Файл: "Право собственности юридических лиц".pdf

Эпоха, названная Ю.К. Толстым "периодом "триумфального шествия" категории оперативного управления"^[51], была в 80-х годах прервана началом перестройки. Именно тогда встал вопрос о необходимости совершенствования отношений государственной собственности, в том числе расширении прав предприятий относительно принадлежащего им имущества, а вместе с ним стали раздаваться призывы сдать в архив категорию оперативного управления. Так, В.П. Мозолиным была разработана концепция права хозрасчетного управления, которым наделялись государственные предприятия и объединения, находящиеся на хозрасчете, и которое, не в пример праву оперативного управления, должно было быть свободно от административных методов руководства экономикой^[52]. И хотя сам автор отмечал, что дело не в названии нового права, а в его содержании и обеспеченности необходимыми юридическими гарантиями, дискуссия о праве государственных юридических лиц в этот период фактически была сведена к терминологическому спору.

Концепции, направленные на "совершенствование" и "модификацию" права оперативного управления, получили свою законодательную реализацию в виде права полного хозяйственного ведения, закрепленного в 1990 году Законом СССР "О собственности в СССР". Указанное право было максимальным образом приближено к праву собственности: предприятие владело, пользовалось и распоряжалось принадлежащим ему имуществом по своему усмотрению, могло совершать в отношении его любые действия, не противоречащие закону и целям деятельности предприятия. Кроме того, к праву полного хозяйственного ведения имели субсидиарное применение нормы о праве собственности, что еще больше сближало два рассматриваемых вещных права. В Законе РСФСР "О предприятиях и предпринимательской деятельности" категория полного хозяйственного ведения была заменена правом хозяйственного ведения, хотя единство терминологии достигнуто не было.

Дуализм прав государственных юридических лиц на закрепленное за ними имущество был перенесен и в действующий ГК и получил негативную оценку в Концепции развития гражданского законодательства: было предложено устранить право хозяйственного ведения, оставив для государственных юридических лиц только одно право - право оперативного управления. При этом разработчики Концепции предлагают дифференцировать рассматриваемое право на виды в зависимости от того, насколько ограничено входящее в его состав правомочие распоряжения. Объем ограничений права оперативного управления может зависеть от категории субъекта данного права и от вида объекта, на который данное право распространяется^[53].

Представляется, что предложения, высказанные в Концепции развития гражданского законодательства и реализованные в проекте изменений ГК, превратят право оперативного управления в рамочное вещное право, в рамках которого можно будет создавать ad hoc вещные права, пусть даже со статусом "подвидовых подразделений", рассчитанные на применение к одному-единственному субъекту. Первые шаги на этом пути были, на наш взгляд, сделаны еще в 2010 году с внесением, в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений, изменений в ст. 120, 298 ГК, а также в Закон о некоммерческих организациях. Делению учреждений на частные и государственные, а последних, в свою очередь, на автономные, бюджетные и казенные учреждения сопутствовала дифференциация прав на закрепленное за ними имущество^[54]. Таким образом, уже сегодня мы говорим о как минимум пяти разновидностях права оперативного управления: право оперативного управления казенных предприятий, право оперативного управления частных учреждений, право оперативного управления государственных учреждений, в рамках которого можно выделить право оперативного управления казенных учреждений, право оперативного управления бюджетных учреждений и право оперативного управления автономных учреждений. Объем правомочий в рамках рассматриваемых прав, как и предлагалось в Концепции, зависит от категории субъекта права. Дифференциация права оперативного управления в рамках учреждения поставила под сомнение единство рассматриваемой формы юридического лица. В основе выделения любой организационно-правовой формы лежит единство общей специфики четырех признаков юридического лица: организационной и имущественной обособленности, самостоятельной ответственности и выступления в имущественном обороте от своего имени. Применительно к рассматриваемым субъектам необходимое единство отсутствует по причине различной степени имущественной обособленности каждого из видов учреждения, в связи с чем понятие "учреждение" становится лишь обобщающей правовой категорией, по сути объединяющей в себе четыре различные организационно-правовые формы.

В современной юридической литературе весьма распространено мнение об устаревании конструкций таких ограниченных вещных прав, как право хозяйственного ведения и право оперативного управления. При этом отмечается их социалистическая природа, принадлежность к иной правовой системе, построенной на государственном регулировании экономической деятельности, а также указывается на несоответствие рассматриваемых конструкций потребностям гражданского оборота, основанного на рыночном хозяйстве^[55]. Однако представляется, что причиной трактовки рассматриваемых вещных прав в качестве "социалистического пережитка" является не столько их законодательная конструкция, сколько теория, породившая данные вещные права и объяснившая их происхождение.

Право оперативного управления и право хозяйственного ведения намного ближе к праву собственности, чем это принято отмечать в юридической литературе. Рассматриваемая конструкция не только не противопоставляется праву собственности, но строится на его фундаменте, имея больше отличий от других ограниченных вещных прав, чем от права собственности. Еще в советской юридической литературе отмечалась направленность права оперативного управления на реализацию права собственности, а не на его обременение, что характерно для ограниченных вещных прав. Институт права оперативного управления, вслед за институтом права собственности, призван обособить в гражданском обороте имущество одного субъекта от имущества всех прочих субъектов гражданского права, что прямо следует из п. 1 ст. 48 ГК. Именно это позволяет Д.В. Петрову выделить особую категорию вещных прав - прав обособления собственного имущества: "если кто-либо не может владеть имуществом ни на праве собственности, ни на праве хозяйственного ведения, ни на праве оперативного управления, значит, этот некто не может быть признан субъектом права"^[56]. Право оперативного управления и право хозяйственного ведения наряду с правом собственности составляют основу правосубъектности отдельных участников гражданского оборота.

В цивилистической литературе принято отмечать, что в отличие от права собственности право оперативного управления: во-первых, зависит от власти собственника имущества; во-вторых, основывается на праве собственности и зависит от него; в-третьих, создание и существование субъектов права оперативного управления возможны постольку, поскольку собственник признает их существование необходимым и целесообразным; в-четвертых, допускает возможность собственника имущества обязать субъекта права оперативного управления исполнить определенное задание и использовать имущество строго по назначению ^[57]. Представляется, однако, что первые два из указанных отличий права оперативного управления от права собственности вытекают из признания законодателем рассматриваемого права ограниченным вещным правом, что само по себе требует критического осмысления. Третье отличие характеризует права учредителя в отношении созданного им юридического лица и не связано с правами на имущество. Что же касается четвертого - то, на наш взгляд, оно носит публично-правовой характер и характеризует не право собственника, а право публичной власти, суверена.

Необходимо разделять две социальные связи в рамках права оперативного управления и права хозяйственного ведения. Они представляют собой не одно, а два правоотношения с разной правовой природой и различным составом участников. Отношение юридического лица и всех остальных субъектов гражданского права, содержание которого заключается в праве юридического лица владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом и в обязанности всех третьих лиц воздержаться от нарушения обозначенного права, представляет собой абсолютное, вещное правоотношение. Причем это отношение ничем не отличается от отношений собственности. Иной характер носит отношение собственника имущества и юридического лица, которое используется в литературе для обоснования зависимости права оперативного управления от права собственности, присвоения ему статуса ограниченного вещного права, вещного права второго порядка. Объектом рассматриваемого отношения является не имущественный комплекс предприятия или учреждения, а деятельность рассматриваемых юридических лиц как самостоятельных хозяйствующих субъектов. В рамках рассматриваемых отношений управомоченное лицо, то есть собственник-учредитель, соединен с конкретным обязанным субъектом - юридическим лицом в лице его органов управления, от которых для удовлетворения интереса управомоченного требуется совершение активных действий, что не позволяет характеризовать их в качестве абсолютных отношений. Не свойственна рассматриваемой социальной связи и твердая определенность прав, характеризующая вещные правоотношения. Конкретизация прав собственника происходит в уставе созданного им юридического лица, в котором они могут получать расширение, по сравнению с перечнем, закрепленным в законе. Представляется, что рассматриваемые нами права публично-правового образования как учредителя унитарного предприятия или учреждения имеют такую же правовую направленность, что права членов (участников) хозяйственных товариществ и обществ, и составляют содержание правоотношений, возникающих по поводу создания, функционирования, реорганизации и ликвидации различного рода юридических лиц, то есть содержание корпоративных отношений. Следовательно, законодательное закрепление положения о сохранении права собственности на имущество, переданное государственным унитарным предприятиям и учреждениям, за публично-правовыми образованиями не имеет теоретического подтверждения. Права, предоставленные учредителю и реализуемые им в отношениях с созданным унитарным предприятием или учреждением, не дают оснований утверждать, что учредитель реализует свое право собственности, в этих правах нет элемента "вещности", они не обладают абсолютным характером. В связи с чем наличие рассматриваемых прав не может использоваться в качестве обоснования сохранения права собственности на имущество за учредителем государственного юридического лица.

Анализ названных социальных связей в качестве отдельных правоотношений, прямо не связанных друг с другом, приводит нас к выводу о том, что правомочия унитарных предприятий и учреждений в отношении закрепленного за ними имущества не имеют принципиальных отличий от правомочий собственника. На наш взгляд, на сегодняшний день нет препятствий для открытого признания субъектов права оперативного управления собственниками своего имущества, которыми они по сути своей и являются. Тем более что отпали идеологические предпосылки теории оперативного управления, в том числе необходимость обосновывать исключительную собственность государства на средства производства. Такая возможность кроется в самой теории оперативного управления, и ее реализация могла бы устранить противоречия, существующие в институте права оперативного управления. В частности, был бы решен вопрос о передаче субъектами этого права при реализации имущества третьим лицам больше прав, чем они имеют сами в отношении отчуждаемого имущества^[58].

Признание за субъектами права оперативного управления и хозяйственного ведения права собственности, безусловно, должно влечь за собой прекращение права учредителей (публично-правовых образований) на переданное рассматриваемым субъектам имущество. Их интересы в отношении государственных юридических лиц и их имущества должны реализовываться в рамках отношений учредителя и юридического лица. Вместе с тем природу рассматриваемых нами прав государственных юридических лиц нельзя назвать частнособственнической, прежде всего в силу того, что усмотрение государственных юридических лиц ограничено возложенными на них публичными функциями, находящими гражданско-правовое выражение в ограничениях их правосубъектности. Названные субъекты действуют в гражданском обороте не в своих интересах, а в публичных интересах. Следовательно, характер их прав полностью соответствует праву публичной собственности.

Действующее российское законодательство не лишено примеров закрепления имущества за юридическими лицами, созданными государством, на праве собственности. Речь, прежде всего, идет о государственных корпорациях, которые в соответствии со ст. 7.1 Закона о некоммерческих организациях признаются собственниками имущества, переданного им Российской Федерацией. В юридической литературе право собственности государственных корпораций принято относить к частной форме права собственности , что во многом предопределено субъектным критерием выделения форм права собственности, в соответствии с которым право собственности всех юридических лиц отнесено к частной форме права собственности . Вместе с тем государственные корпорации, так же как рассмотренные нами унитарные предприятия и учреждения, осуществляя право собственности, руководствуются не своим усмотрением, как предписано частным собственникам п. 2 ст. 209 ГК, а целями, ради реализации которых они созданы. Этими целями являются осуществление социальных, управленческих и иных общественно полезных функций. Нацеленность госкорпорации на удовлетворение публичного, а не частнособственнического интереса последовательно прослеживается при анализе целей деятельности, определенных законами о создании отдельных государственных корпораций. В связи с изложенным право собственности на имущество государственных корпораций следует рассматривать в качестве публичной формы права собственности. Предположение о том, что имущество, переданное государственным корпорациям, становится объектом частной собственности , а передача им имущества являет собой процедуру "скрытой приватизации" , представляется весьма спорным. Фактически имущество не меняет своего целевого назначения, которым остается удовлетворение публичных интересов, после ликвидации юридического лица оно возвращается учредителю и может и дальше использоваться в интересах общества другими субъектами (публично-правовыми образованиями или созданными ими юридическими лицами). Что же касается возможности дальнейшего отчуждения имущества государственной корпорации частным субъектам, представляется, что на него распространяются ограничения ст. 7.1 Закона о некоммерческих организациях, а следовательно, оно возможно только в рамках реализации целей рассматриваемых юридических лиц. О приватизации же можно говорить только в случае реорганизации государственных корпораций, в частности их преобразования в форму акционерного общества. Именно в возможности реорганизации государственных корпораций скрыт риск перехода их имущества из публичной формы собственности в частную, как это имело место применительно к имуществу ГК "Российские нанотехнологии".