Файл: antologiya-issledovaniy-kultury.doc

К оглавлению

==410

Д. Бидии. Культурная динамика и поиски истоков____________

там не додумались заняться внешней торговлей. Но хотя этому естественному порядку суждено было так или иначе укорениться в каждом таком обществе, во всех теперешних государствах Европы он до неузнаваемости искажен. Иноземная торговля отдельных европейских городов дала жизнь всем важнейшим их мануфактурам, или хотя бы тем, какие работали на дальний сбыт; мануфактуры же вкупе с иноземной торговлей породили самые главные сельскохозяйственные усовершенствования. Нравы и обычаи, утвердившиеся сообразно с характером первоначального их [этих обществ. — Прим. перев.] управления и пребывающие неизменными после того, как это управление значительно изменилось, неизбежно влекут их к такому неестественному и ретроградному порядку»⁵⁸.

Похоже, Смит готов вывести отсюда, что «естественный порядок вещей» проводит все общества через сходные стадии культурного развития:от сельского хозяйства к мануфактурному производству, а затем — к внешней торговле. Природная необходимость и природные склонности людей соединились, чтобы произвести эту естественно-культурную череду, но правящая верхушка наложила руку на природный порядок, отчего возник порядок противоприродный и ретроградный, отдающий предпочтение мануфактурам и внешней торговле.

Итак, перед нами начало того, что Дугалд Стюард назвал «теоретической, или предположительной историей», определяющей вероятные фазы культурного процесса на основе тех линий развития, которые считаются нормальными для человека рационального типа⁵⁹. Этот сравнительный метод исторической реконструкции» систематически разрабатывался культурной антропологией XIX в. В целом, философская мысль XVIII в. больше тяготела к констатации дискретности истории и к абстрактным историческим опытам, призванным доказать правоту разного рода теоретико-аналитических разработок. Хронологическая последовательность событий и вопрос происхождения не имели значения, а когда недоставало памятников письменности, вступала в свои права гипотетическая история. Высшей целью была такая наука о человеке, которая имела бы нравственно-нормативное значение и, основываясь на индуктивных выводах относительно «должного состояния человеческой природы», описывала идеальные формы добродетельной и счастливой жизни, этой природе соответствующие.

Люди XVIII в. видели науку о человеке систематической дисциплиной наподобие ньютоновых «Начал» и считали, что

==411

Динамика культуры

она должна опираться на опытные и конкретно-исторические данные, с одной стороны, и сделанные на их основе логические умозаключения — с другой. Истоки человеческого поведения нужно искать не в доисторических временах «естественного состояния», не в «принудительных и необычных условиях» вроде тех, какими окружен пойманный в лесах мальчик-дикарь⁶⁰, а в универсальных психологических законах. Исходным материалом для такой систематической науки о человеке будет история человечества в целом, т.е. сопоставленный исторический опыт человеческих обществ всего света. Всякий специфический опыт исключается, как не способный соперничать по убедительности с общеисторическим.

Нужно заметить, что XVIII век рассматривал природу человека и в исторической перспективе. Человек как организм считался частью природы и подчинялся действующим в ней универсальным законам. Согласно моногенетической теории Бюффона и Блуменбаха, человечество составляет единый род, а происхождение рас связано с изменениями «исходного рода» под влиянием климатических условий, пищевого рациона и всего образа жизни в данной конкретной среде⁶¹. Этот тезис получил дальнейшее развитие у Монтескье, который использовал его к тому же и для объяснения многообразия человеческих законов и институтов. По его словам, «именно разнообразие нужд при различных климатах — первопричина различий в образе существования, а это кладет начало и многообразию законов»⁶². Отсюда следовало, что человеческая природа в целом — продукт географических условий, а все ее разновидности обязаны своим существованием историческим случайностям миграций. Бюффон даже склонялся к мысли, что некоторые расовые особенности, например цвет кожи, постепенно стирались вследствие радикальных климатических изменений; поэтому при перемещении колонии негров в холодный пояс их потомки в восьмом, десятом или двенадцатом поколениях могли стать такими же светлокожими, как и аборигены⁶³. А Кант, следуя Лейбницу, утверждал, что в органических телах имеются простейшие детерминанты, или зачатки (Keime), определяющие их потенциальное развитие. Некоторые внешние факторы — такие как климат — вызывают или обусловливают актуализацию потенциального скорее, чем другие, но не могут ни породить эти «зачатки», ни воспроизвести их. Согласно Канту, «человек предназначался для всякого климата и любого состава почвы; это означает, что в нем должно быть скрыто много разно-

==412

Д. Бидни. Культурная динамика и поиски истоков____________

видностей зачатков и естественных предрасположений, готовых при надлежащих условиях либо развиться, либо отмереть, дабы он мог соответствовать своему месту в мире и явиться в череде поколений как рожденный для этого места и созданный для него»⁶⁴.

Итак. приспособление человека к внешнему окружению следует понимать не как дело случая или общих физических законов, но как «промысл природы, наделяющей свое создание потаенными внутренними ресурсами на все случаи в будущем»⁶⁵. Кантов телеолого-биологический тезис о врожденных и простейших «зачатках» в XIX в. воспринял Бастиан, использовавший его в своей концепции простейших мыслей. Бастиан учил о «зачатках мысли», предопределяющих психокультурное развитие всех народов и вполне сопоставимых с органическими психокультурными зачатками, предопределяющими эволюцию всех разновидностей животных данного рода⁶⁶. С исторической точки зрения интересно отметить, что биологический тезис Канта нашел поддержку у современных этнологов (таких, как Боас и его последователи), между тем как «культурный» тезис Бастиана утратил свое значение в этнологии, но завоевал новых приверженцев среди психоаналитиков (например, Рохейма и Юнга).

Из двух биологических тезисов наиболее привлекательным для социальной философии XVIII в. оказался географо-детерминистский. Именно его влияние побудило Монтескье соотнести культурные институты с космическими, политическими и физическими законами и выделить природную основу важнейших элементов человеческой культуры. В своих выводах относительно национального характера и темперамента он смешивал природу и культуру, связывая с биологическим темпераментом те стереотипные признаки культуры и личности, которые казались ему особенно яркими (например, мнимую склонность англичан к самоубийству)⁶⁷. Ясно видя тесное взаимосоответствие культуры и личности, он готов был признать приоритет темперамента и не вполне адекватно оценивал значение культурных условий в формировании индивида.

Монтескье опередил свое время и тем, что уловил взаимосвязь культурных явлений в их функции удовлетворения социальных запросов и нужд применительно к конкретным географическим условиям. Поначалу его более всего занимал «дух законов», т.е. реальные результаты их воздействия на общество и географическую среду. Монтескье исходил из того, что люди живут по законам человеческой природы и что сравнительно-историческое изучение положительного права и общественных институтов доказывает эту функциональную

==413

Динамика культуры

соотнесенность. В отличие от физико-биологического метода Малиновского и Радклиф-Брауна, его метод можно определить как историко-географический. Он указывал, что для проникновения в дух закона или обычая необходимо учитывать их историческую функцию и первоначальную цель законодателей в историческом контексте данного общества. «Законы, кажущиеся одинаковыми, не всегда имели одинаковое действие» и не всегда вызывались общим побуждением⁶⁸. «Вследствие того, что определить каждую из этих систем приличнее всего разуму, нам следует брать каждую из них как целое и сопоставлять в их целостности»⁶⁹. Он говорил, что гражданское право других народов не должно перениматься без предварительного знакомства с их институтами и политическим законодательством, которое позволит определить соответствие первого [гражданского права] последним. Таким образом, все, что во имя своей функционалистской доктрины защищали Малиновский и Радклиф-Браун, было предвосхищено Монтескье, хотя и без свойственного Малиновскому предубеждения против исторического метода.

Общее впечатление от «Духа законов» Монтескье таково, что автор, как сын своего времени, пытался соединить дескриптивный натуралистический метод изучения человека с нормативно-моралистическим, зачастую не сознавая их несовместимости. Это привело его, как и Адама Смита, к тому, что я назвал бы натуралистическим заблуждением, выводящим культурные нормы прямо из природы⁷⁰. Следуя первому методу, он пытался доказать, что позитивное право и обычаи функционально и исторически обусловлены потребностями человеческого естества в данной географической среде. А как моралист и законодатель, он принадлежал к рационалистической традиции в духе стоицизма, и, подобно Руссо, предписывал держаться законов разума для ограничения естественных влечений человеческого темперамента и влияний внешней среды и ради воспитания нравственных качеств. Он утверждал, что «человек, как физическое существо, управляется, подобно прочим телам, неизменными законами. Как существо мыслящее, он то и дело преступает богоустановленные законы и заменяет их собственными»⁷¹. Иными словами, человек, как мыслящее существо, способен к самоопределению и потому не может считаться одной из частиц мироздания, природа и функции которых определены физическими законами. Согласно Монтескье, стихийные порывы человека должны умеряться «мудрым законодателем»⁷². Итак, если натурально-позитивный дух человеческих законов следует понимать как

==414

Д. Бидни. Культурная динамика и поиски истоков____________

функцию физического естества, то моральный дух рациональных законов подчинен императивам и идеалам разума, которые часто противоречат природным склонностям данного народа. Заложив основы науки о человеке, Монтескье все же не вполне различал эти противоположные методы.

Этноисторический метод, вкупе с Kulturgeschichte⁷³, вновь оказался в поле зрения науки не ранее, чем поэты, языковеды, историки и философы под влиянием идей романтизма возродили интерес к примитивным и народным культурам. В духе веяний, идущих от Вико и Гердера, классическую культуру [античности], наряду с культурами новых народов, стали изучать как «вещь в себе», так что каждой эпохе и каждому народу приписывалась особая самоценность, которую историкам культуры надлежало раскрыть и истолковать⁷⁴.

Дарвинова теория биологической эволюции и введение в научный оборот новых археологических данных о древнейшем состянии человечества стимулировали новые поиски первоистоков⁷⁵. Историки и этнологи прошлого столетия, не в пример мыслителям XVII-XVIII вв., интересовались естественной историей культурного развития ради нее самой. Этнология, как понимали ее Тайлор, Леббок, Мэйн и Морган, была в значительной мере исторической дисциплиной и той частью истории культуры, которая имеет дело преимущественно с бесписьменными народами.

Под влиянием позитивистской философии науки, родоначальником которой был Конт, этнологи-эволюционисты, и среди них Тайлор и Морган, стали проявлять интерес к психологическим законам, лежащим в основе человеческой культуры. В своих индуктивных суждениях о природе человека они, в отличие от философов XVIII в., не обращались ни к эмпирическим и интроспективным данным индивидуальнопсихологического опыта, ни к избранным письменным источникам. Как и у Конта, их подход был прежде всего историко-социологическим, а в своем стремлении познать природу человека они опирались на сравнительно-исторический метод исследования культуры. Поэтому и формулы психологических законов должны были, с их точки зрения, явиться результатом, а не предпосылкой исторического изучения. Это означало, что не история культуры раскрывается через человека, а человек — через историю культуры.

Кроме того, этнологи XIX в. пытались проследить естественную историю культуры и этапы культурного прогресса. Их интересовало не только ментальное или духовное развитие человечества, но и сравнительное развитие искусств, обычаев и социальных институтов. Хотя Тайлор и