!» ЛЕБЕДЕВ. Мне кажется, вы в песне играете характер, а надо от имени Басилашвили — от-

ношение к Князю.

БАСИЛАШВИЛИ. Не понимаю, Евгений Алексеевич, что конкретно я должен сделать? ЛЕБЕДЕВ. Сейчас немножко утрируете, по-одесски этак: «Ес-ли хо-чешь, чтоб те-бя лю-би-

ли...»

БАСИЛАШВИЛИ. Вот я и пытаюсь выявить в этом свое отношение. Если оно манерно, если режет слух, пожалуйста, я приберу или сниму это, но тогда я как раз попаду в характер Князя, а не в мое отношение к нему. Но сам текст, сама песня тянет на это отношение.

ЛЕБЕДЕВ. Черт его знает, может, я не прав, но вот я говорю текст Толстого, перечитываю его дома и с каждым разом понимаю, что это глыба. Толстого я до сих пор выучить не могу, потому что вчитываюсь и тону в его глубине! А песни все выучил. Легко. Потому что там бред! Бред всегда легко запоминается!

ГА. Не будем сейчас обсуждать достоинства и недостатки текстов инсценировки, давайте повторим сцену.

(Басилашвили.) Когда Холстомер говорит о том, как вы ездили к Матье, воскликните: «Ах, Матье», — возьмите ее фотографию и рассмотрите! Молодец! Хорошее княжеское умывание! И снова почитал французский роман! Постриг усы и на Феофана: как же ты мог не состричь лишний волос у Холстомера? Ай-я-яй, Феофан, как ты мог проглядеть? И сам состриг волосок!

(Мироненко.) Что это у вас там за поясом свисает? МИРОНЕНКО. Бархотка для чистки копыт.

Г.А. Очень режет глаз. Надо ее как-то спрятать.

478

¶КОЧЕРГИН. Она не будет мешать. Сейчас бархотка черная, а должна быть под цвет костю-

ма.

Зонг «Кузнецкий мост».

РОЗЕНЦВЕЙГ. Не получается. Без дирижера тут не получится. Надо медленно-медленно на-

чать:

На Кузнецком узком на мосту Эх, рассечь толпу, да на лету... Г.А. Давайте так! Завтра с десяти до двенадцати для всех участников музыкальная репетиция.

(Розенцвейгу.) И сделайте пробную запись Хора.

22 октября 1975 года

Г.А. (Басилашвили). Олег Валерьянович, вы не могли бы сегодня вечером приехать в театр, и вместе с Валентиной Павловной Ковель, Семеном Ефимовичем Розенцвейгом и со мной разобраться в тексте следующих сцен, чтобы не тратить время на утренних репетициях?

БАСИЛАШВИЛИ. Конечно, Георгий Александрович. Г.А. Тогда мы пришлем за вами машину.

На сцене детали оформления второго действия. Г.А. рассказывает Кочергину об идее использовать в другом качестве бочку: пуфик и свисающая материя.

КОЧЕРГИН. Можно обить пуфик китайским материалом. Замечательно будет смотреться. РОЗОВСКИЙ. Вы хотели бы использовать пуфик у Матье? Не хотелось бы. Она не так бога-

та. Куртизанка, циркачка. Вот у Бобринского должна быть богатая обстановка, туда бы. КОЧЕРГИН. Я сделаю двусторонний рисунок. С одной стороны — коричневатый, с другой

— зеленоватый. И сделаю так, чтоб можно было выворачивать, как угодно.

Появились артисты оркестра в цыганских костюмах.

Г.А. Что, одет оркестр? (Кутикову.) Осветите их, пожалуйста.

КОЧЕРГИН. Хорошо, что костюмы блеклые. Яркие забили бы все остальное. РОЗЕНЦВЕЙГ. А что делать со скрипачом? Он без очков ничего не видит, не может дви-

гаться.

Г.А. В то время не было роговых очков, но глазами и тогда болели. Надо заказать постановочной части оловянную оправу. Спасибо, Евсей Маркович, можно снять свет.

(Басилашвили.) Как продвигается ваше выздоровление? Прогресс есть?

БАСИЛАШВИЛИ (стараясь не хромать). Конечно, Георгий Александрович, есть прогресс.

Г.А. Вы только не переутомляйте себя. Если будет нужен перерыв — немедленно говорите. (Соколову.) Уберите все детали оформления второго акта.

Приготовились к репетиции, товарищи. Начнем с монолога Холстомера после оскопления. РОЗЕНЦВЕЙГ. Оркестр записал реплики, но еще не выучил их, извините, Георгий Алексан-

дрович.

Г.А. Какие могут быть извинения, Сенечка? Новая для них сцена, забудут — подскажите, а вот к прогону они все должны знать.

(Лебедеву.) Пройдем весь монолог, потому что в прошлый раз мы переставили местами куплеты зонга. Не трудно начать сразу с монолога?

ЛЕБЕДЕВ. Мне? Нисколько, пожалуйста. Г.А. Тишина, товарищи, начали.

ЛЕБЕДЕВ (Горской, суфлеру). Тамарочка, подсказывай мне только тогда, когда я замолчу, а то ты меня торопишь.

Запряжение. Конюх и Конюший схватили Холстомера.

Г.А. (Данилову и Штилю). Держите лошадь, не отпускайте, сами они не верят в перерождение мерина.

479

¶Переход в сцену торга лошадей.

Стоп! Почему Володя Козлов пассивен? Валя Караваев? Превращение Хора в Табун должно быть выразительно и четко сделано. С началом музыки вы поднимаетесь и из слушающих артистов зримо, пластически подчеркнуто превращаетесь в лошадей.

Еще раз.

(Басилашвили.) Олег, не забывайте сигару. Князь — гусар не лермонтовских времен, более поздний, толстовский.

Внимание! Князь и Холстомер хорошо зафиксировали встречу, но стоп-кадр должен быть и в оркестре, и Табуне. Еще раз этот момент... Вот, хорошо. Заиграла музыка, и все ожили.

Заболел Волков. Его нет на репетиции. Г.А. просит оркестр сыграть танец Милого. (Музыкантам.) Оркестр должен доиграть до точки.

РОЗЕНЦВЕЙГ. Но нет Волкова.

Г.А. Какая разница? Все равно оркестр должен играть до музыкальной точки. Нельзя обрывать мелодию на полуфразе. Потом, когда появится Волков, если надо сократить танец — сократим, удлинить — удлиним, но, в любом случае, фраза должна быть доиграна до конца.

Князь спрашивает Генерала, почему у Холстомера не смазаны копыта? Генерал зовет Конюшего. Конюший бежит к Генералу.

(Данилову.) Огромная пустая перебежка. А если ее озвучить? «Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство!»

ДАНИЛОВ. «Высоко»?

Г.А. Да, везде в отношении к Генералу прибавить «высоко».

Переезд Князя в Москву.

(Басилашвили, Лебедеву и Мироненко.) Давайте договоримся. У нас в первом действии коляска играется дважды: при переезде в Москву и в конце акта, при выезде на Кузнецкий мост. Так вот, хотелось бы, чтобы между этими двумя поездками было резкое отличие. Если вторая сцена — массовое восхищение Холстомером, то сейчас идет его проверка. Ну, Феофан, или мы проиграли, или и на этот раз вкус меня не подвел!

БАСИЛАШВИЛИ. Теперь понятно, тогда и «Феофан, наддай!» обретает смысл. Я проверяю Холстомера, экзаменую его.

Г.А. Конечно! А если уже здесь понятно, что это идеальная лошадь, тогда нечего играть дальше. Обессмысливается конец акта.

БАСИЛАШВИЛИ. Георгий Александрович, а вас устраивает то, что я делаю с сигарой?

Г.А. По намечающейся тенденции — очень! Только надо к ней привыкнуть. Иногда замечаю, что она не родной предмет вашей жизни. Надо с ней сжиться, сродниться. Что я хотел сказать? При переходе на коляску не торопитесь. Распределитесь на музыку и во время поездки внимательно наблюдайте за Холстомером. Косите взгляд на лошадь. А если «наддать?» Если Холстомер обернулся на вас, подмигните ему! Но если уж подмигнул, то не просто так, а, мол, не подведи

меня, братец!

(Мироненко.) Юзеф, во время скачки вы тоже должны держать глаз на Холстомере, а вы по- чему-то смотрите в зал. Поездка, мы же договорились, — проверка, экзамен Холстомера.

(Лебедеву.) Можно двигаться и вперед, и назад. Есть пространство два-три шага. ЛЕБЕДЕВ. Вперед нельзя, сзади тоже темно.

КОЧЕРГИН. Вперед можно! Если Евгений Алексеевич сделает шаг вперед, то попадет в зону перекрестного освещения.

Г.А. Женя, тридцать сантиметров вперед, и вы будете хорошо освещены! ЛЕБЕДЕВ. А может, назад, к столбам?

Г.А. Там точечное освещение. К столбам не надо. Вот сейчас вы освещены, теперь двигайтесь вперед и обратно, на исходную точку. И все видно!

БАСИЛАШВИЛИ. Как нам разойтись после переезда? Г.А. А мы не решали эту проблему? БАСИЛАШВИЛИ. Нет, как-то проскакивали.

480

¶Г.А. Ну, давайте подумаем, как это органично сделать.

БАСИЛАШВИЛИ. Может, изменить музыку? Смена темы, и мы разошлись.

ЛЕБЕДЕВ. У меня есть предложение. Сейчас я покажу. Давайте чуть повыше, со скачки.

Переезд в Москву. В конце скачки Холстомер повторяет свою песню: «О-о-о-о/ Е-е-е-ей! О- о-о, е-е-ей! О-о-о, о-о-о!!!» Это лошадиный клич, который окрашивается то смехом, то

плачем.

Г.А. Очень хорошо, Женя, молодец!

БАСИЛАШВИЛИ. И может, на расходе мне сказать: «Ай, да Пестрый!» А Феофану подхватить: «Ай, да расписной!»

Г.А. Пожалуйста! Но лучше это сделать перед песней Евгения Алексеевича! Кульминация поездки! Сказали, разошлись, и Евгений Алексеевич запел!

РОЗЕНЦВЕЙГ. А может, как раз наоборот? Евгений Алексеевич спел, и тогда они сказали? Давайте попробуем?

Г.А. Зачем пробовать наоборот, когда ясно, что надо делать именно так? РОЗОВСКИЙ (Лебедеву). Хорошо бы во время скачки менять ритм.

Г.А. Надо ударнику давать стук копыт в ритм Евгения Алексеевича. Еще раз.

Повторение сцены и переход на московскую квартиру. Пока Холстомер рассказывает, как ему жилось, Феофан под музыку делает перестановку.

(Мироненко.) Не забудьте на столб поставить канделябр. КУТИКОВ. Он должен гореть?

Г.А. А что, это осуществимо?

КУТИКОВ. Конечно, только к столбу надо провести проводку. Г.А. Это было бы прекрасно.

КОЧЕРГИН. Но сейчас канделябр не готов. Там штырь надо сделать.

Г.А. Когда Мироненко выносит кресло, дайте ярче свет. Пусть будет игровая перестановка. Не надо ее стыдливо затемнять.

(Басилашвили.) К фразе Холстомера «У него была любовница» надо, чтобы вы уже смотрели на фото Матье, иначе получается иллюстрация.

БАСИЛАШВИЛИ. Конечно, я просто не нашел фото среди реквизита.

Г.А. Когда Феофан бархоткой чистит копыта лошади, доставайте фото. У них целая пантомима, и у вас будет достаточно времени.

БАСИЛАШВИЛИ. Я буду хранить ее у сердца!

Г.А. Пожалуйста, во время реплики Холстомера переложите фото в другую руку и подхватите Евгения Алексеевича: «Ах, Матье!»

(Розенцвейгу.) Не прерывайте музыку! Вся сцена должна идти под аккомпанемент, а то песня Князя становится вставным номером.

Князь состригает лишний волосок Холстомера.

(Басилашвили.) Укоризненный взгляд на Феофана пропустили: это же он невнимательно стриг лошадь.

Еще раз переход на московскую квартиру.

КОЧЕРГИН. Свет вводить с установкой кресла.

Повторение сцены.

Г.А. (Басилашвили.) Опять опоздали взять фотографию.

БАСИЛАШВИЛИ. А может быть, медальон вместо фото или его не будет видно? Г.А. Не видно, Олег, мелко для большой сцены.

(Мироненко.) Когда говорит Холстомер, вы зря смотрите в зал, играете с публикой. К залу надо повернуться на «кучер был красавец».

БАСИЛАШВИЛИ. Георгий Александрович, а можно мне все-таки по-хулигански сказать: «Ну, что, Феофан, нравится тебе Пестрый или не нравится?»

Г.А. Скажите.

ЛЕБЕДЕВ (суфлеру). Тамарочка, в который раз прошу: не торопи меня, подсказывай только, когда я молчу!

481

¶Пауза.

Г.А. (Горской, суфлеру.) Тамара Ивановна, подскажите текст! ГОРСКАЯ. «Хозяин и кучер были похожи». Г.А. Вот. Только хорошо бы вовремя. ГОРСКАЯ (бурчит). Вы сначала договоритесь.

Князь вынимает карманные часы, открывает крышку, звучит мелодия. «Двенадцать, Фео-

фан,

на бега опоздаем».

ИЗОТОВ. Ну, как, подходит музыка к часам? Г.А. Прекрасно подходит, спасибо!

Холстомер и Феофан в поклоне. Выходит Князь.

И вышел Князь во мраке... Во время монолога Холстомера Князь мог быть в контрсвете, а сейчас при выходе он должен быть так же освещен, как и Холстомер.

Феофан убирает кресло, освобождая место для финального зонга. (Мироненко.) Унесли кресло и не задерживайтесь! Сразу же возвращайтесь, очень хорошо,

когда вы втроем стоите. А может, кто-то другой унесет? Из Хора? Женя Соляков, помогите, пожалуйста.

Но кресло одному Солякову не унести. Помогает помреж Виктор Соколов.

РОЗОВСКИЙ. Надо ввести в прием дворовых.

Г.А. Да, надо подумать об этом, все перестановки в человеческих сценах могут делать дворовые.

На музыкальные акценты, вступление к зонгу — Рр-раз! Р-раз! Р-раз! — появляется Хор. На плечи Юзефа и Олега сажать не надо! Сразу встали в позицию зонга.

(Мироненко.) Не надо играть руками. Вообще ничего играть не надо. Все статично стоят, расставив ноги. И вы так же встаньте.

Зонг прерывается. Пауза. Холстомер: «Но счастливая жизнь моя продолжалась недолго. Я прожил так только два года».

(Розенцвейгу.) А где музыкальный акцент? РОЗЕНЦВЕЙГ. А разве он нужен?

Г.А. А как же?

РОЗЕНЦВЕЙГ. Акцент не трудно сделать. Но мне кажется это стандартным приемом. Г.А. Предложите нестандартное решение.

РОЗЕНЦВЕЙГ. Лучше вообще ничего не делать. Г.А. Но точки акта нет, как вы не понимаете?

РОЗЕНЦВЕЙГ. Тогда давайте просто ударим в тарелку. Г.А. Давайте. Еще раз зонг со второго куплета.

ХОР.

На Кузнецком люду — Се ля ви!

Хошь проехай мимо, Хошь дави. Пролетели безоглядно