Файл: Теории происхождения права (К вопросу о периодизации истории первобытного общества).pdf

В условиях общественной собственности и коллективного производства, совместного решения общих дел, неотделенности индивида от коллектива в качестве автономной личности, обычаи не воспринимались людьми как противоречащие их личным интересам. Эти неписаные правила поведения соблюдались добровольно, их выполнение обеспечивалось, в основном, силой общественного мнения, авторитетом старейшин, военачальников, взрослых членов рода. При необходимости к нарушителям норм-обычаев применялось принуждение, исходившее от рода или племени в целом (смертная казнь, изгнание из рода и племени и др.).

В первобытном обществе преобладало такое средство охраны обычая, как «табу» — обязательный и непререкаемый запрет (например, запрет под страхом тягчайших наказаний кровнородственных браков). Кроме запретов (табу), возникли такие способы регулирования, как дозволение и позитивное обязывание (только в зачаточной форме). Дозволения имели место в случаях определения видов животных и времени охоты на них, видов растений и сроков сбора их плодов, пользования той или иной территорией, источниками воды и др. Позитивное обязывание имело целью организовать необходимое поведение в процессах приготовления пищи, строительства жилищ, разжигания костров, изготовления орудий и др.

Нормативные обобщения (запреты, дозволения, позитивные обязывания), ставшие обычными способами регулирования первобытнообщинной жизни, — истоки формирования права.

1.2. Особенности социального регулирования в условиях праобщины

Г. Кларк в книге «Доисторический мир» позволяет себе следующее замечание: «Самый главный парадокс, с которым мы сталкиваемся, когда размышляем о своём происхождении, состоит в том, что человек, который благодаря своему разуму приблизился к полному господству над силами природы, противостоящими ему на этой планете, и который усиливает свою власть, покоряя космос, сам по себе есть животное»^[9].

Вместе с тем, разговор о праобщине как социальной организации, характерной уже для неандертальцев, предполагает её рассмотрение как сугубо человеческого, а не дочеловеческого феномена. Во-первых, праобщина была хотя и формирующимся, но уже человеческим обществом, а не дочеловеческим сообществом, и поэтому ее история не может быть отделена от последующей истории. Во-вторых, рассматривая эпоху праобщины как некое «дообщество», мы должны были бы допустить, что первобытнообщинный строй в отличие от всех других начался непосредственно со стадии своей зрелости, а это трудно принять теоретически.

В.Р. Кабо в книге «Первобытная доземледельческая община» пишет: «Община как форма организации зарождающегося производства возникла одновременно с возникновением самого человеческого общества. Она была естественно сложившимся коллективом формирующихся, а затем и сформировавшихся людей, необходимым условием их существования. Такое допущение правомерно, потому что важнейшей функцией первобытной общины как социального института была организация совместного хозяйства первобытного коллектива. Там, где есть человеческое общество, там есть и определённым образом организованный человеческий труд, коллектив тружеников, совместно добывающих средства существования, и определенная система разделения труда. Этот коллектив – община. Важнейшие экономические функции первобытного социума выполняла и выполняет прежде всего община, которая была и остается их основой, средоточием, базисом производства, что делает её универсальной ячейкой в структуре охотничье-собирательского общества. На протяжении истории первобытного общества менялись лишь формы общины, но сама она сохраняла значение ведущего социально-экономического института»^[10].

Эпоха праобщины открывается появлением целеполагающей орудийной деятельности и, следовательно, возникновением древнейших людей-архантропов, образующих первые, пока еще более или менее аморфные производственные коллективы. Основным содержанием эпохи является преодоление в процессе трудовой деятельности остатков животного состояния, унаследованных от стад человекообразных обезьян и предлюдей, упрочение социальных связей, а вместе с тем и завершение биологического развития самого человека.

Начало периода праобщины совпадает с выделением человека из животного мира и образованием общества. Очевидно, с возникновением целеполагающей трудовой деятельности было связано не только изменение отношения человека к природе, но и изменение отношений между членами первоначального человеческого коллектива. Таким образом, начало эпохи праобщины совпадает с появлением вполне осознанно изготовленных и применяемых орудий труда. Конечным рубежом эпохи праобщины было появление на смену ему «готового» человеческого общества — общинного строя.

Прогрессивное развитие каменных орудий, изменение физического типа самого человека, наконец, то обстоятельство, что общинный строй не мог возникнуть сразу, в готовом виде, — все это показывает, что праобщина не была застывшей во времени единообразной формой. Поэтому можно говорить об общине древнейших людей-архантропов, а также последующей во времени общине неандертальцев.

Праобщина представляла собой, вероятно, довольно небольшую группу людей. Большая группа вряд ли могла бы прокормить себя при слабой технической вооруженности раннепалеолитического человека и трудности добывания пищи. Собирательство требует большой затраты времени, а дает относительно мало пищи, притом чаще всего низкокалорийной; что же касается охоты на крупных животных, уже известной первобытному человеку, то она была сопряжена с большими трудностями, сопровождалась множеством жертв и не всегда была удачной. Таким образом, трудно представить себе, что праобщина состояла больше чем из нескольких десятков, скорее всего из 20—30 взрослых членов. Возможно, такие праобщины иногда объединялись в более крупные, но это объединение могло быть только случайным.

Жизнь праобщины скорее всего не была жизнью беспорядочно передвигавшихся с места на место собирателей и охотников. Раскопки в Чжоукоудяне рисуют картину оседлой жизни на протяжении многих поколений. Об относительной оседлости говорят и многие пещерные стойбища раннепалеолитического времени, раскопанные в разных частях Евразии на протяжении последних 60 лет. Это тем более вероятно, что богатство четвертичной фауны давало возможность длительного пользования кормовой территорией и, следовательно, позволяло занимать удачно расположенные и удобные навесы и пещеры под постоянное жилище. Вероятно, эти естественные жилища в одних случаях использовались на протяжении нескольких лет, в других — на протяжении жизни нескольких или даже многих поколений. В установлении такого образа жизни важную роль, несомненно, сыграло развитие охоты.

Выделение человека из животного мира стало возможным только благодаря труду, который сам по себе представлял коллективную форму воздействия человека на природу. Переход даже к простейшим трудовым операциям мог произойти только в коллективе, в условиях общественных форм поведения, при которых было возможно наличие подражания как механизма усвоения опыта предшествующих поколений. Это обстоятельство позволяет утверждать, что уже на самых ранних этапах антропогенеза и истории первобытного общества имело место регулирование в добывании и распределении пищи, в половой жизни и других сферах жизнедеятельности. Данный процесс усиливался действием естественного отбора, который способствовал сохранению именно тех коллективов, в которых сильнее были выражены социальная связь и взаимопомощь и которые противостояли врагам и стихийным бедствиям как монолитные объединения.

Развитие загонной охоты, совместная защита от хищных животных, поддержание огня —все это способствовало консолидации праобщины, развитию сначала инстинктивных, а затем и осознанных форм взаимопомощи. В этом же направлении сплочения коллектива действовало и усовершенствование языка. Однако наибольший прогресс приходится на заключительный этап существования праобщины — мустьерское время. Именно к этому времени относятся первые яркие свидетельства заботы о членах коллектива —неандертальские погребения.

Г.П. Григорьев даёт следующую характеристику мустьерскому обществу: «Это было общество со сложным домашним хозяйством, основой которого была осёдлая жизнь в жилище или приспособленном для жилья пещерном навесе или пещере. Мустьерское общество состояло из преплемён, живших чересполосно и объединявших несколько общин […] В мустьерском обществе существовала простейшая идеология, представлявшая собой осмысление существовавшего социального строя. Члены каждого предплемени были исключительно тесно связаны друг с другом и вместе с тем были социально чужды остальным предплеменам […] Зарождающаяся идеология была связана с производством. Та сумма священных традиций, которые усваивались юношами-мустьерцами от старших поколений, включала и традиции в обработке камня, в изготовлении каменных орудий, а также традиции, требовавшие соблюдения норм первобытной жизни с её замкнутостью в пределах своего предплемени и социальной отчуждённостью, существовавшей между предплеменами»^[11].

Не исключено, что одним из первых «правовых институтов», возникших в эпоху праобщин, была регламентация половых отношений, связанная с необходимостью сохранения целостности охотничьего или собирательского коллектива перед лицом конфликтов между самцами из-за самок. По этому поводу Г.Н. Матюшин отмечает: «В период напряжённой подготовки к охоте конфликты между членами стада представляли собой опасность для коллектива. Даже в том случае, когда они не вели к сокращению числа лиц, способных принять участие в охоте, они наносили значительный ущерб стаду. Расстраивая и даже срывая деятельность по подготовке к охоте, эти конфликты уменьшали шансы на успех и тем самым ставили всех членов коллектива перед угрозой голода. Постепенно, шаг за шагом, стали возникать в первобытном стаде запреты половых отношений в период охоты и подготовки к ней – половые охотничье-производственные табу. Наличие производственных табу зафиксировано этнографами у огромного числа племён и народов. У одних воздержание считалось обязательным лишь в ночь перед охотой (сваны, пигмеи, моту Новой Гвинеи), у других период воздержания начинался за 3-10 дней до начала охоты (байя, мальгаши, индейцы пуэбло, карок, хидатса), у третьих – за несколько недель и даже месяцев (индейцы каррьер, нутка, цимшиан). Но независимо от длительности времени, в течение которого требовалось воздержание от половых отношений, у всех народов, у которых отмечено бытование половых охотничье-производственных табу, существовала твёрдая вера в то, что такое воздержание является необходимым условием успеха охоты, что нарушение табу неизбежно повлечёт за собой неудачу»^[12].

1.3. Особенности власти и регулирования в раннепервобытной общине

Наступление верхнего палеолита ознаменовано крупными сдвигами в развитии производительных сил. Эти сдвиги повлекли за собой не менее крупные изменения в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время она требовала эффективного использования, преемственности и дальнейшего совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Праобщине с ее сравнительно аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу. Поэтому праобщина неизбежно должна была уступить место более прочной форме общественной организации. Такой организацией в эпоху раннепервобытной общины стал род как коллектив сородичей, связанный общим происхождением по материнской или отцовской линии. Одной из наиболее вероятных теорий, связанных с родовой организацией первобытного общества на рассматриваемом этапе является выдвинутая ещё Л. Морганом концепция материнского рода (матриархата). В пользу первичности матриархальных общин по отношению к патриархальным существует ряд аргументов. Во-первых, при очень низком уровне развития того общества, в условиях которого начала складываться новая организация, едва ли не единственной основой для упрочения социальных связей было осознание общности интересов в форме родства. Во-вторых, наиболее стабильной частью тогдашних коллективов были женщины, игравшие исключительную роль в заботе о потомстве и ведении домашнего хозяйства. В-третьих, как при нестабильности гаремных семей, так и при неупорядоченности полового общения, а следовательно, неопределенности отцовства отношения родства, по-видимому, должны были начать осознаваться как однолинейное родство между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской, линии.

Рост численности общины естественным образом вёл ко всё большему количеству конфликтов на почве ревности, разрывавших изнутри родовую организацию. Это вызвало расширение охвата половых отношений за пределы однородного коллектива. Простейший естественный путь устранения создавшихся противоречий вёл к постепенному возникновению дуальной организации – сочетания только двух первичных групп в одно постоянное взаимобрачное объединение, зародыш будущего племени.