ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 29.06.2019
Просмотров: 6084
Скачиваний: 45
Институциональность носит градуальный характер. Ядром институционального дискурса является общение базовой пары статусно неравных участников коммуникации — учителя и ученика, священника и прихожанина, следователя и подследственного, врача и пациента. Наряду с этим типом общения выделяется также общение учителей, а также учеников между собой. На периферии институционального общения находится контакт представителя института с человеком, не относящимся к этому институту. Таким образом, устанавливается следующая иерархия участников институционального дискурса: агент — клиент — маргинал.
К числу жанрово-стилистических категорий дискурса относится, на наш взгляд, и категория проективности. Дискурс представляет собой образование, построенное по определенным канонам в соответствии с целями и обстоятельствами общения, и степень каноничности дискурса и является основанием для его типизации. В этом смысле можно противопоставить базовый и проективный типы дискурса. Мы говорим о базовом педагогическом дискурсе, когда, например, учитель ведет урок и объясняет новый материал учащимся в школе. Вместе с тем учитель как агент дискурса может выступить в ином амплуа: вести политическую агитацию или рекламную кампанию, формально оставаясь в рамках своей сферы общения, в таком случае мы можем говорить о проективном политическом либо рекламном дискурсе на базе дискурса педагогического. Весьма вероятной является и такая ситуация, когда во время научной конференции или неформального обсуждения той или иной научной проблемы один из участников общения начинает читать своим коллегам лекцию, объясняя определенные понятия и концепции, т.е осуществляет проективный педагогический дискурс на базе научного. Базовый дискурс является в известной мере идеалом, хотя и представлен в определенных жанрах, выступающих в качестве прототипных для этого типа дискурса. Соотношение между базовым и прототипным дискурсом в определенной мере отражает соотношение между прямыми и косвенными речевыми действиями. Подобно тому как существуют принципиально имплицитные речевые акты (например, лесть — Петелина, 1985), существуют и принципиально проективные типы дискурса, это особенно касается дискурса масс-медиа. Так, например, политический дискурс реализуется в современной жизни преимущественно через средства массовой информации (Шейгал, 2000).
Нормы институционального дискурса отражают этнические ценности социума в целом и ценности определенной общественной группы, образующей институт.
Говоря о жанрово-стилистической категоризации дискурса, нельзя обойти вопрос о функциональном стиле. В лингвистической литературе функциональные стили рассматриваются как производные от функций языка (общение, сообщение и воздействие, по В.В.Виноградову, и соответственно выделяются обиходно-бытовой, обиходно-деловой, официально-документальный, научный, художественно-беллетристический и публицистический стили), как производные от сферы употребления языка с учетом экстралингвистических форм общественной деятельности (в нашем понимании — это общественные институты), от формы проявления языка (устной или письменной), от вида речи (монологической или диалогической), от способа общения (массового или индивидуального), а также тона, или регистра, речи (высокий, нейтральный, сниженный), как производные от трех базовых дифференциальных признаков — эмоциональность / неэмоциональность, спонтанность / неспонтанность, нормативность / ненормативность (Долинин, 1978, с.109—110). Известна радикальная позиция Ю.М.Скребнева (Skrebnev, 1994, с.15), который считал, что стиль представляет собой характеристику подъязыка, выделяемого исследователем в соответствии с целями исследования, и поэтому количество стилей может быть бесконечным — от стиля Ч.Диккенса до стиля кулинарных рецептов. На наш взгляд, продуктивным для понимания сущности функционального стиля может быть жанровый канон, т.е. стереотип порождения и восприятия речи в специфических повторяющихся обстоятельствах. В этом смысле дискурс представляет собой прототип, гештальт, когнитивное образование, сопоставимое с когнитивными образованиями, репрезентирующими предметы, события, качества и т.д. Термин "функциональный стиль" относится, на наш взгляд, к числу наименее удачных терминов в лингвистике, и поэтому, основываясь на критерии жанрового канона дискурса, мы предлагаем новое обозначение для обсуждаемого понятия — формат дискурса. Под форматом дискурса понимается разновидность дискурса, выделяемая на основе коммуникативной дистанции, степени самовыражения говорящего, сложившихся социальных институтов, регистра общения и клишированных языковых средств. Формат дискурса представляет собой конкретизацию типа дискурса, количество этих форматов является достаточно большим, но измеримым. Формат дискурса в свою очередь конкретизируется жанрами речи, которые выделяются на индуктивной основе.
К числу жанрово-стилистических категорий дискурса относится, на наш взгляд, категория развернутости и свернутости текста (амплификация / компрессия). Участники общения владеют обобщенными сценариями речевых жанров и могут разворачивать диалог в пределах того или иного жанра в соответствии с обстоятельствами общения. Это удобнее проиллюстрировать на примере простых речевых актов, например, просьба может состоять из трех типовых ходов — главного, вспомогательного и нейтрального, т.е. начала разговора, обращения, просьбы о просьбе ("Я хотел бы обратиться к тебе с просьбой"), мотивировки, обещаний, собственно просьбы, а также не относящихся к просьбе ходов. Чем короче коммуникативная дистанция, тем меньше вспомогательных компонентов будет использоваться. Но именно вспомогательные и нейтральные ходы представляют наибольший интерес для исследователя, стремящегося установить релевантные для речевого жанра параметры общения, а также этно- и социокультурную специфику этого жанра. Чрезмерная развернутость конкретного речевого действия на фоне прототипного речевого жанра свидетельствует о возможных дополнительных целях этого поведенческого акта (просьба + лесть + ирония + прямые и косвенные намеки + игра и т.д.). Чрезмерная свернутость такого же речевого действия также приобретает знаковый характер и сигнализирует либо о чрезвычайных обстоятельствах (просьба о помощи), либо о трансформации данного речевого акта в другой акт (просьба переходит в приказ). Аналогичным образом организованы и вторичные речевые жанры, так, например, отзыв официального оппонента о диссертации, написанный на 20 страницах, будет, вероятно, воспринят как экстравагантный способ изложить свою концепцию, показать свою эрудицию, и поэтому трансформируется в другой жанр.
Известны также анекдотичные сжатия определенных текстовых жанров (Заголовок "История мидян". Текст: "Начало истории мидян. История мидян темна и непонятна. Конец истории мидян").
Содержательные (семантико-прагматические) категории дискурса являются предметом оживленной дискуссии в лингвистической литературе (Гальперин, 1981; Трошина, 1982; Черняховская, 1983; Тураева, 1986; Макаров, 1990, 1998; Мышкина, 1991; Воробьева, 1993 и др.). Основные две линии в понимании категорий текста (и дискурса) состоят в том, что отправным пунктом в моделировании этих категорий может выступать текст как таковой либо текст в ситуации общения. В первом случае базовой категорией закономерно признается информативность текста в ее трех ипостасях, по И.Р.Гальперину: содержательно-фактуальная, содержательно-концептуальная и содержательно-подтекстовая информация. В рамках этого же подхода в качестве основной категории текста может рассматриваться его смысловая целостность (цельность, интегративность). Во втором случае с учетом диалогичности общения важнейшей текстовой категорией признается адресованность, фактор адресата. Эта позиция четко выражена М.Л.Макаровым (1990), который противопоставляет в тексте основную пропозицию (тему текста) и основную иллокуцию (идею, смысл текста).
Существенным является выделение общих и частных категорий текста, особенность первых состоит в том, что они свойственны всем типам текстов, а специфика вторых — в том, что они могут быть обнаружены лишь в определенных типах текста (Воробьева, 1993). В самом деле, направленность на адресата устанавливается как в лирическом стихотворении, так и в инструкции для покупателя, прилагаемой к товару, но подтекст в инструкции вряд ли может быть актуализован. Следует отметить, что содержательные категории текста во многих работах исследователей явно или неявно сориентированы на художественный текст как текстовый прототип. О.Розеншток-Хюсси (1994, с.76) не случайно устанавливает терминологическую пирамиду: диалог как обращение к слушателям, монолог как мышление вслух и плеолог как обращенность к читателям, как речь, которая адресована более чем одной аудитории, чтобы будущее удержало это в вечном пользовании, плеолог — прототип литературы. Именно поэтому мы считаем целесообразным при выделении категорий дискурса вначале сориентироваться на тип социальной дистанции в диалоге и соответственно на тип дискурса, а затем — на формат и жанр текста.
Основные две линии в моделировании категорий текста соответствуют, с одной стороны, герменевтической традиции интерпретации текста как самодостаточного явления, например, в границах стилистики декодирования, и экзегезе как толкованию текста с учетом внешних факторов его появления, как изучению "жизни текста", и, с другой стороны", противопоставлению понятности (понимаемости) и понимания текста (ср.: comprehensability — comprehension, Verstandigkeit — Verstehen в работах Р.Водак). Изучение дискурса, разумеется, предполагает выбор второй линии моделирования текстовых категорий.
К числу содержательных категорий дискурса относится интерпретируемость текста. Эта категория является, на наш взгляд, уточнением адресованности текста и проявляется в более частных категориях точности, ясности, глубины и экспликативности / импликативности текста. Особенность названных категорий дискурса заключается в том, что они в значительной мере меняют свои сущностные характеристики в зависимости от формата текста. Так, например, точность научного текста заключается в развертывании и уточнении характеристик понятия, точность делового текста — в строгом следовании жанровому канону (Ковшикова, 1997), точность художественного текста — в динамике образных ассоциаций (Тряпицына, 2000).
Коммуникативная ясность — это совпадение интенции автора и интерпретации адресата применительно к определенному тексту. Применительно к бытовому личностному общению ясность текста обеспечивается общностью тезаурусов участников коммуникации, ситуативной наглядностью (такое общение остенсивно по своей сути) и возможностью немедленной проверки адекватности понимания. В деловом общении ясность дискурса достигается благодаря клишированным (трафаретным) средствам общения, а также прецедентным юридическим и специальным (производственным, коммерческим, дипломатическим и др.) текстам (Глазко, 1996). Исследования Р.Водак (1997, с.68—69) убедительно доказывают, что формулировки как юридических документов, так и политических заявлений, предназначенных для широкой публики, понятны очень узкому кругу людей, при этом парафраза повышает степень ясности этих текстов только для тех людей, которые поняли текст с начала и без парафразы. Чрезвычайно интересным является вопрос о ясности текста применительно к религиозному (и мистическому) дискурсу: при достижении особого эмоционального состояния прозрения участники общения приобретают ощущение полного понимания внутреннего мира друг друга. Впрочем, может ли быть такое общение предметом изучения для лингвиста? Ясность художественного текста по своей сути фасцинативна: если текст оказывает на читателя или слушателя эмоциональное воздействие, если повторное восприятие этого же текста доставляет большее удовольствие, чем первое чтение, то интенция автора реализовалась успешно. Разумеется, возможны ситуации, когда читатели находят свой особый смысл в тех идеях и текстовых формах дискурса, которые для автора не играли никакой роли. Ясность научного текста определяется четкостью понятийно-терминологического аппарата, логичностью изложения, иллюстративным материалом и простым и строгим литературным языком.
Мы говорим о глубине текста, имея в виду возможную неоднозначность интерпретации смысла. Глубина дискурса определяется необходимым количеством объяснительных трансформаций для однозначной интерпретации текста, это операциональная категория. Глубина текста легче всего иллюстрируется методом "от противного": есть обстоятельства общения, не требующие того, чтобы над сообщением следовало бы задуматься, и есть обстоятельства, заставляющие внимательно проанализировать смысл прочитанного или услышанного. Прототипным глубоким текстом является универсальное автосемантичное высказывание — сентенция, афоризм, пословица. Например, "Если не я для себя, кто за меня? Но если я только для себя — что я? И если не теперь, то когда?" (Гиллель). Этот религиозно-этический постулат может быть прокомментирован в виде трех интерпретативных ходов: 1) Ошибается тот, кто считает, что от человека ничего не зависит; судьба человека — в его руках, и нужно действовать; 2) Ошибается тот, кто действует только в собственных интересах; замкнувшись на самом себе, превращаешься в ничто, 3) Нельзя терять время, откладывая на потом главное и необходимое, поскольку жизнь коротка, и можно опоздать. Глубоким может быть не только философский трактат, но и обыденное замечание, например, парадоксальная фраза в диалоге: "Не торопись, а то успеешь". За этой фразой стоит принцип жизни человека, не желающего погрязнуть в суете. Глубина текста является сигналом для адресата: нужно перейти к внимательному осмыслению сообщаемого.
Импликативность, т.е. наличие косвенно выраженного смысла, проявляется в обиходной речи как намек, в художественном тексте — как подтекст, в деловом общении — как саморепрезентация. В политическом дискурсе особый интерес представляют случаи дезавуирования, т.е. признания некоторых сделанных заявлений и сообщений либо не соответствующими действительности, либо отражающими личное мнение чиновника, находящегося на государственной или партийной службе и поэтому, как предполагается, имеющего право говорить только то, что санкционировано руководством.
Формально-структурные категории текста достаточно детально изучены (см. работы И.Р.Гальперина, О.П.Воробьевой, Н.Н.Трошиной и др.). Отметим, что эти категории позволяют установить содержательные характеристики текста, будучи неразрывно связанными с семантико-прагматическими и жанрово-стилистическими категориями. Например, формальная связность текста (когезия) соотносится с содержательной связностью (когерентностью), выступающей в качестве уточнения категорий информативности и целостности текста. Важно подчеркнуть то обстоятельство, что категории дискурса представляют собой аспекты изучения весьма сложного явления, определенный угол зрения, под которым можно рассматривать текст в ситуации. В данной работе предложен социолингвистический подход к изучению дискурса, в рамках этого подхода выделяются три типа категорий — тип дискурса, формат текста и жанр речи как базовые характеристики текста в коммуникативной ситуации.
3.3. Социолингвистические типы дискурса 3.3.1. Институциональный дискурс
Институциональный дискурс рассматривается в различных исследованиях, посвященных определенным типам общения, выделяемым на основании социолингвистических признаков. Весьма активно анализируется политический дискурс (Серио, 1993; Купина, 1995; Попова, 1995; Баранов, 1997; Базылев, 1998; Шейгал, 1998, 2000; Асеева, 1999; Гудков, 1999; Бокмельдер, 2000; Желтухина, 2000; Кочкин, 2000; Чудинов, 2001; Бакумова, 2002), много работ посвящено изучению делового дискурса (Астафурова, 1997; Ковшикова, 1997; Драбкина, Харьковская, 1998; Филонова, 1998; Яровицына, 1999; Сыщиков, 2000; Трошина, 2000; Чигридова, 2000; Кузнецова, 2001), внимание исследователей привлекает массово-информационный дискурс (Зильберт, 1986, 1991; Капишникова, 1999; Алещанова, 2000; Гусева, 2000; Курченкова, 2000; Майданова, 2000; Ягубова, 2001), освещаются различные аспекты рекламного дискурса (Пирогова, 1996; Анопина, 1997; Долуденко, 1998; Ксензенко, 1998; Ильинова, 1998; Домовец, 1999; Кочетова, 1999; Красавский, 1999; Рыбакова, 1999; Лившиц, 2001; Денисова, 2002), объектом изучения является научный дискурс (Богданова, 1989; Васильев, 1998; Яцко, 1998; Аликаев, 1999; Белых, 1999; Красильникова, 1999, Михайлова, 1999; Бобырева, 2000; Кириллова, 2001; Гришечкина, 2002), моделируется педагогический дискурс (Карасик, 1999; Коротеева, 1999; Лемяскина, 1999; Ленец, 1999; Толочко, 1999; Милованова, 1998), осуществляется лингвистическое описание религиозного дискурса (Крысин, 1996; Грудева, 1999; Карасик, 1999; Прохватилова, 1999; Агеева, 2000; Крылова, 2000), в меньшей мере освещена специфика спортивного (Аксенова, 1986; Зильберт, 2001; Панкратова, 2001) и медицинского дискурса (Бейлинсон, 2001). В данной работе предложена модель рассмотрения институционального дискурса применительно к педагогическому, религиозному и научному общению и показаны другие подходы к изучению типов дискурса (политический и медицинский), выделяемых на основании социолингвистических признаков.
Педагогический дискурс
В нашей работе дано описание институционального дискурса по определенной схеме: при анализе дискурса предлагается охарактеризовать его типовых участников, хронотоп, цели, ценности, стратегии, жанры, прецедентные тексты и дискурсивные формулы.
Участники педагогического дискурса - учитель и ученик. Учитель наделен правом передавать ученику знания и нормы поведения общества и оценивать успехи ученика. Учитель персонифицирует мудрость поколений и поэтому априорно обладает высоким авторитетом в обществе. В современном русском языке возникла потребность лексически разграничить характеристики учителя как социального типа, поэтому образовалась семантико-стилистическая парадигма слов: учитель, преподаватель, воспитатель, наставник, педагог, доцент, профессор, ментор, тренер, инструктор, гуру, гувернер (гувернантка), репетитор и др. . Семантически противопоставляются слова, обозначающие человека, который передает предметные знания в какой-либо области (преподаватель), либо того, кто оказывает влияние на формирование характера растущего человека (воспитатель, наставник).