Файл: chikhold.pdf

век либо группа людей рождают в нашем сознании контраст между геометрической строгостью парка и живым движением, приносят нам радость.

И хотя человек внешне симметричен, уже обе его половины лица никогда не бывают одинаковыми, а нередко даже довольно разными, и это различие подчеркивает выразительность лица и порой делает его красивым. Галька радует наш глаз больше, чем шар. Выразительность и жизнь означают движение. Неподвижная симметрия лишена напряженности и оставляет нас холодными и безучастными.

Очень богатая рамка барокко или иная симметрично построенная орнаментированная рамка, вероятно, кажется нам потому красивой, что движение орнамента нарушает всеобщую статику.

На самом деле, нарушение законченной симметрии есть требование красоты. То, что не совсем симметрично, значительно красивее безупречной симметрии. Искусство никогда не изображает нагого человека по стойке «смирно», а показывает его всего в несимметричной позе: это нарушение симметрии необходимо.

Точно так же мнимо симметричная книга красива и выразительна благодаря подсознательно воспринимаемой противоположности несимметричных рисунков слов и строк и стремлению увязать эти элементы в едином «симметричном» порядке: порядок в свободе. И наоборот, появление симметричных, статических букв, как, например, AHMTV, в динамичном наборе — приятный сдерживающий момент.

51

Даже смена мнимо симметричного порядка динамичным порой может быть приятной, скажем, в журналах. Однако для этого требуется уверенная рука мастера, так как вообще никакой рецепт не ведет к искусству. Новейшие примеры из акцидентного набора показывают, что по своей сущности естественный центрированный набор можно чрезмерно перегрузить, сделать претенциозным, что противоречит его назначению и превращает набор в крик моды.

Правильный набор, который является не господином, а слугой, определяется целесообразностью: поэтому не непоследовательно, а скорее уместно открывать книгу центрированным титулом и ставить посредине даже капительные заголовки, а подразделы начинать со смещенными влево заголовками.

Таким образом, мы видим, что между мнимо симметричным и не центрированным набором никакого противоречия не существует, а есть лишь многоступенчатые стремления к преимущественно центрированному или преимущественно динамичному расположению, которые во всех своих разновидностях, в зависимости от цели работы, могут быть правильными либо непригодными. Остается лишь надеяться, что каждый набор будет удачным в свете тех требований, которые к нему предъявляются.

52

Свободные от произвола соотношения размеров книжной страницы

и наборной полосы

Две постоянные величины правят пропорциями хорошо сделанной книги: рука и глаз. Здоровый глаз всегда удален от книжной страницы на две пяди, и все люди одинаково берут книгу в руки.

Размеры книг зависят от их назначения. Их средний размер рассчитан на руки взрослых. Детские же книги не должны изготовляться в размерах фолиантов, так как этот формат не сподручен для ребенка. От книги ждут полной или хотя бы достаточной портативности: книга величиной в столешницу — небыль, книга размером с почтовую марку — баловство. Нельзя приветствовать и очень тяжелые книги: пожилые люди не смогли бы двигать их без посторонней помощи. Великанам понадобились бы гораздо большие форматы книг и газет; карликам многие из наших книг показались бы чрезмерно громоздкими.

Существуют две главные группы книг: те, которые мы кладем на стол, чтобы штудировать, и другие, которые мы читаем, откинувшись на стуле, в кресле или в поезде. Книги, которые мы штудируем, следовало бы ставить перед собой в наклонном положении. На это решаются, однако, лишь немногие. Сидеть, склонясь над книгой,

53

так же вредно для здоровья, как и писать, приняв обычную при письме на плоском столе позу. Средневековый писец писал на пульте, расположенном так отвесно (иногда под углом в шестьдесят пять градусов), что мы едва отваживаемся называть его пультом. Пергамент удерживала натянутая поперек тесьма, и его постепенно пододвигали кверху. Линия строки, всегда горизонтальная, постоянно находилась на уровне глаз, а писец сидел перед пергаментом очень прямо. Еще на рубеже прошедшего и нынешнего столетий священники и чиновники писали, стоя за своими конторками, — здоровое, разумное положение при письме и чтении, ставшее, к сожалению, редкостью.

Впрочем, положение чтеца не имеет никакого отношения к размерам и пропорциям книг, предназначенных для штудирования. Их форматы колеблются от большого «ин октаво» до большого «ин кварто»: большие форматы — исключения. Книги для штудирования (или настольные книги) лежат на столе, и их нельзя читать, свободно держа в руке.

Книги, которые предпочитают читать, держа в руке, представляют собой всевозможные варианты формата «ин октаво». Совершенными были бы еще меньшие книги, имеющие стройные пропорции; их можно без всякого усилия часами держать в свободной руке. Только о светских книгах здесь идет речь: не все изложенные ниже соображения и правила пригодны для книг религиозного содержания.

54

Во время богослужения читают только по наклонно поставленной книге, а глаза чтеца могут отстоять от букв на расстоянии вытянутой руки. Обычная же книжная страница удалена от глаза читателя всего на длину локтя.

Существует много пропорций страницы, то есть линейных отношений ширины к высоте. Каждый знает, хотя бы понаслышке, об отношении золотого сечения: точно 1:1,618. Пропорция 5:8 есть не что иное, как приближение к золотому сечению. Трудно утверждать то же самое о пропорции 2:3. Помимо пропорций 1:1,618, 5:8, 2:3 для книг в первую очередь применяют пропорции 1:1,732 (1:sqr(3)) и 1:1,414 (1:sqr(2)). Смотри рис. 18.

Рисунок 1 приводит малоизвестный, очень красивый прямоугольник, построенный на основе пятиугольника; пропорция 1:1,538.

Геометрически определимые иррациональные пропорции страниц 1:1,618 (золотое сечение), 1:sqr(2), 1:sqr(3), 1:sqr(5), 1:1,538 (фигура 1) и простые рациональные пропорции 1:2, 2:3, 3:4, 5:8, 5:9 я называю ясными, сознательно выбранными, определенными, все остальные — неясными и случайными. Разница между ясным и неясным отношением заметна, хотя часто незначительна.

Многие книги не являют собой ни одной из этих ясных пропорций, а лишь пропорцию слу- чайную. Хотя и необъяснимо, но доказано, что человек находит плоскости, имеющие геометри- чески ясные, сознательно выбранные пропорции, более приятными или красивыми, чем плоскости,

55

Рис.1 Прямоугольник из пятиугольника.

Отношение 1:1,538 (иррациональное).

наделенные случайными пропорциями. Безобразный формат порождает безобразную книгу. Так как пригодность и красота произведения печати книга ли это или маленькая карточка — зависят от отношения сторон конечного формата бумаги, тому, кто хочет сделать красивую и приятную

56

книгу, нужно прежде всего избрать формат с определенной пропорцией.

Но одна и та же пропорция — будь то 2:3, или 1:1,414, Или какая-либо иная определенная пропорция — хороша не для всех родов книг. Мы снова сталкиваемся с назначением книги фактором, определяющим не только размеры книг, но и пропорции их сторон. Так, например, широкая пропорция 3:4 подходит преимущественно для книг «ин кварто», потому что они лежат на столе. Между тем карманная книжка с пропорцией 3:4 в такой же степени неудобна, как и некрасива. Даже если она совсем не тяжела, мы можем лишь короткое время держать ее в свободной руке, и, сверх того, обе половинки книги постоянно отваливаются назад: книга слишком широка. Это относится и к книгам формата А5; (14,8х21 сантиметр, 1:sqr(2)*, которые, к сожалению, не являются редкостью. Маленькая книжка, назна- чение которой свободно покоиться в руке, должна быть стройной, так как иначе мы не сможем управлять ею. Пропорция 3:4 здесь непригодна; хороша одна из пропорций 1:1,732 (очень стройная), 3:5 и 1:1,618, 2:3.

Итак, маленькие книги должны быть стройными, большие могут быть широкими; маленькие держат в свободной руке, большие лежат на столе. Старинные форматы бумаги, всегда имевшие пропорцию приблизительно 3:4, при фальце-

*

Один на распространенных форматов немецкого стандарта (так называемый DIN-Format). — Прим. пер.

57

Рис. 2 Формат «ин кварто»

и направление бумажного волокна.

вании дают поочередно пропорции 2:3 и 3:4; четвертушка — «ин кварто», или 3:4, восьмушка — «ин октаво», или 2:3. Обе главные пропорции 2:3 (октаво) и 3:4 (кварто) образуют разумную пару, как муж и жена. Попытка вытеснить их с помощью двуполой пропорции 1:sqr(2) (DIN, или так называемого «нормального» формата) так же противоестественна, как если бы пожелали устранить полярность полов.

Новые форматы бумаги избегают этого чередования 3:4—2:3—3:4—2:3 и сохраняют, уменьша-

58

Рис.З Формат «ин октаво»

требует иного направления бумажного волокна.

ясь вдвое, первоначальную пропорцию. Эта пропорция — 1:1,414. Однако листы, которые по направлению своего волокна годятся для «ин кварто», я не имею права использовать для книг «ин октаво», так как бумага легла бы в этом случае неверно; и для книг в одну шестнадцатую листа (седец) я не могу их применить, так как эта бумага была бы для них чересчур толстой. Поэтому мы справились бы с делом и без форматов бумаги, имеющих пропорцию 1:1,414. (Сравни рис. 2 и 3.)

Формат А4 (21х29,7 сантиметра) подходит,

59

правда, для набора в два столбца в журналах, и A5 годился бы для набора в два столбца; однако сплошной набор лишь редко выглядит удовлетворительно на этих форматах, и к тому же A5 неприятно держать в руке, так как он слишком широк, непортативен, неэлегантен. Некогда, в дни позднего средневековья, в те времена, когда особенно много книг писалось в два столбца, книги с пропорцией 1:1,414 были уже в обиходе. Гутенберг предпочел отношение сторон 2:3. В эпоху Возрождения книжная пропорция 1:1,414 почти совсем исчезает. Напротив, встречаешься со множеством подчеркнуто стройных, небольших и чрезвычайно элегантных книг в формате «ин фолио», которые должны были бы служить для нас образцом.

Помимо написанного в четыре столбца Codex Sinaiticus Британского музея — одной из древнейших книг на свете — существовали лишь немногие квадратные книги. В них не было надобности. В качестве книг для штудирования они слишком низки и чересчур широки, в качестве книг, которые надлежит держать в свободной руке, они так неудобны и неэлегантны, как ни один другой формат. Лишь в такое приятное, спокойное время. как эпоха «Бидермейер»*. с которой начина-

*

Бидермейер — собственное имя персонажа одного литературного произведения, ставшее нарицательным именем добропорядочного немецкого филистера («bieder Meier» значит «честный Мейер»). В семидесятых годах прошлого столетия этим именем

иронически окрестили целое художественное направление, начавшее развиваться в тридцатых и оставившее заметный след в немецкой живописи и прикладных искусствах второй трети девятнад-

цатого века. — Прим. пер.

60

ется падение типографского и книжного искусства, не были редкостью почти квадратные форматы «ин кварто» и очень широкие «ин октаво».

Какими безобразными стали книги в девятнадцатом веке, обнаружилось на рубеже двух столетий. Наборную полосу ставили точно посредине бумаги, все четыре поля делали одинаковой ширины. Страницы, составлявшие в паре разворот, потеряли взаимную связь и в результате распались. Над этим стали задумываться, правильно усмотрели проблему в отношениях между четырьмя полями и попытались выразить их в числах. Однако эти усилия приняли неверное направление. Лишь при определенных условиях поля могут образовать рациональную (т. е. могущую быть выраженной простыми числами) прогрессию (отношение внутреннего поля к верхнему, внешнему и нижнему), как, например, 2:3:4:6. Пропорция полей 2:3:4:6 возможна лишь тогда, когда формат бумаги имеет пропорцию 2:3 и формат наборной полосы соответствует ей. Если же бумага имеет иную пропорцию, близкую к 1:sqr(2), то при полях, находящихся в отношении 2:3:4:6, образуется наборная полоса таких пропорций, которые отличаются от пропорций страницы и поэтому негармоничны. Таким образом, секрет красивой книжной страницы не обязательно заключен в отношениях ширины полей, могущих быть выраженными простыми числами.

Гармония между размерами страницы и наборной полосы возникает благодаря однородности их пропорций. Если удастся связать между со-

61