Файл: chikhold.pdf

неизвестна своеобразная черно-белая переливающаяся пестрота литер и который не в состоянии оперировать инструментарием типографского искусства, всегда будет сталкиваться с сюрпризами, и проявлять недовольство. Даже средний наборщик, пользуясь хорошим эскизом, который не обязательно должен быть абсолютно чистым и понятным для неспециалиста, должен уметь набирать быстро и без особого труда. Мастер мог бы, конечно, набирать и без эскиза, если бы это потребовалось, однако и он, как правило, перед началом набора изготовит эскиз уже для того, чтобы избежать повторного набора, хотя бы даже одного — единственного слова. Мастер не сделает ни одного лишнего движения.

Существуют работы, требующие больших, чем обычно, затрат при проектировании или исполнении или при том и другом. Однако такие работы бывают редко. Даже если час работы проектировщика обходится, быть может, дороже, чем ча- сы работы наборщика, то три эскиза, даже очень точных, все же будут дешевле, чем три исполнения в наборе.

Но прежде всего проект должен быть пронизан духом полиграфии, не быть рассчитан на то, чтобы достигнуть эффекта с помощью других графических техник, например литографии или рисунка, либо превзойти их. Типографское оформление — это самостоятельное искусство. Известны две знаменитые работы, обе — подлинные памятники типографского искусства. Одна из них довольно известна, по крайней ме-

33

ре, по названию: Manuale tipografico Джамбаттисты Бодони, Парма, 1818 г. Другая, в техническом и художественном отношении намного более удивительная, известна лишь немногим. Я имею в виду Specimen-Album Шарля Дерье, Париж, 1862 г. Этот альбом набран и отпечатан с использованием сотен красок, бесконечного числа шрифтов и тысяч разнообразных по форме орнаментов. Он выполнен действительно с большим вкусом и непревзойденной точностью приводки множества цветных форм. И как бы сильно ни восхищался этим произведением даже наборщик, подлинно типографской работой его не назовешь. Это всего лишь обманчивая имитация литографских эффектов посредством типографики, мнимая победа типографики над литографией. Остаток таких ошибочных стремлений — субтильные английские рукописные шрифты в наших сменных кассах. Они имитируют литографию, и именно поэтому их нельзя назвать хорошими типографскими шрифтами. Хорошие литеры солидны, а чересчур тонкие волосяные штрихи не типографичны.

Хорошая типографика отличается простотой построения. Специфический и даже наиболее важный вид хорошего типографского набора выключенная на середину строка — и сейчас современен. Пишущий от руки и на машинке не любит ставить заголовки посредине, так как для него это хлопотно. Только в типографском наборе такое размещение целесообразно. Расположение различных по кеглю шрифтов ни центру друг под

34

другом — вместе с тем наиболее простой и наилучший типографский метод, так как междустрочные промежутки можно легко и быстро изменить в гранке. Искусство заключено большей ча- стью в выборе промежутков. Вертикально поставленные строки не только с трудом читаются, но и в техническом отношении не лишены недостатков, так как их подвижность в гранке намного меньше. О наклонном наборе, который противоречит типографской системе построения, и говорить нечего. Конечно, можно работать и с гипсом при составлении форм, но это уже не типографика.

Хороший набор экономит время и деньги. Кто может набрать обычную книгу (не считая титульных страниц) шрифтом одного единственного кегля и его курсивом, тот свое дело знает хорошо. Кому же для небольшой акцидентной работы или простого титула понадобится устанавливать три кассы, тому надо еще поучиться. Однако тот, кто полагает, что он может набрать бланк для письма целиком одним единственным кеглем, не должен думать, что нашел философский камень. Он путает удобство читателя со своим собственным и не замечает того, что текст состоит из важных и менее важных элементов.

Что мы делаем и как это мы делаем, должно во всех деталях проистекать из ясной и очевидной необходимости. Там, где мы ее не замечаем или не чувствуем, возникают неполадки. Вкусовщина способна позабавить, как танец на острие ножа, однако вряд ли такое искусство может пре-

35

тендовать на долгую жизнь. Наборщик должен быть мастером, а не клоуном, который каждый день чудит и паясничает по-новому.

Спор вокруг симметрии и асимметрии лишен смысла. Обе системы имеют сферы своего применения и свои особые возможности. Однако не следует думать, что несимметричный способ набора, как более поздний, непременно современен или даже лучший. Он ничуть не проще и не лег- че симметричного способа, и морщить нос по поводу симметричного способа, как якобы несколько устаревшего, есть признак недостаточной зрелости. Пусть каталог демонстрирует военный строй своим асимметричным построением. Но в книге асимметрия тормозит свободу чтения. Асимметричные бланки писем могут быть лучше, чем симметричные, но асимметрично набранные небольшие объявления, напечатанные на одной полосе, имеют ужасный вид. В оформлении важно не то, старый это стиль или новый, а только то, что хороню.

В следующей главе приводится выступление автора в Лейпциге 9 октября 1964 г. по случаю 200-летия Высшей школы графики и книжного искусства.

36

Значение традиции в типографском искусстве

Многочисленные сооружения и предметы быта достоверно свидетельствуют о нашем времени. Изменившиеся методы строительства совершенно преобразили архитектуру, новые способы производства и новые материалы форму большинства предметов. В этих областях почти что нечего говорить о традиции; сегодняшние постройки и многие из предметов обихода, которыми мы пользуемся, лишены традиций (если не принимать во внимание пока еще кратковременную традицию нескольких десятилетий).

Однако элементы и форма книги и многих произведений печати отчетливо связаны с прошлым, даже если их тиражируют в миллионах экземпляров. Форма букв неразрывно связывает каждого человека с прошлым, даже если он сам и не подозревает этого. То обстоятельство, что современными печатными шрифтами мы обязаны эпохе Возрождения, что зачастую они и есть шрифты Возрождения, — неизвестно ему или безразлично; буквы воспринимаются как данные и обычные знаки общения,

Традиция и конвенция предшествуют всему типографскому искусству. Traditio происходит от латинского trado — я передаю — и означает передачу от поколения к поколению преданий, обы-

37

чаев, обучение, учение. Слово «конвенция» происходит от convenio — сходиться — и означает соглашение. Я использую это слово и производное от него — «по соглашению» (konventionell) — всегда только в их первоначальном смысле.

Форма наших букв — как в старинных рукописях и надписях, так и в применяемых сейчас рисунках шрифтов — отражение постепенно застывшей конвенции, соглашения, которое сложилось в длительной борьбе. И после эпохи Возрождения во многих европейских странах «ломаные» национальные шрифты противопоставлялись антикве, связующей воедино все латинское; я надеюсь, что и сейчас последнее слово о фрактуре еще не произнесено. Но если отбросить фрактуру, строчные буквы — антиква эпохи Возрождения — наш шрифт на протяжении столетий. То, что последовало за ней, — не более чем модные изменения, зачастую лишь искажения благородной основной формы, но никак не улуч- шения.

Рисунки шрифтов Клода Гарамона, возникшие около 1530 года в Париже, по своей ясности, удобочитаемости и красоте вряд ли могут быть превзойдены. Они появились тогда, когда западноевропейская книга как вещь сбросила с себя средневековую тяжеловесность и приняла ту форму, которая и сейчас еще является наилуч- шей: стройное, вертикально стоящее прямоугольное тело, образованное из сфальцованных тетрадей и сшитых в корешке листов, в переплете, выступающие края которого защищают обрез.

38

За последние сто пятьдесят лет (или около этого) над формой книги манипулировали самым различным образом. Сначала применяемые пе- чатные шрифты заострились и утончились, книге стали придавать произвольно широкие пропорции, и она утратила свою портативность; затем принялись так сильно выглаживать бумагу, что страдали даже волокна, а вместе с тем и ее долговечность; наконец, начались реформаторские поиски англичанина Уильяма Морриса и его подражателей, и в заключение выступили на сцену немецкие художники шрифта первых трех десятилетий нашего века, большая часть которых сейчас забыта.

В основе всех этих экспериментов, которые могут, конечно, пленить историков и любителей и которые давали иногда что-либо стоящее или даже значительное для своего времени, лежит одна — единственная причина: недовольство существующим. Само стремление во что бы то ни стало создавать новое или необычное приобретает законность благодаря этому недовольству. Радость, доставляемая обычным, недостаточна; морочат себя неясным предчувствием, будто чтонибудь иное могло бы оказаться лучшим. Находят что-либо плохим, но не могут, однако, определить — почему именно, и стремятся попросту сделать это по-другому. Модные представления о форме, комплексы неполноценных вещей вокруг нас и новые технические возможности играют, конечно, свою роль, однако они менее действенны, чем протест юноши против окружающей сре-

39

ды — мира старшего поколения. Этот протест против старых форм почти всегда обоснован. Ибо Совершенство так редко! Хотя Совершенство встречалось во все времена, но никогда не было оно материальным или хотя бы духовным достоянием многих.

Среди произведений печати берется в расчет прежде всего то, с чем каждый ежедневно сталкивается. Сначала это книжка с картинками и букварь, затем книга для чтения, учебник, роман, газета, обыденные проспекты. Лишь очень немногие из них могли бы хоть сколько-нибудь порадовать нас своей внешностью. При этом изготовление хорошей детской книги или романа обходится не дороже, чем книги, пригодной только на худой конец. Нет сомнений — не ладится что-то во многих и многих произведениях печати. Но, не берясь методически исследовать причины дисгармонии, не будучи достаточно вооруженным для такого анализа, наивный думает, что что-ни- будь иное было бы, во всяком случае, лучше. И люди постоянно готовы предлагать ему все более упрощенные рецепты, выдавая их за последнее слово мудрости. Так, в настоящий момент это стихообразный набор строк гротеском, по возможности одним — единственным кеглем. Истинная причина столь многих несовершенств в книгах и других произведениях печати — отсутствие традиции или категорический отказ от нее, а также высокомерное, презрительное отношение к соглашениям

(Konventionen). Мы с легкостью читаем что-

40