Файл: Пеноуз Роджер. Тени разума. В поисках науки о сознании.doc

Кое-кто, разумеется, может заявить, что между этими двумя случаями употребления слова «понимание» нет четкого разли­чия. Если это так, то сама концепция осознания также не имеет точного определения. С этим, конечно, не поспоришь; однако у меня нет никаких сомнений в том, что осознание действительно представляет собой некоторую сущность, причем эта сущность может как наличествовать, так и отсутствовать — по крайней мере, до некоторой степени. Если согласиться с тем, что осо­знание представляет-таки собой некоторую сущность, то вполне естественно будет согласиться и с тем, что эта сущность долж­на являться неотъемлемой частью всякого подлинного понима­ния. Это утверждение, кстати, не отрицает возможности того, что «сущность», которой является осознание, окажется в дей­ствительности результатом чисто вычислительной деятельности в полном соответствии с точкой зрения

Я также полагаю, что термин «интеллект» следует употреб­лять исключительно в связи с пониманием. Некоторые же те­оретики от ИИ берутся утверждать, что их робот вполне мо­жет обладать «интеллектом», не испытывая при этом никакой необходимости в действительном «понимании» чего-либо. Тер­мин «искусственный интеллект» предполагает возможность осу­ществления разумной вычислительной деятельности, и, вместе с тем, многие полагают, что разрабатываемый ими ИИ замеча­тельно обойдется без подлинного понимания — и, как следствие, осознания. На мой взгляд, словосочетание «интеллект без пони­мания» есть лишь результат неверного употребления терминов. Следует, впрочем, отметить, что иногда что-то вроде частичного моделирования подлинного интеллекта без какого бы то ни бы­ло реального понимания оказывается до определенной степени возможным. (В самом деле, не так уж редко встречаются че­ловеческие существа, способные на некоторое время одурачить нас демонстрацией какого-никакого понимания, хотя, как в конце концов выясняется, оно им в принципе не свойственно!) Между подлинным интеллектом (или подлинным пониманием) и любой деятельностью, моделируемой исключительно вычислительными методами, действительно существует четкое различие; это утвер­ждение является одним из важнейших положений моих даль­нейших рассуждений. Согласно моей терминологии, обладание подлинным интеллектом непременно предполагает присутствие подлинного понимания. То есть, употребляя термин «интеллект» (особенно в сочетании с прилагательным «подлинный»), я тем самым подразумеваю наличие некоторого действительного осо­знания.

Лично мне такая терминология кажется совершенно есте­ственной, однако многие поборники ИИ (во всяком случае те из них, кто не поддерживает точку зрения ) станут решитель­но отрицать всякую свою причастность к попыткам реализации искусственного «осознания», хотя конечной их целью является, судя по названию, не что иное, как искусственный «интеллект». Они, пожалуй, оправдаются тем, что они (в полном согласии с ) всего лишь моделируют интеллект — такая модель не требу­ет действительного понимания или осознания, — а вовсе не пытаются создать то, что я называю подлинным интеллектом. Вероятно, они будут уверять вас, что не видят никакой разницы между подлинным интеллектом и его моделью, что вполне отвечает точке зрения . В своих дальнейших рассуждениях я, в част­ности, намерен показать, что некоторые аспекты «подлинного понимания» действительно невозможно воссоздать путем каких бы то ни было вычислений. Следовательно, должно существовать и различие между подлинным интеллектом и любой попыткой его достоверного численного моделирования.

Я, разумеется, не даю определений ни «интеллекту», ни «по­ниманию», ни, наконец, «осознанию». Я полагаю в высшей сте­пени неблагоразумным пытаться дать в рамках данной книги пол­ное определение хотя бы одному из упомянутых понятий. Нам придется до некоторой степени положиться на свое интуитив­ное восприятие действительного смысла этих слов. Если интуи­ция подсказывает нам, что «понимание» есть нечто, необходимое для «интеллекта», то любое доказательство невычислительной природы «понимания» автоматически доказывает и невычисли­тельную природу «интеллекта». Более того, если «пониманию» непременно должно предшествовать «осознание», то невычисли­тельное физическое обоснование феномена осознания вполне в состоянии объяснить и аналогичную невычислительную природу «понимания». Итак, мое употребление этих терминов (в сущности совпадающее, как я полагаю, с общеупотребительным) сводится к двум положениям:

а)  «интеллект» требует «понимания» и

б)  «понимание» требует «осознания».

Осознание я воспринимаю как один из аспектов — пас­сивный — феномена сознания. У сознания имеется и актив­ный аспект, а именно — свободная воля. Полного определения слова «сознание» здесь также не дается (и, уж конечно же, не мне определять, что есть «свободная воля»), хотя мои аргумен­ты имеют целью окончательное объяснение феномена сознания в научных, но невычислительных терминах — как того требует точка зрения . Не претендую я и на то, что мне удалось пре­одолеть хоть сколько-нибудь значительное расстояние на пути к этой цели, однако надеюсь, что представленная в этой книге (равно как и в НРК.) аргументация расставит вдоль этого пути несколько полезных указателей для идущих следом — а может, станет и чем-то большим. Мне кажется, что, пытаясь на данном этапе дать слишком точное определение термину «сознание», мы рискуем упустить ту самую концепцию, какую хотим изловить. Поэтому вместо поспешного и наверняка неадекватного опреде­ления я приведу лишь несколько комментариев описательного характера относительно моего собственного употребления тер­мина «сознание». В остальном же нам придется положиться на интуитивное понимание смысла этого термина.

Все это вовсе не означает, что я полагаю, будто мы дей­ствительно «интуитивно знаем», чем на самом деле «является» сознание; я лишь хочу сказать, что такое понятие существует, а мы, по мере сил, пытаемся его постичь — причем за понятием стоит некий реально существующий феномен, который допускает научное описание и играет в физическом мире как пассивную, так и активную роль. Некоторые, судя по всему, полагают, что данная концепция слишком туманна, чтобы заслуживать серьез­ного изучения. Однако при этом те же люди часто и с удо­вольствием рассуждают о «разуме», полагая, очевидно, что это понятие определено гораздо точнее. Общепринятое употребле­ние слова «разум» предполагает разделение этого самого разума (возможное или реальное) на так называемые «сознательную» и «бессознательную» составляющие. На мой взгляд, концепция бессознательного разума представляется еще более невразуми­тельной, нежели концепция разума сознательного. Я и сам неред­ко пользуюсь словом «разум», однако не пытаюсь при этом дать его точное определение. В нашей последующей дискуссии (доста­точно строгой, надеюсь)концепция «разума» —за исключением той ее части, что уже нашла свое воплощение в термине «созна­ние», — не будет играть центральной роли.

Что же я имею в виду, говоря о сознании? Как уже отмеча­лось ранее, сознание обладает активным и пассивным аспектами, однако различие между ними далеко не всегда чётко определено. Восприятие, скажем, красного цвета требует несомненно пас­сивного сознания, равно как и ощущение боли либо восхище­ние музыкальным произведением. Активное же сознание участ­вует в сознательных действиях — таких, например, как подъем с кровати или, напротив, намеренное решение воздержаться от какой-либо энергичной деятельности. При воссоздании в памяти каких-то прошедших событий оказываются задействованы как пассивный, так и активный аспекты сознания. Составление плана будущих действий также обычно требует участия сознания — и активного, и пассивного; и, надо полагать, какое-никакое со­знание необходимо для умственной деятельности, которую обще­принято описывать словом «понимание». Более того, мы остаем­ся, в определенном смысле, в сознании (пассивный аспект), даже когда спим, если при этом нам снится сон (в процессе же пробу­ждения может принимать участие и активный аспект сознания).

У кого-то могут найтись возражения против того, что все эти разнообразные проявления сознания следует загонять в тесные рамки какой-то одной — пусть и всеобъемлющей — концепции. Можно, например, указать на то, что для описания феномена сознания необходимо принимать во внимание множество самых разных концепций, не ограничиваясь простым разделением на «активное» и «пассивное», а также и то, что реально существует огромное количество различных психических признаков, каждый из которых имеет определенное отношение к тому или иному свойству мышления. Соответственно, применение ко всем этим свойствам общего термина «сознание» представляется, в лучшем случае, бесполезным. Мне все же думается, что должна суще­ствовать некая единая концепция «сознания», центральная для всех отдельных аспектов мыслительной деятельности. Говоря о разделении сознания на пассивный и активный аспекты, ино­гда четко отличимые один от другого, причем пассивный аспект связан с ощущениями (или «quaiia»), а активный — с прояв­лениями «свободной воли», я считаю их двумя сторонами од­ной монеты.

В первой части книги меня будет занимать, главным образом, вопрос о том, чего можно достичь, используя свойство мышле­ния, известное как «понимание». Хотя я не даю здесь определе­ния термину «понимание», надеюсь все же прояснить его смысл в достаточной мере для того, чтобы убедить читателя в том, что обозначаемое этим термином свойство — чем бы оно ни оказа­лось — ив самом деле должно быть неотъемлемой частью мыс­лительной деятельности, которая необходима, скажем, для при­знания справедливости рассуждений, составляющих Я на­мерен показать, что восприятие этих рассуждений должно быть связано с какими-то принципиально невычислимыми процесса­ми. Мое доказательство не затрагивает столь непосредственно другие свойства мыслительной деятельности («интеллект», «осо­знание», «сознание» или «разум»), однако оно имеет определен­ное отношение и к этим концепциям, поскольку, в соответствии с той терминологией «от здравого смысла», о которой я упо­минал выше, осознание непременно должно быть существенным компонентом понимания, а понимание — являться неотъемлемой частью любого подлинного интеллекта.

1.13. Доказательство Джона Серла

Прежде чем представить свое собственное рассуждение, хотелось бы вкратце упомянуть о совсем иной линии доказа­тельства — знаменитой «китайской комнате» философа Джона Серла — главным образом для того, чтобы подчеркнуть су­щественное отличие от нее моего доказательства как по общему характеру, так и по базовым концепциям. Доказательство Серла тоже связано с проблемой «понимания» и имеет целью выяс­нить, можно ли утверждать, что функционирование достаточно сложного компьютера реализует это свойство мышления. Я не буду повторять здесь рассуждение Серла во всех подробностях, а лишь кратко обозначу его суть.

Дана некая компьютерная программа, которая демонстри­рует имитацию «понимания», отвечая на вопросы о какой-то рассказанной ей предварительно истории, причем все вопросы и ответы даются на китайском языке. Далее Серл рассматривает не владеющего китайским языком человека, который старатель­но воспроизводит все до единой вычислительные операции, вы­полняемые в процессе имитации компьютером. При этом когда вычисления выполняет компьютер, получаемые на его выходе данные создают некоторую видимость понимания; когда же все необходимые вычисления посредством соответствующих мани­пуляций воспроизводит человек, какого-либо понимания в дей­ствительности не возникает. На этом основании Серл утвержда­ет, что понимание как свойство мышления не может сводиться исключительно к вычислениям — хотя человек (не знающий ки­тайского) и воспроизводит каждую вычислительную операцию, выполняемую компьютером, он все же совершенно не понимает смысла рассказанной истории. Серл допускает, что возможно осуществить моделирование получаемых на выходе результатов понимания (в полном соответствии с точкой зрения ), посколь­ку он полагает, что это вполне достижимо посредством компью­терного моделирования всей физической активности мозга (чем бы он при этом ни занимался) в тот момент, когда его владелец вдруг что-либо понимает. Однако главный вывод из «китайской комнаты» Джона Серла заключается в том, что сама по себе модель в принципе не способна действительно «ощутить» по­нимание. То есть для любой компьютерной модели подлинное понимание остается, в сущности, недостижимым.

Доказательство Серла направлено против точки зрения  (согласно которой любая «модель» понимания эквивалентна «подлинному» пониманию) и, по замыслу автора, в поддержку точки зрения (хотя в той же мере оно поддерживает и или ). Оно имеет дело с пассивным, обращенным внутрь, или субъективным аспектами понимания, однако при этом не отри­цает возможности моделирования понимания в его активном, обращенном наружу, или объективном аспектах. Сам Серл однажды заявил: «Несомненно, мозг — это цифровой компьютер. Раз кругом одни цифровые компьютеры, значит, и мозг должен быть одним из них». Отсюда можно заключить, что Серл го­тов принять возможность полного моделирования работы обла­дающего сознанием мозга в процессе «понимания», результатом которого оказалась бы полная тождественность внешних прояв­лений модели и внешних проявлений действительно мыслящего человеческого существа, что соответствует точке зрения . Мое же исследование призвано показать, что одними лишь внешними проявлениями «понимание» отнюдь не ограничивается, в связи с чем я утверждаю, что невозможно построить достоверную ком­пьютерную модель даже внешних проявлений понимания. Я не привожу здесь аргументацию Серла в подробностях, поскольку точку зрения она напрямую не поддерживает (а целью всех наших дискуссий здесь является как раз поддержка и ничто иное). Тем не менее, следует отметить, что концепция «китайской комнаты» предоставляет, на мой взгляд, достаточно убедитель­ный аргумент против , хоть я и не считаю этот аргумент реша­ющим. Более подробное изложение и различные контраргументы представлены в [339], обсуждение — там же и в [202]; см. так­же [79] и [340]. Мою оценку можно найти в НРК, с. 17—23.